Ольга Карпович - Семейная тайна
– Вы домой не собираетесь? – спросила Вероника. – Мама, наверно, обед уже накрыла. И, по-моему, дождь сейчас ливанет…
В самом деле – непонятно откуда налетевший ветер взметнул с земли пыль, прошелестел валявшимися у обочины обертками от шоколадных батончиков, а потом донес до них отрывистые слова Макса:
– Олег, я думал, мы все уже выяснили. Я же вам сказал – в течение месяца. В течение месяца у меня появятся деньги, я гарантирую.
Вероника тут же обернулась в его сторону, вскинула брови и, кукольно округлив губы, протянула:
– Интересное кино! Значит, в течение месяца у него появятся деньги? Откуда бы это?
Ася пожала плечами и отвернулась.
Пусть эти долбаные родственнички сами плетут свои омерзительные интриги, а ее не впутывают!
Она ничего не желает об этом знать!
Гроза разразилась во время обеда.
Сквозь распахнутые окна столовой видно было, как небо прорезала ветвистая золотая молния – и тут же грохнуло прямо над крышей. Белые занавески, взметнувшись на ветру, завились какими-то немыслимыми узлами, зазвенели стекла в захлопавших рамах. Дождь обрушился на землю мгновенно, встал за окнами прозрачной пахнущей свежестью стеной.
Бабка Лидия едва не уронила от неожиданности тяжелую супницу. Быстро опустив ее на стол, она бросилась закрывать створки окон. На помощь ей поспешили Макс и Вероника. Лишь Александра, как обычно каркавшая что-то в телефонную трубку по-английски, кажется, даже не заметила обрушившегося на поселок стихийного бедствия.
Вероникины сыновья, воспользовавшись общей сумятицей, выскочили из дома и теперь, босоногие и полуголые, плясали во дворе под секущими их дождевыми струями, как туземцы.
– Закрывай скорей! – вопила бабка. – Максюша, вот тут прижми. Ах, проклятые рамы, совсем рассохлись! Вконец с ними измучилась…
– Ничего, мамик, – отозвался отец, с силой захлопывая рвущуюся из рук створку. – Недолго тебе осталось с ними бороться. У меня в квартире стеклопакеты.
– Это вы о чем? – Вероника тут же насторожилась и вскинула голову, как гончая, услышавшая свист.
Макс, кажется, понял, что проговорился, и, не обращая внимания на сестру, принялся сосредоточенно запирать шпингалеты. Лидия Сергеевна отозвалась:
– Ника, твои мальчики простудятся. Позови их в дом!
– Да черт с ними, пусть бесятся, – отмахнулась Вероника. – Замерзнут – сами придут.
Через несколько минут, когда все окна наконец были надежно закрыты, а семья вернулась за стол, так и не дозвавшись Ивара и Камиля, Вероника, помешав в тарелке с супом ложкой, возобновила разговор:
– Так о чем ты тут обмолвился, Макс? Мама к тебе переезжает?
– Никто ни к кому не переезжает. Отец еще жив, а ты говоришь такое, – оскорбленно поджала губы Лидия Сергеевна и всхлипнула. – Мы просто…
– Мы прикидывали варианты, на случай… если все закончится плохо, – вступил Макс. – Нельзя же закрывать на это глаза. Конечно, все мы хотим, чтобы папа оправился и прожил еще лет сто. Но Саша права: случается всегда именно то, чего никто не предусмотрел. Поэтому мы поговорили… чисто гипотетически…
– И ты, значит, благородно готов забрать маму к себе, – подытожила Вероника. – А дом? Что будет с домом?
– Ох, детка, не лезь в дела взрослых, а? – шутливо отозвался Максим. – Как это говорится? Не забивай свою очаровательную головку.
– Прекрати! – вдруг взвизгнула Ника. Она стукнула маленьким холеным кулачком по столу так, что брякнула, подпрыгнув, тарелка. – Я взрослый человек, у меня двое детей! Хватит выставлять меня перед всеми какой-то… дебилкой! Ты думаешь, я ничего не понимаю? Ничего не вижу и не слышу? Да я голову дам на отсечение, что ты уже уговорил маму продать дом.
– Ника, что ты кричишь? – возмутилась Лидия Сергеевна. – В доме больной человек, не забывай об этом. Конечно, мы с Максом обсуждали возможность продажи дома. Мне одной его не потянуть. И оставаться здесь будет слишком тяжело. Воспоминания…
Она страдальчески смежила веки и прикусила тонкие губы, являя собой этакую маску стоической борьбы с горем.
– О, ну, конечно, твой любимчик Макс уже насвистел тебе в уши с три короба, – скривилась Вероника. – Ты бы хоть задумалась: чего это он так торопится продать дом? Он же опять куда-то вляпался, влез в долги! И уже уверяет кого-то там по телефону, что в течение месяца у него появятся деньги!
Ася видела, как перекосилось лицо отца. Глаза сузились, словно у уличного разбойного кота. Даже голос его, когда он заговорил, как-то шипел и присвистывал:
– А ты-то чего так взбеленилась? – Он подскочил из-за стола и угрожающе склонился над Вероникой. – Ты, я смотрю, сама имеешь виды на дом? Как же, очередной ебарь сбежал, и детей теперь кормить нечем! Машину-то ты успела уже продать. Об этом, кстати, ты мамочке рассказала?
– Как машину?.. – ахнула Лидия Сергеевна, но Нику было уже не остановить.
– Ты не слишком ли губу раскатал, братик? – верещала она. – Мало того, что отхватил в свое время хату на Кутузовском…
– Ту квартиру, если помнишь, давно разменяли…
– А я-то чем виновата, что ты с женой не ужился, пришлось жилплощадь делить? Ты уже с родителей получил все, что тебе причиталось. Если дом достанется мне, будет только справедливо!
– Перестаньте! – простонала бабка.
Ася переводила ошеломленный взгляд с отца на – тетку.
Еще пару часов назад мирно подтрунивавшие друг над другом, теперь они, кажется, готовы были разорвать друг друга на части…
Внутри поднималось что-то темное, давящее, мешавшее дышать. Девочка с силой прикусила краешек ладони, пытаясь остановить подкатывавшие к глазам злые слезы.
– Постойте! – вмешалась Александра, до этой минуты сохранявшая нордическое спокойствие и лишь внимательно следившая за перепалкой домочадцев. – Все эти дрязги не имеют никакого смысла. В права владения наследством все мы вступим не раньше чем через полгода после папиной смерти.
Лидия Сергеевна вдруг удивительно спокойным голосом возразила:
– Вовсе нет, Сашенька. Дом зарегистрирован на меня. Я могу продать его в любой момент.
– Как? – так и осела Александра. – Это… это когда же вы так решили?
– А тебе-то что? Ты чего так распереживалась? – тут же налетел на нее отец. – Ты же, кажется, финансовых проблем не испытываешь?
– То есть ты считаешь, только потому, что вы с Вероникой ни копейки не способны заработать, я должна отказаться от прав на наследство? – холодно поинтересовалась Александра.
– Хватит! – не выдержала вдруг Ася.
Она вскочила из-за стола, стараясь прокричаться через душившие ее слезы.
– Хватит! Замолчите все, наконец! Дедушка еще жив, понимаете вы это? Он жив!
Внутри все дрожало и обрывалось. В горле непролитой мутью стояло чувство гадливости…
Однажды в детстве, играя во дворе, она как-то перевернула трухлявую корягу и увидела копошащихся под ней белых личинок. Она несколько минут стояла, оцепенев, не в силах отвести от них взгляд, чувствуя только, как по спине, вдоль позвоночника, бегут мурашки, на шее поднимаются дыбом тонкие волоски, к горлу приливает тошнота, а в груди холодит скользкое чувство омерзения.
Вот и сейчас Ася ощущала что-то подобное.
Разница была лишь в том, что тогда, в детстве, она бросилась к отцу, скучавшему на скамейке, захлебываясь всхлипами, указала трясущимся пальчиком на корягу, и тот, посмеиваясь, покровительственно приобнимая ее за плечи, подцепил корягу двумя пальцами и вышвырнул ее прочь за ограду, а личинки смыл водой из шланга. Теперь же ей не у кого было искать помощи и защиты от этого охватившего ее ощущения, будто она задыхается от столкновения с мировой мерзостью.
Она бросилась прочь из комнаты, повалив на ходу стул. Он грохнулся спинкой об пол – и, словно в ответ, снова загремел гром над крышей дома.
Ася и сама не поняла, почему, выскочив из-за обеденного стола, влетела именно в комнату деда.
Алексей Михайлович, все такой же недвижимый, с отливающими голубоватой бледностью запавшими щеками, лежал на кровати. В тишине, нарушаемой лишь отголосками спора из столовой, мерно попискивали многочисленные медицинские приборы.
Окно в комнате было приоткрыто – в начале грозы про него все забыли, и на подоконник натекла целая лужа воды. В ней мерно кружил занесенный ветром темно-розовый лепесток от одного из бабкиных – пионов…
Вся дрожа, Ася подошла к кровати, опустилась на колени и приподняла с матраса тяжелую жилистую руку старика. Бескровно-бледную, перевитую набрякшими голубоватыми венами. Кожа кисти была сухая и прохладная.
– Дедушка, – хрипло прошептала Ася. – Что же это, дедушка? Как им… Как они так могут, дедушка? Ублюдки! Стервятники…
