Джумпа Лахири - На новой земле
— Полагаю, если мы весь вечер будем стоять бок о бок, никто не заметит дырки, — сказала Меган, прижимаясь к нему горячим бедром. Тепло ее тела, гладкая кожа руки, задевшая его плечо, возымели обычное действие: он ощутил начинающуюся эрекцию, которая, впрочем, тут же исчезла из-за усталости.
— Ты думаешь, что сможешь простоять бок о бок со мной целый вечер? — спросил он.
— Я смогу, если ты сможешь, — ответила Меган.
В ее словах он услышал скрытый вызов и усмехнулся про себя. Ему понравилось, что теперь у них появилась цель, о которой нужно будет весь вечер помнить, по крайней мере, будет хоть какая-то мотивация идти на свадьбу. Но тут же ему пришла в голову другая мысль: раньше, когда они только поженились, они и так не отходили друг от друга ни на минуту, постоянно соприкасаясь то руками, то взглядами. Тогда держаться друг за друга казалось им совершенно естественным, как воздухом дышать. А теперь приходится напоминать себе об этом. Эх, жизнь наша!
— Решено, так мы и сделаем, — сказал он вслух.
Оба одновременно взглянули на свое отражение в зеркале: она в рваной юбке и старом бюстгальтере, он совершенно голый, с вялым пенисом и намазанными пеной щеками. Меган засмеялась и с деланым ужасом покачала головой.
— Боже, ну и зрелище!
Он думал, что они дойдут до школы пешком — ее территория начиналась сразу же за дорогой, надо было только немного подняться в гору и пройти по полю. Но Меган надела туфли на каблуках и не хотела пачкать их в земле, поэтому они вновь сели в машину. С заднего сиденья, заваленного свидетельствами их счастливой семейной жизни — яркими книжками, куклами и пупсами, пластмассовыми лошадками, которых теперь собирала Майя, — что-то с грохотом свалилось на пол. Сначала оба они вздрогнули, потом с улыбкой переглянулись. Детских сидений, обычно занимающих основное место в машине, сейчас не было — Эмит переустановил их в машину к теще. Он снова посмотрел в зеркало заднего вида, невольно ища взглядом дочек: что-то сейчас делают его малышки? Может быть, играют в куклы в домике на дереве, который построил для них тесть, а теща подает им к чаю фруктовый кекс и сок в пластмассовых баночках? Его девочки были совершенно не похожи ни на него, ни на его родственников. Несмотря на то что Эмит практически не поддерживал отношений со своей семьей, ему было слегка обидно, что родители не сумели передать ему сильный ген, который проявился бы в дочках. И Майя и Моника унаследовали белую кожу и каштановые волосы Меган, ее разрез глаз и губ. Если бы не их слегка индийские имена, никто вообще не заподозрил бы, что они не стопроцентные американки. «Это ваши дети?» — бывало, подозрительно спрашивали его охранники в супермаркете, когда он появлялся там с дочками в одиночестве. Впрочем, девочки так нежно прижимались к его коленям и так звонко кричали «Папочка!», что сомнений в его отцовстве ни у кого не оставалось.
Через две минуты они свернули с дороги и въехали на обсаженную липами широкую аллею, которая вела к школьным воротам. Круглые темно-зеленые листья маслянисто блестели на солнце, но Эмиту школа всегда вспоминалась в октябре — эти неистовые алые, бурые, золотые оттенки листвы кленов, темно-фиолетовые склоны гор, облака, бросающие на них бегущие тени, снежно-белые шапки на вершинах забыть было невозможно. Школа практически не изменилась с тех пор, как он был тут в последний раз, огромная, непривычно тихая, с идеально ухоженной территорией, и все так же на лужайке перед школой стояло несколько абстрактных скульптур.
— Да, неплохое местечко, — протянула Меган. — В сто раз круче моего университета. — Они шли по центральной аллее кампуса, и она с любопытством оглядывалась по сторонам.
— Немного слишком крутое, — суховато ответил Эмит.
Когда они познакомились, Меган была поражена «крутизной» его школы, однако потом много раз поддразнивала его этим. Хотя в ней не было зависти или злости к более привилегированным классам, она частенько не могла удержаться от искушения покритиковать их. У Эмита иногда возникала мысль, что только его абсолютно «непрестижная» национальность примиряла Меган с богатством его семьи, если бы он не был индусом, она никогда даже не посмотрела бы в его сторону. Сама-то Мег выросла в многодетной семье, ее отец служил в пожарной части, мать работала воспитательницей в детском саду. Кроме Меган, у них было еще четверо детей, так что Мег начала работать сразу после окончания школы, днем крутилась в копировальном центре, по вечерам продавала товары по телефону. Она смогла накопить на колледж только к двадцати годам, да и то училась на вечернем, чтобы не бросать работу. Она работала больше всех его знакомых вместе взятых, включая его родителей и ряд их одинаково богатых и успешных бенгальских друзей. Родители, кстати, не одобрили его брака с Меган, им не понравилось ее плебейское происхождение, ее высокий рост и тот факт, что она была на пять лет старше Эмита. Ее суровая простая красота их не пленила, а то, что она не носила линзы и отказывалась украшать себя косметикой и бижутерией, как пристало истинной женщине, вызвало у них презрение. Даже то, что Меган училась на врача, не смягчило сердца его родителей. Они и так давно уже разочаровались в сыне, а его брак еще больше подчеркнул пропасть, которая их теперь разделяла.
Эмит заметил несколько новых корпусов, вписанных в старинный архитектурный облик здания, — впрочем, конструкции из стекла и металла смотрелись странновато на фоне благородного темно-красного кирпича и белого купола часовни. В свое время родители силком вытащили его из школы в Винстере и сослали сюда на два долгих года. Это случилось, когда они окончательно решили переехать обратно в Индию. Эмит прекрасно помнил день, когда они сообщили ему о своем решении. Отец привез их в морской ресторан на Кейп-Код, заказал омара и с необыкновенной ловкостью и сноровкой разделал его, вилкой и руками выковыривая бледно-розовое мясо из плотного панциря и подкладывая им на тарелки. Стол был завален ярко-красными клешнями и чешуйками панциря, и им для защиты выдали зеленые клеенчатые фартуки. Эмит молча ел своего омара, иногда взглядывая в окно, выходящее на залив. В основном говорил отец. Он начал с того, что в последнее время ему стало скучно работать на факультете офтальмологии в медицинском колледже Гарварда, что там не проводится интересных научных исследований и экспериментов и что недавно из Дели пришло приглашение от клиники, с которой ему хотелось бы сотрудничать. Эмит был до глубины души поражен, что отец решил переехать обратно в Индию, ему всегда казалось, что родители не испытывают сентиментальных чувств по отношению к своей исторической родине, в отличие от многих других знакомых бенгальцев, также осевших в штате Массачусетс. Его родители никогда не ездили в Индию на каникулы, что было принято практически во всех бенгальских семьях. Его мать коротко стригла пышные темные волосы и носила брюки, а сари надевала в крайнем случае, а у отца в доме был обширный бар, и он был не прочь выпить перед ужином стакан джина с тоником. Оба они происходили из обеспеченных калькуттских семей, оба посещали в Индии частные школы. Относительное богатство американской жизни не явилось для них благословенным чудом, наоборот, в Индии их положение во многом было гораздо более привилегированным. Однако они покинули эту страну без сожалений и ни разу не оглянулись назад.
Тогда в ресторане отец вытащил из кармана толстый конверт, в котором лежали рекламные проспекты академии Лэнгфорд и письмо, подтверждающее, что Эмита приняли в число ее учащихся. На фотографиях улыбающиеся ученики позировали на фоне красной кирпичной стены главного школьного здания, учителя что-то чертили или писали на досках, объясняя внимательно слушающим студентам. По уровню академической подготовки Лэнгфорд значительно превосходил школу, в которой учился Эмит, и отец с гордостью поведал ему, какой процент выпускников академии поступает в колледжи «Лиги плюща». В тот момент Эмит понял, что родители уже давно все решили и за себя, и за него, что их переезд в Дели — вопрос нескольких недель и что их дом в Винстере уже выставлен на продажу. В Дели Эмита никто не приглашал, отец сказал, что нет смысла привыкать к чужой системе обучения, если через несколько лет мальчику все равно предстоит поступать в американский колледж.
И вот на протяжении двух последующих лет на Рождество и на летние каникулы Эмит уезжал к родителям в Дели. Там он жил в их огромной, заполненной слугами квартире в Читтараньян-Парк, в практически пустой комнате, которую они содержали специально для его приездов. Ему никогда не нравились эти визиты: во-первых, он и на бенгали-то мог сказать лишь пару фраз, а в Дели все говорили на хинди. К тому же в год его первого приезда было совершено покушение на Индиру Ганди, и город наводнили митингующие сикхи, а власти в ответ на это ввели комендантский час. В результате Эмита практически не выпускали из дома, и он вынужден был болтаться по квартире в полном одиночестве, не зная, чем себя занять. С большим облегчением он уехал обратно в свой мирный, тихий американский городок. А еще через четыре года родители вновь переехали в Америку, на этот раз в Хьюстон. Его отец в совершенстве изучил технику лазерной коррекции астигматизма, и его приглашали несколько американских клиник, буквально на части рвали. После пяти лет работы в Хьюстоне неугомонные родители Эмита отправились в Европу и на какое-то время осели в Швейцарии. В настоящее время, насколько он помнил, они жили в Арабских Эмиратах.
