Михаил Найман - Плохо быть мной
Мимо нас проходила пожилая пара, я и их окликнул:
— Скажите, вы коренные нью-йоркцы? Если да, то не скажете ли вы мне, что это, — я показал им руку, — означает, что этот город у моих ног?
— Это значит, что скоро ты сядешь в тюрьму, — сказала женщина.
Я не обратил на ее слова никакого внимания. Я стал осыпать руку с номером поцелуями и вприпрыжку понесся по улице.
— Номер! — орал я. — Номер от ее благоухающих апартаментов!
Я вдруг оглянулся на Полину и по тому, как она на меня смотрела, почувствовал себя маленьким мальчиком, который выпендривается перед старшеклассником, которому хочет понравиться.
Мы завернули за угол и пошли по пустынной улице. Там и сям стояли одинокие фигуры в бейсболках. Мы подошли к одной, и я бухнул негру:
— Если ты дашь мне пакетик, я дам тебе денег. Только не проси у меня ее номер, он мой. Я же не любопытствую, на кого ты работаешь. — Меня несло.
Матерый наркодилер с силой толкнул меня — я отлетел на несколько шагов.
— Я сейчас тебя подрежу, щенок! — скрежетнул он зубами и сделал шаг ко мне.
Полина встала между нами.
— Тише, тише, — тихо сказала она и развела нас, как взрослые малышей.
Я мигом отрезвел. Мне не просто стало стыдно перед ней, я презирал себя. И я ощутил подступающий ужас — что она разочаруется во мне.
— Слушай, — сказала она, — мне, конечно, приятно, что наш пол производит на тебя такое будоражащее впечатление. Но лучше бы тебе помолчать.
В ее голосе не было недовольства, упрека, назидания, только расположенность. Я вздохнул с облегчением.
* * *Мы встретились назавтра на углу Четвертой улицы и Лафайет. Сели в метро и весь путь до Сорок Второй оживленно болтали. Так оживленно, что заблудились в переходе.
Потом вышли и стали ловить такси. У Полины был адрес какого-то отеля, я понятия не имел, почему мы едем туда. Я стоял на Сорок Второй и голосовал. Я вызывающе махал проезжающим машинам и посылал проклятия им вслед, когда они не останавливались. Я стоял на проезжей части, время от времени танцевал. Вечерний воздух дурманил. На асфальте валялся букет роз. Я поднял и одну вручил ей.
— Не останавливаются, — пожаловался я.
— Ладно, брось.
Отель, который мы искали, находился несколькими улицами ниже. Это было почти как заблудиться в собственной квартире. В отеле жила канадская подружка Полины, которая, когда приезжала в Москву, ходила к ней в клуб. Ее звали Парти.
— Мы с друзьями говорим, что Парти нужно подыскать молодого человека по имени Рейв, — улыбнулась Полина. — Парти и Рейв — две вечеринки.
— Так это реальное имя?
Полина не ответила. Она теребила розу, которая темнела вместе с подступающей ночью и из пурпурной превратилась в фиолетовую. В дверях стояли охранники — кого охраняли, непонятно, их функция была выглядеть красиво. Проходя мимо, я хмыкнул, по возможности высокомерно, они все равно не услышали, на меня и не взглянули.
Внутри была огромная серая зала — еле горящий свет, людей не различить, одни силуэты. Мы сели на диван и долго так сидели. Как можно было кого-нибудь встретить в такой темноте? Аэропорт, в котором отключили свет. «И ведь дорогой, судя по обстановке и обслуге, отель», — подумал я, потом сказал об этом Полине.
Вместо ответа она нагловатым жестом перекинула свою ногу через мою, а сама развалилась на спинке дивана и осталась так сидеть. Вызывающе! Я был рад, что в холле сейчас темно и никто не обращает на нас внимания.
Полина покачивала ногой и смотрела на девушку, которая сидела напротив. Лица не было видно, но казалось, что она тоже смотрит на нас. Даже, может быть, вглядывается.
— Она смотрит, — тихо сказал я Полине.
— Кто? — спросила она.
Я кивнул на девицу. В этот момент девушка зажгла сигарету, на секунду стали видны ее вьющиеся волосы.
— Может, это гостиничный манекен? — спросил я Полину чуть погодя, глядя на девушку, которая за это время не пошевелилась.
— Да, — коротко отрезала Полина.
— Манекен, — сказал я самому себе. — Надо же. Чего не бывает в этом городе.
Вместо ответа Полина взяла мою кисть и положила ее на внутреннюю часть своей ноги. Я повернулся проверить, смотрит ли Полина на девушку. Я увидел, что глаза у Полины плотно закрыты и что она говорит глухим голосом самой себе, потому что не гостиничному же холлу:
— Мммммм! Вот черт! А ведь только что мне было так скучно!
Она вдавливала мою ладонь все сильнее и сильнее. Полина делала это так цинично, что мне все меньше нравилось.
— Я так и знала! — вдруг произнесла она совсем другим, светским голосом. — Сидишь здесь с загадочным видом, будто умалчиваешь информацию от следствия, Парти! — она говорила это громко, специально чтобы все услышали. — Ты нас не видела? — спросила Полина.
— Просто сижу и вас рассматриваю, — усмехнулась Парти из полутьмы. — Уже пятнадцать минут. Не хотелось вас прерывать.
Меня покоробило — все это время смотрела и не окликнула.
— Что ты делаешь в Нью-Йорке, подружка? — обратилась Парти к Полине. — Здесь такая скука! Последний раз, когда я веселилась в твоем клубе уже без тебя, я вышла оттуда в прекрасном настроении. Лучшем за последние пять месяцев. А здесь вообще неприлично быть в хорошем настроении, ты не находишь? — обратилась она вдруг ко мне, уставив свои наэлектризованные зрачки вглубь моих.
— Я приехал сюда не за настроением, — ответил я без радушия.
— Какой у тебя серьезный дружок! — расхохоталась Парти. — А ты зачем приехала? За большим сексом? В таком случае, не по адресу. Манхэттен — это один сплошной спектакль. Поезжай в Квинс, детка. Найди там пуэрториканца. И пришли его в мой номер. А сейчас пойдемте ко мне туда сами.
Кнопок у дверей лифта не было, он подходил к тебе сам.
— Так это твое настоящее имя? — спросил я, дожидаясь, пока он приедет.
— Да. Друзья Полины все подыскивают мне любовника по имени Рейв, — механическим голосом произнесла она заученную наизусть фразу.
Обе девушки были совсем чужие, я был совсем одинок. Комната, в которую мы вошли, была в тех же серых тонах, как фойе. На стене висело большое зеркало; две подружки отражались в нем — комната заполнилась четверкой красивых девиц.
— Я только что из Голландии, — сообщила Парти. — Поехала туда к главному амстердамскому Казанове. Прожила с ним три недели.
— И какое вывезла впечатление после этих насыщенных дней? — растянула Полина губы в улыбке.
— Незапланированную беременность, — равнодушно произнесла Парти, непонятно, всерьез или в шутку. — Вернее, всю канитель, чтобы избежать этого недоразумения.
— Что, правда? — Даже Полину удивила циничность.
— Но не только. Посмотри, что я там купила.
Парти прошла к шкафу и вынула оттуда белье — абсолютно прозрачное. Полина стала восторженно охать. Казалось бы: белье, пусть самое прекрасное, но белье — и такое пылкое восхищение.
— Посмотри, — подняла Парти в воздух трусы. На пикантном месте зияло отверстие.
— И что? — спросил я.
— Как «и что»? — удивилась Парти.
— Как «и что»? — удивилась вслед за ней Полина.
— А клубы? — серьезно посмотрела на меня Парти. — Да мало ли…
Я сидел и скручивал косяки из травы хозяйки. Старался произвести впечатление своим английским мастерством.
— Это совершенно, просто совершенно! — сказала Парти, глядя на конусок, который я выложил перед ней на столик. И расхохоталась — как прокурившая их весь день.
— Почему живешь в Москве, а не в Амстердаме? — спросил я, показав на столик.
— Амстердам для студентов. А для серьезных людей… — протянула она, отворачиваясь от меня. Может, считала странным, что я разговариваю с ней. — Потому что там весело! — неожиданно опять повернулась ко мне.
Тут зазвонил телефон.
— Миша, подойди, — сказала Полина голосом неожиданно усталым.
Хрипловатый бас попросил позвать ее. Человек знал, что она здесь. Голос я слышал прежде. Вспомнил: Джо, парень с роскошными дредами. Вчера в клубе он настаивал, чтобы Полина поехала с ним на Багамы. Я протянул ей трубку.
— Привет, Джо, это я. — Равнодушным тоном. Точно, Джо. Она произносила слова, как будто собеседник был перед ней виноват. — Нет, не могу. — С легким недовольством: — Потому что не могу. — И потом односложное и холодное: — Нет… — Нет… — Нет…
Послышались гудки, Полина отняла трубку от уха и, держа на вытянутой руке, продолжала какое-то время смотреть на нее. Точнее, смотреть на то, как в ней раздаются гудки.
— Джо? — бодро спросил я. — Тот самый, который вчера был в клубе?
Вместо ответа она стремительно шагнула ко мне и вжалась губами в губы. Я чувствовал себя надувной куклой, которую используют не по назначению. Парти все время была рядом. Сидела и листала журнал, пока мы целовались. Потом подняла голову и заговорила о будущем России. Как если бы это было само собой разумеющейся реакцией на то, что происходит перед ее глазами. Достала какие-то бумаги, чтобы подкрепить свое мнение. Говорила очень подкованно и абсолютно непонятно. Наконец, я сказал, что все ее слова ничего не значат — только русские, жившие в России, имеют право говорить о своей стране. Это заявление было не совсем основательным, если учесть, что Парти жила в России последние пять лет, а я их провел в маленьком английском городке, где за все это время ни разу не обмолвился словом ни с одним русским и начал уже подзабывать родной язык, и Полина сказала мне об этом.
