Мартина Хааг - Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)

— Да, как раз об этом я и хотела поговорить. Но не сейчас, в среду.

— Ладно, в среду так в среду. Договорились.

Бустрем — моя последняя надежда. Я все ему расскажу. Скажу, что соврала, но все это время честно пыталась научиться. Что у меня ничего не получается. Это слишком сложно. Бустрем должен что-нибудь придумать. Например, поручить трюки кому-нибудь другому, так, чтобы никто ничего не заметил, в то время как я бы по-прежнему играла Виолу. В среду, через неделю, мы все это решим. Вместе. Как-нибудь.

До тех пор я больше ничего не могу сделать. Разве что продолжать бегать, тренироваться и репетировать. И съездить с Микке в Венецию.

Я так нервничаю, что от волнения даю портье на чай целых 10 евро. Ой! Это же больше 100 крон! Первое, что мне хочется сделать, это броситься вслед за ним по коридору, но Микке меня останавливает со словами:

— Ну и ладно, зато теперь все выходные нас будут обслуживать по высшему разряду. Молодец, Белла, хорошо придумала!

— Страшно хочу есть, но сначала все-таки приму ванну, — говорю я, распахивая шторы на балконном окне.

Под нами расстилается Гранд-канал. Мы живем в маленьком старомодном отеле в самом центре Венеции. Маленькие суденышки-такси и вапоретти, лодки побольше, теснятся в воде рядом с черными лаковыми гондолами.

— А ты, Микке, не проголодался, что ли? На гондоле я тоже хочу прокатиться, но надо же нам что-нибудь поесть, например спагетти вонголе, говорят, их здесь потрясающе готовят! Ну и прошутто, естественно! А потом я хочу походить по всяким маленьким магазинчикам и покататься на этом их местном метро, вапоретти, подумать только, ездить на работу на лодке! А что, если вечером пропустишь последнюю? Тогда как, вплавь добираться? Хотя улицы здесь тоже вроде есть. Слушай, а в «Коде Да Винчи» не здесь действие происходило? Или это был Милан?

— Не помню, иди мойся, я пока тут полежу почитаю о спагетти вонголе и всяких древних соборах.

— Почитай заодно, что там пишут про церковь Санта-Лючии, давно хотела ее посмотреть.

— Хорошо, что у нас в запасе целых три дня.

— Два с половиной. Кстати, я еще стекло хотела посмотреть, вот было бы здорово купить такое огромное зеркало из венецианского стекла в прихожую. Только желательно по дешевке. Метра так два на два. Если такое вообще можно вывезти.

— Запросто, возьму его с собой в самолет и буду сидеть с ним в обнимку. Не вопрос.

Я снова целую Микке, удаляюсь в ванную и отчаянно кручу краны, из которых поочередно льется то ледяная вода, то кипяток. В конце концов залезаю в ванну, хотя вода на дне совсем холодная.

С ума сойти! За дверью на кровати лежит Микке. Я провожу романтический уик-энд со своим молодым человеком. Черт, до чего же приятно! Заглядываю в маленькую корзинку на раковине, в которой лежат брусочки мыла, бутылочки с шампунем, губка для ботинок и даже одноразовая шапочка для душа. Я пробую все, кроме губки для ботинок. Шапочка оказывается совсем крошечной.

Когда я выхожу из ванной, Микке стоит на маленьком балкончике, курит и разговаривает по телефону. Я присоединяюсь к нему и смотрю на воду. Темнеет, в воздухе повисает светлая дымка. На улице даже как-то слишком тепло для марта месяца. Микке машет мне рукой, давая понять, что у него важный разговор, и я возвращаюсь в номер и начинаю распаковывать свои сумки. Три штуки — по одной на каждый день, по-моему, неплохо.

Я развешиваю свою одежду, раскладываю свитера по ящикам и вытаскиваю спортивный костюм. Бустрем! Нет, не буду сейчас об этом думать. Займусь этим, когда вернусь домой. Хочу просто быть с Микке, здесь и сейчас. Я достаю линзы, косметичку и начинаю краситься. Потом брожу по комнате, не зная, чем бы еще заняться. Открываю дверь на балкон, чтобы спросить Микке, не распаковать ли и его вещи, он стоит спиной к двери, поэтому не сразу меня замечает, и я слышу, как он говорит в трубку:

— Нет, ты вообще слышишь, что я говорю, я же сижу в этой чертовой Италии! И ничего сейчас поделать не могу. Короче, реши это как-нибудь, это твоя работа. Да уж, разберись. Да, позвони, когда все решится. Мой мобильный включен.

Я хлопаю его по спине, он оборачивается и делает мне знак указательным пальцем, означающий «еще одну минутку». Я закрываю дверь, ложусь на кровать перед телевизором, переключая с канала на канал. Куда ни ткни, везде одни крашеные блондинки, которые сидят и о чем-то вещают на редкость крикливыми голосами. Потом появляются дети с живыми утятами, которые исполняют какой-то танец, после чего ведущие продолжают верещать. По двум другим каналам показывают спорт. Велогонка и футбол. Потом я натыкаюсь на какую-то кулинарную передачу, где готовят спагетти вондоле. Когда Микке возвращается с балкона, я говорю:

— Представляешь, лежу я и думаю про спагетти вондоле, и тут их как раз по телевизору показывают!

— Да-а… — отвечает Микке и идет в ванную.

— А еще ты играешь в «Трехгрошовой опере», а я — в «Двенадцатой ночи»!

Микке высовывает голову из ванной:

— А еще я прочитал в путеводителе, что здесь неподалеку есть остров под названием Мурано (он произносит это с нарочитым итальянским акцентом: «Мур-р-р-а-а-а-но-о-о»). Но главное — Белла, держись! — знаешь, как называется соседний остров? Бурано! Мурано — Бурано. Кругом одни мистические совпадения! Прямо «Код да Винчи» какой-то, — усмехается он и закрывает за собой дверь в ванную.

Я слышу, как он поет в душе:

— Хотел поехать на Бура-а-а-но-о-о, а очутился на Мура-а-а-но-о-о. Сижу теперь я на Мура-а-а-но-о-о, и не видать вовек Бура-а-а-но-о-о…

Утята уже устроились на коленях у какого-то мужика, который молча и напряженно слушает ведущую, пока она продолжает что-то нести. Наверное, какой-нибудь министр, а может, выиграл что. Столько-то килограммов утят, по килограмму на единицу собственного веса.

— Купил я домик на Мура-а-а-но-о-о, с балкона вижу я Бура-а-а-но-о-о, мне одиноко на Мура-а-а-но-о-о, друзья остались на Бура-а-а-но-о-о…

Я стучу в дверь ванной.

— Эй ты, Бьянка Кастафиоре, не пора ли нам пойти перекусить? Умираю от голода!

Микке выходит из ванной, свежевыбритый и красивый, открывает свой чемодан и надевает голубую рубашку и джинсы. Смотрит на себя в зеркало.

— Ну как, пойдет? — Он поворачивается ко мне. — Ничего себе! Выглядишь потрясающе!

— Ты же лет сто трепался по телефону, что мне еще оставалось делать? Пришлось краситься, пока не закончилась косметика.

— Прости, это был Бенгт, мой агент, там кое-какие проблемы в Стокгольме с одним полнометражным фильмом — огромный проект братьев Коэн, они ищут шведского актера на главную роль, ну да ничего, как-нибудь разберемся. Мне уже пообещали на словах. Просто я знаю, что и Нюквист, и Персбрандт глотку бы перегрызли за эту роль, ну вот и…

— Ой, опять «Код да Винчи»: Микке Персбрандт, Микке Нюквист и — подумайте, какое совпадение — ты, которого тоже зовут…

— Черт, Белла, неужели ты не понимаешь, что это серьезно?! Для меня это страшно важно, ты и представить себе не можешь, сколько актеров мечтают занять мое место при первой же возможности! Я вкалывал как зверь, чтобы добиться своего теперешнего положения, и я не намерен ставить все под удар из-за какой-то… — Он умолкает и снова смотрит на себя в зеркало. Застегивает еще одну пуговицу на рубашке. — Ладно, пора бы нам и поесть, как думаешь, что лучше — сначала паста вонголе, а потом прошутто или наоборот? Или, может, одновременно?

Он предлагает мне руку, как истинный джентльмен, я беру его под руку, и мы выходим из отеля, словно влюбленная парочка из какого-нибудь романтического итальянского фильма.

— No, thank you, не нужно ни экскурсии на английском, ни пения на итальянском, мы хотели бы насладиться ночной Венецией в тишине, — говорит Микке гондольеру, обнимая меня.

Я устраиваюсь поудобнее в гондоле, пододвигаясь ближе к Микке и положив голову на его руку. Мы проплываем мимо большого собора со светящимися окнами. Вокруг не слышно ни звука, только тихие всплески при каждом взмахе весел гондольера. Он везет нас по узким-преузким каналам, иногда настолько тесным, что мы ударяемся о стены домов, но гондольер уверенно продолжает путь, и мне хочется вот так плыть в объятиях Микке всю оставшуюся жизнь. Ни о чем больше не думать. Не думать о том, что скоро мне предстоит очутиться лицом к лицу с Бергманом. При этой мысли тут же чувствую камень в животе. За то время, что я здесь, я пропускаю четыре занятия с Владеком. А по приезде мне предстоит архиважный разговор с Бустремом, от которого зависит вся моя жизнь. Микке внезапно крепко прижимает меня к себе и заглядывает мне в глаза.

— Мура-а-а-но-о-о, — произносит он, целуя меня.

На следующее утро идет проливной дождь. Мы неторопливо завтракаем в маленьком ресторанчике отеля и пытаемся читать итальянские газеты. Микке решает перепробовать все причудливые сорта кофе, которые только есть в меню: caffe doppio, caffe ristretto, caffe loungo. Больше всего ему нравится caffe coretto. Крепкий кофе с крепким алкоголем.