Ольга Карпович - Семейная тайна
Протянув руку, подхватила со стола одну из ваз, приготовленных матерью для цветов, и отпила из горлышка холодной сырой воды.
– Мама, – с трудом проговорила она. – Мама, зачем ты это сделала? Зачем заставила Андрея отпустить меня в Америку?
– Что-о? – протянула, округлив глаза, Лидия Сергеевна. – Какого Андрея? Какую Америку? Ты бредишь, моя дорогая? Я не понимаю, о чем ты…
– Ты все прекрасно понимаешь, мама! Не лги! – твердо сказала Саша. – Мне просто интересно… мне надо понять… Ты что же, так ненавидела его? Или меня, мама? Зачем ты сделала это? Неужели из мелочной бабской вредности?
– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, – выкрикнула мать. В голосе привычно задрожали слезы. – Это было двадцать лет назад, я совершенно не помню, кто кому и что говорил. И какое это теперь имеет значение? Боже мой, папа лежит при смерти, я еле держусь, а ты пристаешь ко мне с какой-то ерундой. Обвиняешь…
– Ты ведь сделала это нарочно, да? – Александра уже не могла остановиться.
Дрожащее лицо матери, ее наполненные слезами глаза, подрагивающий подбородок – это было так привычно, так обыденно. Она всегда так делала, когда хотела уйти от разговора. Но на этот раз Саша впервые в жизни не отступила.
– Ты внушала мне, что он со мной только ради связей. А ему – что я мечтаю об Америке, но не решаюсь ему сказать. Ты знала, что, если он начнет меня уговаривать ехать, я решу, что он отказался от меня, побоявшись ярости отца. Ты знала!
– Да что я такого сделала? – всплеснула руками мать.
Она случайно задела лежавшие на столе пионы, и цветы, подброшенные ее рукой, взлетели над скатертью и осыпались на столешницу багряно-розовым благоухающим дождем.
– Я не сказала ни одного слова неправды – ни ему, ни тебе! Ты хотела в Америку, ты мечтала об этой поездке три года, выклянчила у отца деньги. Ты бы не простила ему, если бы осталась. Именно это я ему и сказала. А он… Я и на смертном одре буду утверждать, что Новиков – беспринципный карьерист, готовый на все ради своих целей! И его связь с тобой – лучшее тому подтверждение.
– Ты могла бы просто оставить нас в покое, не лезть не в свое дело! – не отступала Саша.
– Знаешь что, дорогая, ты не имеешь права меня судить! – оскорбленно произнесла Лидия Сергеевна.
Монументальная грудь ее тяжело вздымалась.
– Я – мать, а у тебя детей нет! Тебе не понять материнской ответственности. Я всю свою жизнь прожила ради детей, я отдала вам все – свою молодость, красоту, силы, я даже специальность свою бросила, чтобы быть всегда рядом с вами! И если мне понадобилось бы кого-то из вас уберечь, значит, я сделала бы это любыми средствами! Это высокое чувство, материнское чувство, которое тебе недоступно. И я не желаю выслушивать…
– Уберечь от чего, мама? – нехорошо сощурилась Александра. – От жизни? От любви? От счастья, в конце концов?
– От самой большой ошибки в твоей жизни, – бросила Лидия Сергеевна. – Если ты не хочешь видеть дальше своего носа, предпочитаешь не замечать очевидного… Все вы не хотите это видеть… А я все понимаю, от меня не скроешь! Я не позволила тогда, чтобы с тобой случилось… ужасное, и нисколько об этом не жалею.
– О чем ты? – пробормотала сбитая с толку Александра. – Что такое ты видишь, что нам, всем остальным, недоступно?
– То, что все вы видеть не желаете, – отрезала мать. – Ты, дорогая моя, когда-нибудь задумывалась, почему отец так привязался к чужому человеку, почему столько сил в него вложил и сделал своей правой рукой? Поразмысли об этом на досуге и, может быть, кое-что сообразишь. И не смей больше обвинять меня! Я и без того еле держусь на ногах… Папа не приходит в себя, а ты выволакиваешь на свет какие-то дурацкие истории вековой давности. Стыдно, Саша!
Она подхватила охапку цветов и вазу и оскорбленно прошествовала в дом.
Сашу трясло.
Эмоции, так долго сдерживаемые ею, били через край. Она поняла, что просто не может сейчас на-ходиться среди родни, поддерживать вежливые раз-говоры. Она обязательно сорвется и наговорит лишнего!
Слишком сильно шваркнул ее по голове сегодняшний день.
Слова Андрея, их поцелуй, понимание: тогда, двадцать лет назад, она, возможно, ошиблась…
А потом – мать, с ее вечными обвинениями и странными намеками. Что такое она скрывает, что за таинственную правду она знает, но отказывается говорить?
Хотелось спрятаться где-нибудь…
И Александра вдруг вспомнила, что когда-то давным-давно, еще в подростковом возрасте, любила в подобные моменты выбраться на крышу дома. Там никто ее не искал, никто не доставал с нотациями. На крыше можно было читать или просто валяться, глядя на проплывающие над головой рваные облака.
Решено. Туда-то она и направится.
Еще два дня назад это решение показалось бы ей самой смешным. Взрослая серьезная женщина скрывается от семьи, как подросток, вылезает на крышу и прячется там!
Увидел бы ее, строгую и безупречную мисс Во-ронцов, опытного юриста и партнера корпорации «Ричардс и Тейлор», кто-нибудь из коллег или клиентов…
Но сегодня ей неожиданно сделалось все равно, что и кто мог бы о ней подумать.
К черту все. Она устала.
Так нечеловечески устала вечно держать себя в – руках…
На лестнице Саше встретилась Вероника. На левой скуле сестры отчего-то цвел багровый синяк. Ника окинула встрепанную Сашу оценивающим взглядом:
– Что это с тобой?
– А с тобой? – сквозь зубы буркнула Александра и прошла мимо.
Чердак. Шаткая лестница. Люк на крышу.
Черт подери, а Ася что здесь делает?
Девочка, скорчившись и притянув колени к груди, сидела чуть в стороне. На ней снова была та самая – явно мужская – толстовка. Ася натянула ее на колени, словно хотела спрятаться внутри. Она подняла взгляд на Александру, и та увидела, что глаза у племянницы совершенно сумасшедшие, растерянные…
Кажется, у нее тоже сегодня был важный день.
Александра очень бы удивилась, если бы обнаружила, что ее собственные глаза сегодня вечером глядят на мир ровно с тем же выражением.
Саша выбралась на крышу и села рядом с Асей. Та покосилась на нее, но ничего не сказала.
– Слушай, у тебя сигареты есть? – неожиданно спросила Саша.
Ася взглянула на нее и, кажется, уже собиралась показательно возмутиться, но Александра быстро доба-вила:
– Да ладно тебе, я тебя не сдам, честно. Дай одну, а?
Ася запустила руку под толстовку и вскоре вытащила пачку сигарет и зажигалку.
– Чего это вы? – спросила она, пока Александра прикуривала. – Сложности в личной жизни, м-м?
Александра вернула ей сигареты и наблюдала, как девочка ловко прикуривает. Черт возьми, надо бы, конечно, надавать по ушам ее отцу за то, что не следит за дочерью.
А впрочем… Ей ведь и самой когда-то было пят-надцать…
– Так и есть, сложности, – кивнула она.
– Это что, с Андрей Палычем, что ли? – изумилась Ася, поглядывая на тетку с интересом.
– А вот это уже не твое дело, договорились? – твердо оборвала ее Александра.
– Ладно-ладно, я только спросила.
Ася вскинула ладони в примирительном жесте.
«Совсем как Макс, – неожиданно заметила Александра. – Кажется, девчонка с отцом не очень-то ладит. Интересно, она самой себе отдает отчет в том, что временами его копирует?»
– Откуда у тебя эта толстовка? – спросила Саша. – Мальчик какой-нибудь дал поносить, а?
– Ага, мальчик, – кивнула Ася.
– Хороший мальчик?
– Замечательный, – убежденно ответила девочка. – Рыжий…
– Вы с ним… как это теперь говорят? В наше время это называлось «встречаться». Вы с ним встречаетесь?
– А вот это уже не ваше дело, договорились? – беззлобно передразнила Ася ее недавний ответ.
– Договорились, – кивнула Саша.
Над крышей постепенно сгущались сумерки.
Воздух становился прохладным и влажным, и запах цветов из сада Лидии Сергеевны лился плотнее, гуще…
И на душе почему-то тоже становилось спокойнее.
Саша глубоко затянулась и вытянула вперед ноги. Туфли она сбросила еще на чердаке. Интересно, сколько лет она не сидела вот так, босиком, на крыше, ни о чем не думая? В сумке, оставшейся внизу, наверняка разрывался от звонков с работы мобильник, но идти за ним решительно не хотелось.
– Как здорово, Аська, – неожиданно для себя сказала Саша. – Замечательный рыжий мальчик – это же так здорово!
Ася хмыкнула и стрельнула бычком вниз, в траву.
– Сейчас вы тоже скажете, что ужасно мне завидуете? Что полжизни отдали бы за то, чтобы снова вернуться в юность?
– Нет, не скажу, – покачала головой Александра. – Похоже, что в юности я была ужасной дурой.
