Когда порвется нить - Эрлик Никки

Несколько членов группы подались вперед.

— Я беременна, — сказала она.

— Боже мой!

— Господи!

— Поздравляю!

Со всех сторон донеслись восторженные восклицания.

Молчала только Мора, хотя, казалось, никто этого не заметил. Конечно, она была рада за Леа, но не могла не застыть в ошеломлении. У Леа была короткая нить. Разве она не испытывала те же страхи, те же тяготы? Мора подумала: что, если Леа задала себе те же вопросы, что и она, но пришла к другому ответу?

— Спасибо, ребята, — сказала Леа. — Я поняла, что скоро мне придется все вам рассказать. У меня близнецы, так что скоро будет заметно.

«Близнецы, — подумала Мора, — по крайней мере, это хорошо. По крайней мере, они будут друг у друга».

— Кто отец? — спросила Челси, и несколько человек бросили на нее встревоженный взгляд. — Что? Разве запрещено об этом спрашивать?

— Не волнуйтесь, — сказала Леа. — На самом деле я суррогатная мать для моего брата и его мужа, так что технически отцом является мой зять. Но яйцеклетки взяли мои, поэтому мы надеемся, что близнецы будут немного похожи на моего брата.

По группе пронеслось коллективное «ох», но это откровение произвело странный эффект на Мору. Отчасти она ощутила облегчение, не было нужды завидовать. С другой стороны, ей стало грустно.

— Твой брат и его муж должны быть тебе очень благодарны, — сказал Хэнк.

— Ну, они сказали, что если это будут мальчик и девочка, то они назовут их Леа и Лео. — Она засмеялась. — Я искренне надеюсь, что они шутят.

Террелл нежно коснулся руки Леа.

— Ты преподносишь им величайший подарок, — сказал он.

И Леа улыбнулась.

— Именно так они и сказали. — Она сложила руки на животе. — Странно, ведь и у моего брата, и у его мужа довольно длинные нити, поэтому мне казалось, что у них уже есть величайший дар, — произнесла она. — Но, возможно, они воспринимали это иначе. А теперь, оказывается, самый лучший дар они получат от меня.

Мора помнила, как папа римский вышел на балкон и назвал коробки даром Божьим. Возможно, для некоторых людей — брата Леа, Шона или Нины — они таковыми и были. Но у всех остальных, например у собравшихся в комнате 204, по крайней мере, были и другие подарки, как сказала Леа. Проблема была в том, чтобы просто их распознать.

Мюзикл, о котором упоминал Террелл, — мечты о сотне коротконитных, танцующих на бродвейской сцене, — конечно, тоже был подарком.

Момент, когда каждое утро Мора просыпалась рядом с женщиной, которую любила, с женщиной, у которой были все причины уйти, был щедрым даром.

Тот факт, что они с Ниной вообще могли любить друг друга свободно и открыто, был даром.

И она решила рассказать Нине правду.

Час спустя Мора сидела на краю кровати и смотрела на подругу.

— Я должна тебе кое-что сказать, — проговорила она. — Я знаю, что мы никогда не планировали заводить детей. И моя нить еще больше утвердила меня в этом решении. Мы не должны. Но, честно говоря, иногда… очень хочется.

Нина готова была вмешаться, сказать что-то доброе и вечное, возможно, даже поговорить о детях. Но Мора покачала головой.

— Не надо ничего обсуждать, — сказала она. — Все так, как есть. Но я не хотела ничего от тебя скрывать. Я просто хотела, чтобы ты знала, что я чувствую. И поняла, что, очевидно, можно о чем-то сожалеть или, по крайней мере, удивляться чему-то, но при этом знать, что сделан правильный выбор.

— Я даже не представляла, что это тебя беспокоит, — сказала Нина.

— Ну, я умею хранить тайны, — призналась Мора. — Я знаю, что мне повезло, мне всегда хватало уверенности в себе. — Она мимолетно улыбнулась. — Но иногда это мешает быть… беззащитной и слабой.

Нина села рядом с Морой.

— Я рада, что ты мне все рассказала, — сказала она. — Со мной ты всегда можешь быть слабой.

— Ты думала об этом? — спросила Мора.

— Честно говоря, не знаю, — тихо ответила Нина. — Не то чтобы я сознательно сделала выбор не иметь детей. Я просто никогда не принимала такого решения, понимаешь? А потом, когда мы с тобой нашли друг друга, я просто почувствовала себя счастливой.

Мора кивнула и вздохнула.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказала она. — Но самое удивительное, что я даже не хотела этого, пока не поняла, что, вероятно, не смогу получить это. Как будто дверь захлопнулась передо мной, прежде чем я смогла рассмотреть, что там внутри. И вероятно, дело даже не в детях. Может быть, дело в том, что теперь я не могу перестать думать о других дверях, которые тоже могут закрыться. Например, что, если я никогда не найду работу, которая мне действительно понравится? Что, если я не увижу другие страны? Что, если я никогда не сделаю что-то, что полностью меня изменит?

Нина обняла Мору.

— Ты меняешь всех, кого встречаешь, шагая по жизни. Это правда. Твое влияние на окружающих просто раздражает, — улыбнулась Нина.

И Мора засмеялась, мягко и немного сдержанно, но смех этот подтверждал, что с ней все в порядке. С ними все в порядке.

— Ну, может быть, Эми поторопится завести детей, и тогда у нас получится стать крутыми тетями.

Мора усмехнулась.

— Или, по крайней мере, я могу быть крутой тетей, а ты можешь читать им газеты перед сном.

И они обе снова засмеялись, на этот раз более искренне, а потом Нина поцеловала Мору в губы, и обе женщины снова упали на кровать.

Дорогой Б.,

сегодня на уроке лексики одна из моих учениц сказала, что «безрассудный» значит «чокнутый», и мне пришлось ей сказать, что она неправа. Она растерянно посмотрела на меня, а потом сказала: «Как жаль. Я думала, что это значит то, что я хотела, чтобы это значило». Я никогда раньше не слышала, чтобы ученики так выражали свои мысли, и я думала об этом весь день.

Может быть, с коробками тоже так. Никто не может объяснить, что они такое, поэтому в итоге они означают все, что мы хотим, чтобы они означали: божественное откровение, судьбу или магию. И неважно, насколько длинна ваша нить, она тоже может означать все, что вы хотите: разрешение вести себя как угодно, перестать сидеть на диете, мстить, бросить работу, рисковать, путешествовать по миру. У меня нет желания покидать своих учеников, но иногда я представляю, как проведу год за границей, совершу паломничество по любимым литературным местам, поброжу по драматическим болотам Эмили Бронте, искупаюсь на пляже фицджеральдовской Ривьеры, закутаюсь в пуховик, чтобы пережить зиму в толстовской России (хотя, скорее всего, я поехала бы туда летом).

Каждое утро я думаю: не сегодня ли я сдамся и открою свою коробку?

Если это не слишком личное, могу я спросить: вы не жалеете о том, что посмотрели на свою нить?

Э.

БЕН

Бен не знал, почему вдруг так удивился. В конце концов, он должен был ожидать этого вопроса.

Однако ответ он составил не сразу. Все оттягивал время, делая набросок нового здания, пока не стер и не перерисовал все столько раз, что в итоге вернулся к оригиналу, и тогда понял, что должен сесть и написать ответ. Но все было гораздо сложнее, чем выражал такой простой вопрос: «Не жалеешь ли ты, что посмотрел?» На поверхность грозились выплеснуться все эмоции, пережитые той ночью, когда он узнал о своей короткой нити. Шок, печаль и страх. Он вспомнил, какое выражение лица было у Клэр, когда она плакала.

Он верил, что незнакомка, с которой он переписывается, всегда была с ним честна, и хотел ответить тем же. И вдруг обнаружил, что не может заставить себя рассказать все до конца. Он предпочитал не вспоминать ту ночь. По крайней мере, пока.

Дорогая Э.,

для меня жизнь до получения и открытия коробки и после распалась на две совершенно непохожие друг на друга части. В прошлое возврата нет. Знаю, звучит банально, но это правда. Стоит о чем-то узнать, и сразу забывается, как это было прежде, пока вы этого не знали.