Я — твоё солнце - Павленко Мари
Я ставила пиццу в духовку, вынимала её, копалась в ящиках, наполняла тарелки, просила кого-нибудь унести их в гостиную, убирала те, что возвращались грязными, в посудомойку. Джамаль умолял меня присоединиться к остальным.
А как же малиновый пирог? Кто его разморозит?
Когда мне надоело хлопотать на кухне, я всё-таки пошла туда, где вечеринка набирала обороты. Щёки горели, будто только что поджарились в тостере. Я болталась из угла в угол с персональной бутылкой шампанского — время без четверти одиннадцать. И чем я только занималась в этой чёртовой кухне два часа подряд?
Я поговорила только с двумя: Джамалем и Грегом: тридцать лет, татуировка с тарантулом на шее. Показала ему, как пройти в туалет.
Я с трудом ходила прямо. Музыка оглушала и резонировала где-то в грудной клетке. Заметив меня, Джамаль со смехом поднял ладони вверх, схватил меня за руку и завилял бёдрами. Позволив ему утащить меня, я хохотала — он оказался способным танцором, блин.
Я танцевала, танцевала, танцевала… Только в охватившем меня вихре можно было обо всём позабыть: я растворилась среди качающихся и дрыгающихся тел в полумраке, который скрывал лица. Семейная драма, отец, с которым я никогда больше не буду жить под одной крышей, Виктор, который танцевал совсем рядом в объятиях другой. Иногда было трудно справиться со сдавившим мне лёгкие стрессом и сдержать слёзы, но я в этом профессионал: нужно просто танцевать ещё быстрее, ещё бодрее. Джамаль держался рядом: если он и исчезал, через секунду появлялся снова.
Футболка промокла насквозь от пота.
— Погоди, я хочу пить, сейчас вернусь! — промычала я.
Джамаль кивнул.
В истерзанных децибелами ушах свистело. Пробираясь на кухню и стараясь уследить за прыгающим горизонтом, я врезалась в каждую стену по дороге. Неистово присосавшиеся друг к другу тела валялись под ногами.
В холодильнике я нашла бутылку газированной воды — мой оазис. После четвёртого стакана мне полегчало, я развернулась и врезалась в Виктора.
Как он только оторвался от своего центра притяжения, сидевшего на диване?
Упс.
— Как дела, Дебора?
Пошатываясь, он снял свой шарф. Так Адель сможет зарываться в его шею сколько пожелает.
— Супер, а у тебя?
Он наклонился вперёд, приблизил своё лицо к моему и прищурился:
— Где она?
Виктор оказался так близко, что я видела каждую морщинку на его полных губах — ну то есть увидела бы, если бы захотела. Прямо сейчас. Я могла бы прикинуться, что потеряла равновесие. Прильнуть к его губам всего на мгновение — и тут бы всё взорвалось. Весь Большой взрыв тоже длился всего тысячную секунды, а в результате создал Вселенную.
Только вот зачем?
Я сухо отпрянула.
— Что? Кто?
— Твоя ямочка.
— У меня нет ямочек.
— Есть, вот прямо тут, когда ты смеёшься.
Он прикоснулся пальцем к моей щеке.
Выдержав затуманенный взгляд Виктора, я ска зала:
— Ты перепутал меня с другой, — и вышла.
— Неправда, тебя невозможно перепутать, Де бора Дантес.
Надо было влепить ему пощёчину.
За двадцать пять минут до полуночи Виктор снова сидел на диване с Адель. Похоже, они придумали новую игру: выигрывает тот, кто первым дотянется языком до гланд партнёра.
Следить за этим соревнованием было выше моих сил.
— Ты куда? — остановил меня Джамаль.
Я взглянула в последний раз на Виктора и Адель, на их сложившиеся, словно кусочки мозаики, тела, на их руки, скользящие вверх-вниз, на их спутавшиеся волосы.
Джамаль тоже повернулся в их сторону.
И тут я всё поняла.
Мир перевернулся с ног на голову.
До сих пор я была слепа и вот прозрела.
Разъярённая, я побежала в прихожую. Джамаль помчался за мной, бесцеремонно расталкивая валяющихся на паркете людей.
— Дебо! Ты уходишь?
Я ощупывала ломившуюся от одежды вешалку: приподнимала куртки, раздвигала их и в конце концов срывала, как выдирают волосы горстями, кидая на пол. Заметив своё пальто, я подобрала его. Мои движения стали хаотичными.
— Прости за куртки.
Джамаль преградил мне путь.
— Я с тобой.
— Не говори чепухи!
Он схватил меня за плечи и наклонился, отчеканив каждый слог:
— Пожалуйста.
Я попыталась уйти.
— Мне будет лучше с тобой, Дебо.
Я пристально наблюдала за ним: Джамаль накинул первую попавшуюся тёплую куртку.
Снаружи пропотевшая спина начала замерзать, и холод прогнал все последствия алкоголя. На улице не было ни души. Время от времени из открытых окон доносились разговоры, смех и музыка. Я стучала зубами. Джамаль обвил рукой мой локоть и прижал к себе. У него была очень мягкая куртка.
Я же чувствовала себя воплощением тупости.
— Почему ты ничего не сказал? — рявкнула я, хотя не собиралась.
— О чём?
— Что ты влюблён в Виктора.
Дрожь не утихала.
— Могу задать тебе тот же вопрос: почему ты ничего не сказала?
— Один — ноль в твою пользу.
Мы быстро шагали, я начала согреваться.
Я хваталась за возможность не оставлять никаких недосказанностей. Настало время откровений.
— Заметь, тут особо не о чем говорить.
— Это как посмотреть. В моём случае точно не о чем. У меня никаких шансов: их не было, да и не будет никогда. Я смирился. К тому же… он не в курсе.
— Что ты гей?
Джамаль кивнул. В его беспокойных глазах, в бледности лица — во всём проступало отчаяние.
Я остановилась и встала перед ним. Несмотря на то что я доставала Джамалю до груди, мне всё-таки удалось его обнять.
Он обвил меня худыми руками и погладил волосы. Я уже привыкла к его шикарному резкому парфюму и даже совсем не замечала.
Хотелось бы оказаться в объятиях Виктора. Джамалю тоже хотелось бы в них оказаться.
— Хороша парочка, — прошептала я.
— Да, но вдвоём веселее!
Я сделала вид, что не заметила, как он утёр слезу, и мы спешно зашагали в ночи. Я больше не дрожала. Наконец-то в этой истории нет тёмных мест: несколько недель я прокручивала всё в голове, но не хватало кусочка. Теперь пазл по имени Джамаль сложился.
Стоя у моего дома, он чмокнул меня, отошёл, но потом вернулся.
— Как-то глупо, сейчас без пятнадцать полночь.
— А твои гости?
— Переживут и без меня.
Он взглянул на меня и достал телефон.
— Без тринадцати полночь.
— Ты прав, мы не можем разойтись за тринадцать минут до нового года. Заходи, думаю, блины ещё остались. Да и Изидор обрадуется компании.
В вестибюле было темно, свет в сторожке консьержа погас. Входная дверь захлопнулась с металлическим звоном, я пыталась нащупать выключатель, как вдруг сквозь тишину до меня донёсся знакомый визг.
— Изидор?
Я включила свет и прислушалась: на всю лестницу прогремели тяжёлые беспорядочные шаги позорного пса.
Изидор на лестнице.
— Мама?
Он мчался, торопился, скулил.
— Мама?!
Изидор на лестнице.
Совсем один.
Я бросилась вверх ему навстречу, перескакивая через ступеньки. Изидор ринулся ко мне, заскулил, пустил слюни, завилял хвостом, облизал меня, но я тащила его за собой, поднимаясь всё выше и выше, цепляясь за перила, чтобы бежать ещё быстрее. Я оторвалась от Джамаля: вперёд, надо добраться до квартиры. Горло сжалось в каком-то сумасшествии, потому что всё было ненормальным в этой ситуации: мама сказала, что я её солнце, она сказала мне, что я — её солнце!
Изидор бежал за мной не отставая, несмотря на толстое пузо.
Остановившись на шестом этаже и едва переводя дух, я вслушивалась, но за дверью было тихо. Я открыла сумку, уронила её, подняла, наконец перевернула вверх дном, нашла ключи и подскочила к двери.
— Подожди! — Джамаль осторожно принюхался.
Я тоже принюхалась.
О нет, только не это! Только не газ после сидевшего на лестнице Изидора!
— Вставь ключ в замок, но не открывай.
Я послушалась. Джамаль мягко сдавил мою руку:
— Я позвоню в скорую. А ты дождись, пока погаснет свет, войди внутрь, но не включай ничего — слышишь? А то взорвётся. Открой окна, ясно? Перед тем как… осмотреться, открой все окна.
