Я — твоё солнце - Павленко Мари
Ну то есть попытался напугать.
Но я лишь нагнулась, отдала свой кусок фуа-гра Изидору, выпрямилась, чётко и ясно продемонстрировала всем средний палец, чтобы никто не усомнился в месседже, и поднялась в комнату спать.
На следующий день в восемь утра мы уже сидели в машине.
Мама подарила мне украшение для волос в форме переплетённых цветов и чёрный блестящий пиджак.
Она ничего не рассказала о записках.
Отец высадил нас у дома.
И уехал. Один.
Глава четырнадцатая
Напялив матроску, Дебора ещё не достигла дна бассейна
Мама заперлась в своей комнате. Услышав, как она плачет, я спустилась в булочную, открытую в Рождество, купила шоколадный эклер и оставила его на тарелке под дверью.
Я закрыла Изидора в своей комнате, чтобы он не испортил сюрприз, и создала группу на телефоне, включив в неё Джамаля и Виктора.
«С Рождеством, друзья. Вчера мой отец признался маме, что любит другую женщину. Я провела суперсочельник в кругу семьи».
И принялась ждать.
Четыре минуты спустя пришёл ответ от Виктора:
«У меня поезд в 13:17. Приеду на Лионский вокзал в 15:28».
Пришлось подобрать с пола упавшую челюсть.
«Ты не обязан…»
«Я и не думаю. Друзья должны поддерживать друг друга, когда надо».
Прикончите меня.
Где-то в полвторого открылась дверь маминой комнаты.
Тишина.
— Дебора-а-а-а-а-а-а!
Я помчалась к маме.
Опершись о косяк, она стояла в одной ночнушке, качая ногой. На её щеке отпечаталась подушка, а по пальцам ног стекал шоколадный крем, крупными каплями падая на пол.
Изидор набросился на то, что осталось от раздавленного эклера, и проглотил всё в мгновение ока, обильно пуская слюни.
Я поджала губы.
Мама смотрела на меня.
И тут мы обе рассмеялись нервным смехом забитой трубы, отчего Изидор поднял голову и облизнулся. Заметив испачканную ногу, он набросился и на неё.
— О нет, не-е-е-е-ет! — завопила мама.
Убегая от Изидора, она на одной ноге попрыгала в гостиную, но позорный пёс не отставал ни на шаг, скользя по паркету на поворотах. Он загнал маму на диван и огромным розовым языком облизал пальцы ног.
Мама не стала его отталкивать и продолжала смеяться, содрогаясь всем телом. По её щекам потекли крупные слёзы.
— Прости, дорогая, прости, мне так жаль, — икала она.
Я легла рядом и прижала маму к себе:
— Ты должна мне три евро.
Мы смеялись и плакали одновременно.
На перроне Виктор протянул мне голубой подарочный пакетик.
И не чмокнул.
— Это что?
— С Рождеством!
Я уже и забыла, как блестят его глаза.
Не могу поверить, что эта слащавая фраза появилась у меня в голове. Видимо, в моём мозгу есть тайный уголок с сопливым островом, где растут розовые деревья и гуляют влюблённые фламинго, а другие птицы в узорах рококо распевают по кругу приторные до смерти песни. Вернись на землю, дура!
— Спасибо… Поедем на метро?
— А ты не хочешь посидеть в кафе?
— Ок.
— Открой!
Пытаясь скрыть дрожь в пальцах, я разорвала бумагу и достала чёрный бархатный мешочек. А в нём — тонкий красный браслет, украшенный серебряным паучком.
Виктор подарил мне украшение.
— Шикарно. Джамаль позеленеет от зависти!
— Не беспокойся, я и для него купил и по почте отправил.
— Круто.
Он подарил несколько экземпляров браслета с пауком, ну же, Дебора, где ты голову оставила сегодня утром? В душе? В машине? В унитазе?
— А у меня для тебя ничего нет.
— Ничего страшного, твой подарок — наша встреча.
Он вообще понимает, что несёт?
Прогулявшись по улицам, мы наугад зашли в какое-то кафе, украшенное светящимися гирляндами.
Я рассказала ему о трубе в кабинете, о среднем пальце, об отце, который сегодня впервые официально не будет ночевать дома, о катастрофе с шоколадным кремом.
— А ты поговорила с отцом?
— Он попробовал сегодня утром, но было семь часов, я сделала вид, что ничего не слышала. Через десять секунд появилась бабушка — конец беседе. Да там и обсуждать нечего.
— Ты так думаешь?
— А разве он не будет извиняться? Объяснять причины? Рассказывать собственной дочери о новой истории любви?
Виктор поднял брови:
— Ты злишься на него…
— А это так удивительно?
— Нет, но ты могла бы выслушать его точку зрения.
— Да какую точку зрения? Он любит другую! Тут не о чем говорить!
— Ситуация может быть сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Я раздражённо вздохнула.
Не злись, Дебора, хотя тебе это идёт. Я понимаю, ты в ярости, он причинил боль твоей маме. Но он же не злодей, не так ли? Такова жизнь. Подобные вещи могут случиться в любой момент.
Мне показалось или это было в «Жене булочника»[6]?
Мечтать не вредно.
И хватит уже этих «Тебе идёт» и «Твой подарок — наша встреча»! Или он специально?
Жалкие попытки.
— Перед тем как прийти сюда, я спросила у мамы, хочет ли она, чтобы я осталась. Но она решила побыть одна: отменила отпуск и завтра возвращается к работе.
Виктор сделал глоток кофе.
— Я бы на её месте тоже так поступил. Зачем тянуть резину.
— Но и принять ситуацию тоже не получится.
Виктор улыбнулся и покачал головой.
— Что? Что я опять не так сказала?
— Ничего, ты меня удивляешь, вот и всё.
Я поёрзала на кожаном диванчике.
— Мне кажется или тут жара в пятьдесят градусов?
— Тебе кажется. Давай надену браслет?
Его жаркие пальцы прикоснулись к моей коже.
Его жаркое дыхание отозвалось в ухе. У него всё жаркое. Надеюсь, он не заметил мурашки у меня на коже.
— Ладно, хочешь, расскажу, как я провёл Рождество?
И тут — ура! — ему удалось меня рассмешить. Один из его племянников заболел и блеванул прямо в туфли его тёти, бабулин и дедулин кот учинил казнь мыши под раковиной дяди, который тут же грохнулся в обморок, вся семья заразилась кишечным гриппом и провела сочельник в очереди в туалет. В итоге: нехватка туалетной бумаги вечером двадцать четвёртого декабря. Виктор получил в подарок деньги, одежду, а также чудесным образом не подхватил заразу.
Мы вышли из кафе под вечер: мне хотелось проверить, как там мама.
— Спасибо, что приехал.
— Я должен был вернуться завтра утром, так что нестрашно. К тому же я не много потерял: лучше уж быть тут с тобой, чем подхватить вирус.
Я хотела его чмокнуть, но что-то удерживало — скорее всего, совершенно несвоевременная застенчивость.
— Ну что, до скорого? — бросила я, покидая его у выхода из метро.
Так хотелось, чтобы он был ближе — гораздо ближе.
— Тридцать первого? У Джамаля? Думаю, я приду пораньше, помогу ему с подготовкой.
— Ок!
И я слиняла.
Виктор придёт с Адель. Завтра он её встретит. Завтра он её поцелует. Завтра он её обнимет.
Дома перечитаю «Цветы зла» — для поднятия настроения.
Двадцать девятого декабря, с трудом продравшись через до смерти скучное чтиво (мадам Шмино посоветовала нам Бютора — БЮ-ТО-РА!), я пошла проверить почту.
Было одно письмо для меня.
От бабули Зазу.
Я вернулась в свою комнату, чтобы его прочесть.
Я ничего не ждала от него, хотя люблю получать бумажные письма. Никто больше их не пишет, а жаль: у бумаги нет ничего общего с электронной почтой или СМС, которые мы читаем в потоке, на ходу, в метро, в магазине или в очереди в кинотеатр. К письму особое отношение. Осязаемое. В нём есть очарование старины: в редкие дни, когда получаю письма, я старательно устраиваюсь для чтения, будто на мини-церемонию, освящающую само действо, — так бумага кажется тяжелее.
Замолчи, Дебора.
Чего хочет бабушка? Эта скряга ничего не подарила мне на Рождество. Ни она, ни тёти. Семейка со сжатыми булками…
Моя дорогая Дебора!
Я никогда не была внимательной к тебе бабушкой.
