Морин Джонсон - Пусть идет снег

— Он говорит, что без «Твистера» нас не пустят, — пробормотал я.

Стоя под навесом кафе я стучал ногами, пытаясь стряхнуть снег с заледеневших «пум». Джей ходил по улице из стороны в сторону, не на шутку разволновавшись. Какое-то время мы все молчали. Я посматривал на дорогу, не покажутся ли Рестоны, но близнецов не было видно.

— Мы пойдем в «Вафельную», — объявил Джей.

— Ага, — ответил я.

— Пойдем, — настаивал он. — Вернемся другой дорогой, чтобы на Рестонов не наткнуться, возьмем «Твистер» — и в «Вафельную». Если поторопимся, за час успеем.

Я повернулся к Герцогу, она стояла рядом со мной под навесом. Сейчас скажет Джею, что надо бросить эту затею, набрать 911 и узнать, нет ли кого рядом, кто мог бы нас подобрать.

— Я хочу хашбраунов, — сказала она. — С лучком и сыром. Горкой и поштучно.

— Билли Талоса ты хочешь, — ответил я.

Герцог двинула мне локтем в бок:

— Боже, я ж просила заткнуться. И нет. Я хочу хашбраунов. И все. Я голодная, и это такой голод, что дело поправят только они, так что мы возвращаемся за «Твистером». — И она пошла, а Джей за ней.

Я постоял еще пару секунд, но в итоге решил, что быть в плохом настроении с друзьями лучше, чем быть в плохом настроении без них.

Когда я их нагнал, все мы натянули капюшоны, закрываясь от ветра, и пошли по улице, параллельной Санрайз-роуд. Чтобы слышать друг друга, нам приходилось орать.

— Рада, что ты с нами, — прокричала Герцог.

— Спасибо, — ответил я.

— Честно говоря, без тебя бы хашбрауны были совсем не то.

— «Хашбрауны без тебя совсем не то» — хорошее название для группы, — со смехом отметил я.

— Или для песни, — сказала Герцог и запела в стиле глэм-рок, поднеся к лицу перчатку с воображаемым микрофоном; она горланила а-капелла свою рок-балладу. — Когда ты чувствуешь любовь, / Всегда хашбрауны готовь. / И на двоих накрой ты стол, / Ведь без тебя-уа-уа ХАШБРАУНЫ ВАЩЕ САВСЕМ НЕ ТО-УО.

(глава девятая)

Герцог с Джеем шли быстро — не бежали, но шагали довольно бодро. А у меня замерзли ноги, я устал, когда тащил Герцога, так что стал немного отставать. Поскольку ветер дул в лицо, я слышал, о чем говорят они, а вот они меня — нет.

Герцог (в который раз) сказала, что черлидеры — не спортсмены, а Джей показал на нее пальцем и строго встряхнул головой:

— Больше ни одного плохого слова о черлидерах. Если бы не они, откуда бы мы узнали, как мы счастливы на спортивных матчах? Если бы не они, разве стали бы самые красивые американки делать упражнения, столь полезные для их здоровья?

Я постарался своих друзей нагнать, чтобы тоже вставить слово.

— К тому же, если бы не черлидеры, индустрия синтетических мини-юбок зачахла бы, — сказал я. За беседой идти было проще, и ветер не так кусался.

— Вот именно, — согласился Джей, вытерев нос рукавом отцовского комбинезона. — Я уж не говорю про производителей помпонов. Ты хоть представляешь себе, сколько людей во всем мире заняты изготовлением, распространением и сбытом помпонов?

— Двадцать? — предположила Герцог.

— Тысячи! — ответил Джей. — В мире должны быть миллионы помпонов, точнее, они должны быть у миллионов черлидеров! И если я неправ, когда говорю, что миллионы черлидеров должны водить миллионами помпонов по моей обнаженной груди, то я и не хочу быть прав, Герцог. Я не хочу быть прав.

— Ты такой клоун, — сказала она. — И такой гений.

Я снова стал отставать, но старался держаться, не особенно клоун и не особенно гений. Я всегда радовался, когда Джей умничал и когда Герцог ему подыгрывала. За четверть часа, минуя Санрайз-роуд (чтобы не столкнуться с близнецами), мы вернулись к Карле. Я забрался в машину через багажник и взял «Твистер», после чего мы перелезли в чей-то двор через проволочное ограждение и направились прямиком на запад, в сторону автомагистрали, решив, что близнецы пошли по той дороге, по которой поначалу направлялись мы. Тот маршрут был быстрее, но поскольку ни у Тимми, ни у Томми «Твистера» мы не видели, мы решили, что и не страшно будет, если мы придем позже.

Мы довольно долго шли молча мимо темных деревянных каркасных домов, я при этом держал коробку с «Твистером» над головой, чтобы хоть как-то защитить лицо от снега. На одной стороне улицы его нанесло до самых дверных ручек, и я подумал о том, как сильно снег все меняет. Я всю свою жизнь прожил в этом районе. По этому кварталу ходил и ездил тысячи раз. Я вспомнил, как несколько лет назад здесь погибли все деревья от какой-то болезни. Через ажурные заборы простирался весь квартал до главной улицы, его я знал еще лучше: каждую рассчитанную на туристов галерею, торгующую произведениями местных ремесленников, каждый спортивный магазин, предлагающий большой ассортимент обуви для треккинга, от которой я бы сейчас не отказался.

Но теперь все это — совершенно все! — стало абсолютно другим, под покровом снега город выглядел почти угрожающе чистым. Подо мной не было ни дороги, ни тротуара, пожарные гидранты тоже исчезли. Улицы словно завернули в белоснежную бумагу, как подарок. Все изменилось не только на вид; запах тоже стал другим — бодрящий аромат холодного воздуха смешивался с кисловатым запахом влажного снега. Да еще и зловещая тишина, царящая вокруг и нарушаемая лишь поскрипыванием обуви. Джей с Герцогом шли примерно на метр впереди меня, и я, затерявшись в этом выбеленном мире, их уже не слышал.

Я мог бы даже поверить в то, что мы остались единственными неспящими людьми во всей Северной Каролине, если бы не увидел светящиеся витрины продуктового магазина «Герцог и Герцогиня», когда мы свернули на Мейпл-стрит.

Герцога все называли Герцогом потому, что в восьмом классе мы однажды пришли в этот магазин, который отличался от остальных тем, что работники там должны обращаться к покупателям со словами не «сэр» и «мэм» и не «эй, ты», а «герцог» или «герцогиня».

Так вот, а у Герцога половое развитие слегонца припоздало, к тому же она всегда ходила в джинсах и бейсболках, особенно в средней школе. И произошло вполне предсказуемое: мы пришли в «Герцога и Герцогиню» за «Биг Лиг», или «Маунтин Дью: Коуд Ред», или чем там у нас было модно портить зубы в тот период, и, когда Герцог расплатилась за свою покупку, парень на кассе сказал ей: «Благодарю вас, Герцог».

Ну и к ней прилипло. Однажды, наверное в девятом классе, за обедом мы втроем — я, Джей и Кеун — предложили называть ее Энджи, но она это имя не любила. Так что мы и дальше звали ее Герцогом. Ей эта кличка подходила как нельзя лучше — она прирожденный лидер; и хотя теперь она уже не выглядела как мальчишка, все равно вела себя по большей части как один из нас.

Джей замедлил ход и оказался рядом со мной.

— Что? — спросил я.

— Слушай, ты в порядке? — поинтересовался он, взял у меня «Твистер» и сунул его себе под мышку.

— Да, а что?

— Да ты идешь как я не знаю что. Словно у тебя с ногами не все в порядке.

Я опустил взгляд и увидел, что я действительно двигаюсь как-то странно, широко расставив ноги, будто на шарнирах; колени у меня едва гнулись. В общем, я выглядел как ковбой после продолжительной гонки на коне.

— Ой! — воскликнул я, наблюдая за своей странной походкой. — Гм… Наверное, ноги очень замерзли.

— СРОЧНАЯ ОСТАНОВКА! — завопил Джей. — Кажется, у нас тут обмороженный!

Я покачал головой: нет, все было нормально, — но когда Герцог развернулась и увидела меня, она сразу же сказала:

— В «Г и Г»!

Герцог и Джей побежали, а я поковылял. Ребята меня здорово обогнали, и когда я добрался до магазина, Герцог была уже у прилавка с комплектом из четырех пар белых хлопковых носков.

Мы оказались не единственными посетителями. Усаживаясь в крохотном кафе магазина, я бросил взгляд на дальний столик, за которым с чашкой дымящегося чая сидел Алюминиевый.

(глава десятая)

— Здрасьте, — сказал ему Джей, пока я снимал мокрые кроссовки.

Алюминиевого описать непросто, это седой, но в целом нормальный пожилой мужик, за исключением того, что он никогда, ни при каких обстоятельствах, не выходит из дому, не обернув предварительно все свое тело с головы до ног алюминиевой фольгой.

Я стянул свои почти обледеневшие носки, ноги были почти синего цвета. Джей подал мне салфетку, чтобы я мог растереть их.

— А у вашей троицы хорошая ночка выдалась? — Алюминиевый всегда разговаривал так, будто жизнь — это фильм ужасов, а он — маньяк с ножом. Но никто его не боялся. Спросил он про всех нас, но смотрел только на меня.

— Да вот как-то так, — ответил я, — у машины колесо отвалилось, а я ног не чувствую.

— Ты таким одиноким там выглядел, — продолжил Алюминиевый, — как легендарный герой, борющийся со стихиями.