Луис Карлос Монталван - Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса

Раньше такая ситуация меня ошеломила бы, привела бы к мигрени, и скорее всего меня бы обильно стошнило. Но в этот раз, вместо того чтобы отключиться, я посмотрел на Вторника. Он спокойно стоял справа и глядел на меня. Ретривер знал, что я взволнован, но это не лишило его уверенности в себе. На самом деле он был сосредоточеннее, чем за все это утро. Пес не подбадривал меня — наши отношения строятся иначе. Он просто ждал, что я приму решение, которое он будет исполнять. И я принял это решение. Вошел в вагон, а все прочие остались на вокзале, и, когда я уселся на свое место, Вторник снова посмотрел на меня. Без сомнения это означало «вот молодец!». Мой пес мной гордился, и я сам стал собой гордиться. Когда вернулись другие, я вольготно устроился на кухне, рядом сидел Вторник, а по кровеносной системе бежало растворенное лекарство.

— И что это вы так долго? — спросил я с улыбкой.

— Я тебя изобью! — пообещала Мэри, замахиваясь культей.

— Тогда возьми лучше стул, — пошутил я, — и сядь.

И тогда Мэри, как всегда, улыбнулась.

Глава 11

ПОДХОДЯЩИЙ ПЕС

Ничто не может затмить свет, льющийся из души.

После электрички я почувствовал себя увереннее. Это была важная проверка, но мне удалось одолеть свою тревогу и с помощью Вторника утихомирить разум. Я ощутил, что после этого пес зауважал меня еще больше, — а может, ему стало комфортнее, когда я сделался его вожаком, и тогда ретривер начал лучше реагировать на мои команды. К началу второй недели обучения мы стали отлично справляться с упражнениями. Погуляйте по кварталу — без проблем. Выключи свет — без проблем. Иди, стой, запрыгни на стул, слезай, подбери трость, иди справа… и это что, все? С этим мы справились бы во сне, даже на нашей крошечной койке с храпящими в трех метрах от нас соседями по комнате — Эндрю и Блу.

Конечно, поведение Вторника оставляло желать лучшего. Ему легко давались команды, но пес все равно то и дело отвлекался. Вместо того чтобы смотреть на дорогу перед собой, ретривер вертел головой и вывешивал язык, если хотел произвести на кого-нибудь впечатление. Мы отрабатывали очередное упражнение: Лу складывала в кучу десять-двенадцать предметов, а я говорил Вторнику принести один конкретный.

— Принеси мячик, Вторник! Хороший мальчик. Теперь принеси носок.

Пес без проблем определял нужный предмет, но после нескольких ходок устраивал круг почета для всех собак и людей в зале: требуемый предмет торчал из его пасти, а уши и длинная шерсть на лапах красиво трепетали позади пса.

— Нельзя ему этого позволять, Луис, — говорила мне Лу. — Ты должен быть боссом.

Лидер в нашей паре определился сразу. Лу всегда повторяет:

— У собаки-компаньона должно быть больше энтузиазма и напористости, чем у хозяина.

Это ее мантра. Вторник проявлял меньше энтузиазма, чем я, но это не его вина. В те две недели ни одна собака не могла быть воодушевленнее меня. Однако в плане напористости мы были идеальной парой. После многих лет офицерской службы у меня был лидерский склад ума и характера; кроме того, я был упрямый, несговорчивый солдат, а Вторник по натуре был отличный второй пилот, подпевала. Он любит веселиться, быть шутником в нашей маленькой стае, и это его качество мне нравится. Я серьезно подходил к тренировке, всегда слушал Лу, но, помимо этого, я видел улыбку Вторника сквозь зажатый в пасти носок и не слишком старался приучить пса к дисциплине. Он был беззаботно-веселой собакой, вызывающей у всех улыбку. Я ведь хотел, чтобы он был собой, так? Ведь именно из-за такого нрава я его и выбрал, так?

Ослепленный счастьем, я не видел проблемы. Вторник выполнял мои команды. Он был внимателен, не отходил от меня, всегда крепко прижимался ко мне в кровати (хотя, возможно, это чтобы не упасть). По сравнению даже с самой любящей, преданной и нежной «обычной» собакой Вторник напоминал присосавшегося к моему лицу осьминога, который туго обвил мне голову своими щупальцами. От этой собаки я не смог бы отцепиться, даже если бы и захотел. Когда я осматривался, то обязательно видел Вторника боковым зрением. Стоило мне сделать шаг, и я чувствовал рывок поводка: это ретривер встал, чтобы последовать за мной. Да что там говорить, он даже в туалет за мной ходил (к счастью, в армии я забыл о том, что такое комфорт и уединение). Вторник всегда был рядом, когда мне нужно было коснуться его, чтобы придать себе уверенности. Он был моим волшебным псом. Я уже полюбил его и зависел от него сильнее, чем от любого другого животного (и от большинства людей) в моей жизни.

Откуда ж мне было знать, что связи у нас еще нет, что, когда собака-компаньон привязывается, она не просто выполняет команды и послушно идет рядом? Мне говорили, что не голос, а поводок — это воплощение связи. Лу сказала мне, что Вторник чувствует все, что я передаю ему через поводок: страх, беспокойство, недоверие, колебание, гордость, силу, уважение и любовь. В конце концов, когда поводок станет не средством контроля, а пуповиной между нами, я сам почувствую эмоции Вторника. Я слышал об этом, но не понимал. Держа в руке поводок, я чувствовал, когда он провисает или натягивается. Чувствовал, когда Вторник хотел пойти в другую сторону, шагать быстрее, остановиться и отдохнуть, — и думал, что это и есть понимание, о котором мне говорили.

Если б я умел считывать эмоции, передающиеся по поводку, я бы, наверное, ощутил… апатию. Хотя нет, не апатию. Я нравился Вторнику — в этом я не сомневаюсь. Ему было в радость находиться рядом со мной, потому что он знал: это приносит мне счастье. Но между нами еще не было связи. Настоящей — не было. Так легко было обмануться во второй день наших занятий в тот момент, когда я увидел потенциал в глазах пса. Легко было представить, что нас свела судьба. Вторник наблюдал за мной. Он знал, что я буду его хозяином. Он меня проверял, он открылся мне одному, сказав: «Вот какой я. Я очень любящий, но мое сердце разбито. Мне нужен человек, который примет меня таким, какой я есть».

Но на самом деле все было иначе. Для Вторника я был просто очередным личным дрессировщиком, как Брендан или Том. Заметьте: я был отличным дрессировщиком, и пес это ценил. В конце концов он проводил со мной все время, даже на ночь оставался. Я давал ретриверу лакомство, когда тот правильно выполнял задание, а ведь он целый год не получал угощений. Я был невероятно нежным. Каждые десять минут становился перед ним на колени и крепко обнимал обеими руками, грубовато встрепывал шерсть на голове и на шее и говорил восторженным, почти дребезжащим голосом, каким обращаются к собакам:

— Ты хороший мальчик, Вторник. Я люблю тебя. Вторник. Ты хороший, хороший пес.

И он это проглатывал. Выпячивал грудь, поднимал голову, губы изгибались в улыбке. Когда я вставал, Вторник распрямлялся и смотрел на меня, готовый к следующей команде. Я применял классический метод одобрения с помощью голоса и прикосновения, но с таким энтузиазмом, какого пес никогда раньше не ощущал. Откуда Вторнику было знать, что я не просто использую очередную технику дрессировки, а ласкаю его от чистого сердца?

Я видел разницу, сравнивая Вторника с другими собаками. Мэри и Реми, например, связь почувствовали мгновенно. Реми не нужна была награда — она и так все бы сделала для своей подруги. А Мэри усовершенствовала дрессировку. Муж обмотал ее плечи двусторонней клейкой лентой, Мэри опустила свои культи в горстку собачьих лакомств, и десять-двенадцать штук приклеились к каждому куску ленты. Когда девушка хотела похвалить Реми, она зубами отрывала награду от скотча и держала во рту. Реми медленно тянулась и с мягкостью, какой я никогда не видел у других собак, смыкала зубы на угощении. Долгий миг они стояли, соприкасаясь губами, а потом Мэри с улыбкой отстранялась. Реми так и лучилась счастьем, ее хвост мощно бил по полу. Именно такую собаку Лу и хотела дать в помощь Мэри: хорошо надрессированное, послушное животное, которое пускает слюни, когда его любят. В первый же миг знакомства Реми протянула руки Мэри и обняла ее, а девушка ответила ей взаимностью. Знаю, знаю: у Мэри не было рук. Как и у Реми. Но когда я говорю «руки», я имею в виду сердце. Сердце, которое война может разбить, даже искорежить, но не уничтожить.

У нас со Вторником были другие отношения. Не в обиду нашим девочкам будь сказано, но мы с ним были слишком сложными натурами для таких проявлений — или, если хотите, раненными в самое сердце. Мы были больше похожи на Рикки и Рэйберна, которые (да не обманут вас одинаковые золотые украшения а-ля чудо-близнецы) все еще на ощупь искали свою связь.

Однако наша связь была покрепче, чем у Эндрю и Блу. Эти двое со скрипом пытались прийти к пониманию. Эндрю был забавный, но очень тихий, флегматичный парень из захолустья штата Миннесота, никогда никого не затруднял, не обременял. Смотрел на диске сериал «Герои Хогана» или «Южный Парк» на сон грядущий и почти все остальное время проводил в четырех стенах. Мне нужен был энергичный пес, которому нравится выбираться из дома и расширять границы своего мира. Эндрю же нужен был спокойный партнер. А еще ему требовалась терпеливая собака, потому что парню недавно ампутировали обе ноги и сделали протезы, и Эндрю еще не научился с ними обращаться как надо.