Морин Джонсон - Пусть идет снег

— Ага. А у вас как дела? — спросил я из вежливости. «Зачем?» — ругал себя я. Ох уж эти клятые южные манеры.

— Я вот питательную вермишельку ем. Люблю хорошо покушать. А потом, наверное, пойду еще прогуляюсь.

— А не мерзнете? В фольге-то? — Я все никак не мог остановиться.

— В какой фольге? — удивился Алюминиевый.

— Ладно, не важно. — Герцог подала мне носки.

Я надел одну пару, потом вторую, потом третью. Четвертую я приберег на случай, если потом понадобится. В кроссовки я еле влез, но все же, встав, ощутил себя другим человеком.

— Рад был пообщаться, как всегда, — сказал мне Алюминиевый.

— Ага, — согласился я. — С Рождеством!

— Пусть свиньи судьбы успешно донесут вас до дому, — ответил он. — Да-да!

Я очень посочувствовал девушке за прилавком — ей так не повезло с клиентом. Когда я выходил, она меня окликнула:

— Герцог?

Я повернулся:

— Да?

— Я услышала про машину, — сказала девушка. — Сочувствую.

— Ага, — согласился я, — хренотень.

— Мы можем ее оттащить, — продолжила она. — У нас свой грузовик.

— Правда?

— Да. Есть что-нибудь, чтобы номер записать?

Я порылся в карманах куртки и извлек чек. Она записала свой номер и имя, Рейчел, почерком с огромными петельками.

— Ух ты, Рейчел, спасибо.

— Не за что. Пятьсот баксов плюс пять за каждую милю — с учетом погоды, праздников и всякого такого.

Я скривился, но кивнул. Вытащить тачку задорого лучше, чем не вытащить вообще.

Как только мы вышли на улицу — я заново ощущал свои пальцы и очень радовался тому, что они у меня есть, — ко мне подкатил Джей:

— По правде сказать, тот факт, что Алюминиевому уже лет сорок и он все еще не скопытился, внушает мне надежду на то, что меня ждет довольно успешная взрослая жизнь.

— Ага.

Впереди шла Герцог и жевала «Читос».

— Дружище, — улыбнулся Джей, — ты что, на задницу Герцога смотришь?

— Что? Нет. — И, только соврав, я осознал, что действительно смотрел на ее спину, хотя не сказать, что конкретно на задницу.

Герцог развернулась:

— Вы о чем там разговариваете?

— О твоей заднице! — закричал Джей против ветра.

Она расхохоталась:

— Я знаю, Джей, она снится тебе по ночам.

Герцог замедлила ход, и мы поравнялись.

— Вот если честно, — начал Джей, обнимая ее, — надеюсь, что не задену тебя своими словами, если ты когда-нибудь явишься мне в эротическом сне, мне придется отыскать свое подсознание и вырезать его, а потом забить палкой до смерти.

Герцог отреагировала с характерным для нее высокомерием:

— Это меня нисколько не оскорбляет. И если ты сам этого не сделаешь, мне придется тебе помочь.

Затем она повернулась ко мне и пристально посмотрела.

Мне показалось, что она хочет проверить, засмеялся ли я, — да, я тихонечко хихикал.

Мы шли мимо губернаторского парка, в котором была разбита самая большая спортивная площадка в городе, и вдруг вдалеке послышался рев мощного двигателя. На миг я испугался, что это машина близнецов, но, когда обернулся, увидел мигалки на крыше.

— Копы, — быстро сказал я и бросился в парк.

Джей с Герцогом тоже поспешили убраться с дороги. Мы присели, прячась за сугробом, а машина медленно проехала мимо, освещая прожектором парк.

И только когда полицейские скрылись, до меня дошло.

— А они же могли нас подвезти, — вздохнул я.

— Ага, в тюрьму, — согласился Джей.

— Мы же закон не нарушаем, — возразил я.

Джей задумался. Когда оказываешься на улице в полтретьего в ночь на Рождество, складывается ощущение, будто ты делаешь что-то не то, но это не значит, что это противозаконно.

— Не будь козлом, — сказал Джей.

И он был прав. Так что я совершил самый некозлиный поступок, который пришел мне в голову: сделал несколько шагов по снегу, доходившему мне до колен, в сторону парка, а там упал на спину, раскинув руки, — я знал, что меня ждет мягкая снежная подушка. Полежав какое-то время, я принялся делать снежного ангела. Герцог нырнула в снег животом.

— Будет снежный ангел с сиськами, — сказала она.

Джей разбежался, тоже прыгнул в снег и растянулся на боку, прижимая к груди «Твистер». Потом встал осторожненько рядом с отпечатком своего тела и объявил:

— Это контур тела на месте преступления!

— Что с погибшим случилось? — поинтересовался я.

— Кто-то пытался отобрать у него «Твистер», и он погиб, героически его защищая, — объяснил Джей.

Я отбежал от своего ангела и сделал еще одного, только в этот раз с помощью перчаток приделал ему рожки.

— Снежный дьявол! — радостно закричала Герцог.

Снега вокруг было столько, что я чувствовал себя как ребенок на надувном батуте — падаешь, и не больно. Совсем не больно. На меня налетела Герцог; опустив голову и плечо, она толкнула меня в грудь. Мы вместе рухнули на землю, по инерции покатились по снегу, я оказался сверху, лицом к лицу, и наше дыхание на морозе перемешалось. Ощутив под собой тело Герцог и заметив ее улыбку, я почувствовал, что у меня что-то как будто оборвалось в животе. Был момент, когда я мог слезть с Герцог, но я не сделал этого, затем она сама меня оттолкнула, поднялась и принялась стряхивать на меня снег, потому что я все еще валялся на земле.

Затем мы все поднялись, дотопали до дороги и возобновили свой путь. Я промок и замерз еще больше, чем раньше, но до магистрали оставалось всего километра полтора, а оттуда до «Вафельной» мы вообще быстро добежим.

По пути Герцог говорила мне о том, как важно не обморозиться, а я — о том, что готов на все, лишь бы она встретилась со своим грязноволосым парнем. Она пнула меня ногой, а Джей назвал нас обоих паразитами. Через какое-то время, когда дорога снова стала утопать в снегу, я пошел по свежему следу машины, уверенный, что тут проезжали копы. Джей шагал по одной колее, я — по другой, а Герцог держалась на несколько шагов впереди.

— Тобин, — сказал он ни с того ни с сего.

Я повернулся, друг шел ко мне через снег.

— Не сказать, чтобы меня это восхищало, — начал он, — но мне кажется, что тебе нравится Герцог.

(глава одиннадцатая)

Герцог шагала впереди в невысоких сапогах, натянув капюшон и опустив голову. Есть что-то необыкновенное в девчачьей походке, особенно если они не в модных туфлях, а в кедах или в чем-нибудь таком. И я злился на самого себя за то, что думаю об этом. В том смысле, что мои двоюродные сестры, наверное, так же ходят, все дело в том, что иногда ты на это обращаешь внимание, а иногда — нет. Если видишь черлидера Бриттани, то обращаешь. А если перед тобой Герцог — то нет. Ну, как правило.

Я так долго думал о Герцоге, ее походке и мокрых вьющихся волосах, о том, что куртка у нее такая толстая, что руки как будто немножко отстают от тела, и тому подобном, что Джею я ответил не сразу. Но наконец сказал:

— Не будь таким мерзотным.

— Что-то ты слишком долго эту остроту выдумывал.

— Нет, — снова после паузы ответил я. — Герцог мне не нравится. Если бы это было так, я бы тебе сказал. Но это же все равно что на собственную сестру запасть.

— К слову об этом, у меня вообще-то очень сексапильная кузина.

— Фу!

— Герцог, — крикнул Джей, — ты мне на днях что-то рассказывала о сексе с братьями? Ничего, говоришь, страшного?

Герцог повернулась к нам лицом и пошла дальше, ветер дул ей в спину, снег ее облетал и несся в нашу сторону.

— Нет, не совсем. Риск уродцев среди детей слегка повышается. Но я в книжке по истории вычитала, что с вероятностью 99,9999 процента хотя бы один из твоих прапрапрапрадедов женился на своей двоюродной сестре.

— То есть, иными словами, ничего страшного не будет, если переспать с кузиной.

Герцог остановилась, а потом развернулась и пошла рядом с нами. Она громко вздохнула:

— Нет, я не так сказала. А вообще, я устала уже обсуждать половые отношения с родственниками и сексуальность черлидеров.

— А о чем же еще разговаривать? О погоде? Кажется, снег на улице, — констатировал Джей.

— Честно говоря, да, лучше о погоде.

— Знаешь, Герцог, — сказал я, — мальчики-черлидеры тоже существуют. Можешь с ними замутить.

Герцог замолчала, а потом вдруг психанула и заорала на меня, аж лицо искривилось:

— Знаешь что? Это сексизм. Ясно? Мне, конечно, противно защищать женскую честь… или как там это назвать, но вы же всю ночь только и говорите о том, чтобы трахнуть кого-нибудь, о соблазнительности помпонов и мини-юбок… и что там еще было? Это сексизм, понятно? Девочки в сладострастных мини из ваших эротических грез — сексизм! Даже сама мысль о том, что они только и мечтают с вами переспать, — сексизм! Я понимаю, конечно, что вас просто распирает от нереализованной потребности потереться о девичью плоть, но не могли бы вы хоть при мне так эту тему не мусолить?!