Геза Чат - Сад чародея

Важно, чтобы не мешала одежда. Она мешает не только двигаться — она не дает нам всей кожей ощутить воздушное сопротивление при перемене позы в прыжке и почувствовать, как этот невидимый и чудесный газ послушно отступает и с легким ветерком занимает освободившееся место.

Я то и дело останавливался и разглядывал растения. На водной глади повсюду белели лотосы, царственно раскинув лепестки. Яркая зелень окружающих водорослей делала их душистое белое царство ослепительным. Волны Нила катились мощно и неторопливо. Я шел наравне с течением без всякого усилия для себя. На другом берегу тянулась синяя полоска пальмовых рощ. Местами линию прерывали узкие щели, сквозь которые в дымке, мерцая, угадывались далекие равнины. Я оглянулся туда, откуда пришел, в надежде увидеть лодку или плот. Я увидел, как по воде, почти на границе видимости, движется черная полоска, поверх которой белеет какая-то точка.

«Пока они доберутся сюда по неторопливому Нилу, солнце уже сядет», — подумал я. Мне и в голову не приходило ждать. «Зачем? — решил я про себя. — Я сам найду дорогу, куда угодно, спешить мне некуда, и цели особенной у меня нет».

Я вошел в воду по шею и поплыл. Сделав несколько сильных гребков, я ложился на спину и отдыхал. Я смотрел на синее небо и нити облаков, низко дрожавшие над рекой, как прозрачные сборки и складки легкого небесного покрывала. Порой с берега взлетали ибисы и, медленно хлопая крыльями, устремлялись ввысь. Прекрасные, изящные птицы попадали в эти бесконечные складки и сливались с ними, постепенно исчезая из виду. Наблюдать за ними, видеть их доставляло мне неописуемую радость. Это зрелище вызывало у меня безграничный, божественный восторг. Все это время я продолжал плыть вперед.

Оказывается, говорил я себе, счастье — это несложно. Я счастлив потому, что никуда не стремлюсь, скажи мне сейчас кто-нибудь, что я буду вот так плыть по Нилу до самой смерти: лежа на спине под синим небом в послеполуденный зной — и радости моей не будет конца.

Во сне эта мысль была оформлена по-другому. Я перевел ее для тебя на язык реальности. В моих размышлениях совершенно не было распространенного у нас ошибочного представления о смерти. В той фантастической реальности смерть не казалась абсолютным злом, а жизнь — абсолютным добром. Все было одинаково хорошим и прекрасным, новым и чудесным, совсем не таким тревожным, утомительным и пугающим, как здесь, в нашей долине плача.

За это время вода успела отнести меня далеко от берега, я плыл в самой середине течения, на расстоянии брошенного камня от суши, и вдруг заметил на берегу женщину. Ее голова была повязана белым платком, она стирала, присев на корточки у воды.

Наконец-то, встретил кого-то, мысленно сказал я, не слишком обрадовавшись. «Наконец-то» не означало, что я очень хотел встретить кого-нибудь и давно ожидал встречи с людьми. Я встал в воде и присмотрелся. Из воды виднелись только мои голова и плечи. Женщина меня не заметила и продолжала стирать. Она крепко, ловко и весело выкручивала белье, била его и полоскала.

Я медленно двигался к берегу! Вскоре я заметил, что среди деревьев на большом удалении от воды стоит желтый дом.

Это, наверное, хозяйка! — подумал я, так как, видя движения женщины, не мог отнести ее в разряд прислуги. Служанки стирают с большей сноровкой, но с меньшей ловкостью и изяществом, — решил я.

Женщина хоть и знала, что никто ее не видит, работала охотно, с душой. Примитивные натуры так не умеют, они лишены высшей способности радоваться собственной силе, ловкости и красоте. Труд этой женщины как раз свидетельствовал о такой способности.

Округлые смуглые плечи, пряди черных волос, выбивавшихся из-под платка, полные груди, плотно обтянутые желтым покрывалом, обнаженные точеные руки и широкие бедра, линия которых эффектно подчеркивалась сидячим положением, полностью завладели моим вниманием. Однако, желание мое было лишено того жгучего, мучительного привкуса, который неизбежно возникает в реальной жизни, и который вызван сомнениями и страхами, ведь избранница не обязательно становится нашей, или становится, но не сразу. Я стоял в воде тихо и спокойно. Любовный жар не гнал меня вперед и не затуманивал взор, позволяя безмятежно наслаждаться радостью этого чувства.

Женщина встала и медленно потянулась. Я восхитился пропорциональности ее тела. Оно было мягким и, в то же время, крепко сбитым. Ростом женщина была чуть выше среднего, но столь грациозна, что, казалось, я без труда могу подхватить ее на руки. Она сложила белье в корзину и направилась к дому. Я думал, что она меня не увидела, и хотел крикнуть что-нибудь приветственное или позвать ее, но внезапно она обернулась, кротко посмотрела на меня и приветливо улыбнулась. Я приветственно поднял правую руку и поспешил на берег. Она стояла неподвижно и, заметно посерьезнев, наблюдала за мной. Я встал перед ней и в знак почтения низко поклонился.

— Кто ты, дражайшая?

— Думаю, ты и сам видишь, кто я, я иудейка, муж мой законник, его нет дома.

— Позволь отдохнуть в твоем доме, я проделал долгий путь.

— Ты, должно быть, голоден и хочешь есть.

— Я об этом сейчас не думаю, прошу, не хлопочи о том, чтобы накормить меня.

— Неужели ты отвергнешь хлеб, который я предложу тебе?

— Для меня дорого все, к чему прикоснется твоя рука.

— Тогда пойдем в дом.

Женщина пошла вперед, я заметил, что она старается идти, сдерживая колыхание роскошных бедер.

Тем прекрасней и божественней казались ее небольшие ступни и тонкие щиколотки. В дверях она отодвинула светло-зеленый полог изо льна и пропустила меня внутрь.

— Заходи! — прозвучал мелодичный голос.

Я вошел в небольшую комнату, стены которой были сплошь покрыты белыми льняными занавесками. На полу была циновка. В углу комнаты стоял низкий плетеный стол, по обеим сторонам которого у стены располагались скамьи.

— Здесь мы живем, — сказала женщина, — вдали от города, потому что муж очень опасается, что я буду видеть других мужчин.

— Он боится, что ты будешь ему неверна?

— Этого он не боится, ведь за измену женщине полагается смерть, ее забьют камнями, — муж не хочет, чтобы при виде другого мужчины я испытала желание.

— Твоего мужа целыми днями нет дома?

— Утром он уходит на совет законников и возвращается к вечеру.

— Тебе не тяжело одной?

— Нет, я работаю.

— А дети у тебя есть?

— Нет, но предсказатель из Малой Азии напророчил мне детей, и я терпеливо жду… Лучше ты расскажи о себе. Ты, очевидно, египтянин, с верховий Нила. Это твоя родина?

— Да, — ответил я автоматически.

— Ты молод, как я вижу, и удача будет сопутствовать тебе.

— Почему ты так думаешь, дражайшая?

— Ты выглядишь человеком смышленым, и лицо у тебя приятное.

Она с колыханием вышла из комнаты и через минуту вернулась с куском хлеба на желтой глиняной тарелке и красной каменной кружкой. Затем, проведя руками по бедрам, тоже села напротив, на свободное место.

— Ты не боишься, что вернется муж? — спросил я.

— Нет, — просто ответила она, — в это время он никогда не возвращается.

Я ел. Она смотрела. Положив руки на колени, доброжелательно и спокойно. Я как следует рассмотрел ее милое лицо. Она выглядела лет на двадцать пять-тридцать. Крупный нос с сильной горбинкой и тонкими, изящными ноздрями придавал лицу доброе и страстное выражение. Тонкие брови были высоко изогнуты. Карие глаза излучали ум и тепло. Блестящие, темно-карие глаза на треть были закрыты сонными веками. Прелестные синие круги под глазами говорили о богатом женском опыте и радостной жизни. Рубиновые губы были полными и влажными. Гладкая смуглая кожа, которая приобретала на лице оттенок слоновой кости, казалась прохладной и бархатистой.

— Ты очень красивая и добрая женщина, — сказал я тихо и очень искренне.

— Что ты, — ответила она со смехом, — я уже старуха. Вот уже десять лет, как я замужем, а когда выходила замуж, мне минул восемнадцатый год.

— Значит, тебе двадцать восемь.

— Да, двадцать восемь.

Мы замолчали. В горле пересохло от желания. Я сделал глубокий глоток из кружки и поднялся.

— Позволь поблагодарить тебя за гостеприимство, — произнес я и взял две ее маленькие руки в свои.

— Пожалуйста, — ответила она и тоже встала.

Я взглянул в ее милые глаза, которые улыбались и, в то же время, были полны слез, в лицо, которое внезапно приняло неподвижное, почти испуганное, серьезное выражение. Я поцеловал ее губы, закрытые глаза и мягкие красивые руки, полную шею цвета слоновой кости и пряди волос, выбивавшиеся из-под белого платка и источавшие аромат кедра.

Она стояла, ни жива, ни мертва, мягко прикрыв веки под моими поцелуями. Плечи ее дрожали. Затем она плотно сжала веки, как бы спасаясь от невыносимого плотского гнета, как человек, прячущий глаза от яркого солнца. Медленно обняла меня мягкими руками, прижалась прекрасными бедрами и начала покрывать меня жадными, страстными, сладкими поцелуями, вперившись в меня блестящим, до головокружения изменившимся взглядом… о, это было чудесно!..