Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы
Она застегнула ее на талии, стянула на затылке волосы, зажала их расческой и устроила для покойного супруга свое первое торжественное выступление.
Она показала все, чему научилась, все, что умела; она танцевала лучше, чем могла мечтать, лучше, чем под музыку... От ее развивающейся юбки танцевало пламя свечей, и тени вытягивались на стенах.
Она танцевала с закрытыми глазами, склонив голову и согнув руки. Прыжки фуэте снимали усталость, бег на пуантах отпугивал ужас.
У нее в голове звучала вся ее жизнь и вся музыка, все венские скрипки, все оркестры, все оперы; она танцевала, и тишину комнаты разрывал ужасный хруст коленных суставов.
Опрос
Как и все, мадам Бувье не верила в опросы. Не верила, поскольку ее никогда не опрашивали. Однако на следующий день после своего дня рождения семидесятидвухлетней женщине пришлось пересмотреть свое суждение.
Ее опросили.
Ее не спрашивали, за кого она собирается голосовать; впрочем, даже если бы у нее это спросили, она бы не знала, что ответить; возможно, чтобы выиграть время, она бы сказала: «Если бы муж был жив, он бы...». Нет, девушка задавала ей вопросы о детстве. Этот год был объявлен годом детства, и поэтому опрашивали стариков, что, в общем-то, было не так уж и сложно.
Девушка спрашивала о ее воспоминаниях, о ее школе, о ее детях: ее интересовали конкретные вещи, детали, даты, а закончила она самым трудным вопросом, по крайней мере, самым трудным для мадам Бувье, которая вот уже как добрых полчаса торчала посреди площади и переминалась с ноги на ногу, чувствуя, как ручки продуктовой сумки впились ей в ладонь.
Девушка спросила:
— Что для вас значит детство?
Мадам Бувье ответила:
— Детство — это, когда думаешь, что можешь стать балериной или хозяйкой колбасной лавки.
Еще долгое время спустя, вспоминая об этом опросе, а вспоминала она о нем часто, мадам Бувье каждый раз недоумевала, зачем она вставила «балерину».
Блоха
Толстуха Клодина Ферраша сломала себе руку, в деревне эта история наделала шуму. Следует отметить, что дело получило общественный резонанс, так как это произошло там, где все стирали белье, в центре всей деревенской жизни.
Этот несчастный случай стал для толстухи Клодины, скорее, счастливым: она упала головой вниз в бак с мыльной водой, но масса ее тела оказалась значительной, и большая часть воды, перелившись через край, залила улицу, благодаря этому уровень упал настолько, что она не утонула и была спасена.
Мадам Вассерман, которая стирала рядом с ней, закричала изо всех сил, призывая кого-нибудь на помощь. Прибежали люди, мужчины залезли в воду, не подумав даже закатать штаны. Самый сильный остался удерживать голову Клодины над водой, а остальные пошли за веревками. Вид у головы был не самый приятный — кожа побелела, ноздри сжались, а под глазами появились темные круги — но над животом Клодины вода расходилась кругами, а значит, она дышала.
Ее вытянули быки Матье, два мирных быка, способных сдвинуть с места целую гору.
У края бака она встала на ноги. Вода с нее стекала ручьями. Вокруг нее столпились люди. К ней постепенно возвращались силы, ее лицо порозовело, но с левой рукой произошло что-то странное: она бессильно висела в неестественном положении, как будто ее вывернули в другую сторону.
— Готов поспорить, что сломана, — сказал Матье.
Мэр пошел заводить свою допотопную «жюву»; Клодину завернули в одеяла и посадили на заднее сидение.
Клодине не очень нравилась идея ехать к доктору. Она не доверяла и боялась.
На каждом повороте мэр поворачивался и спрашивал у нее:
— Ну, как дела, Клодина?
А дела были никак.
Сначала ее знобило, затем у нее болело, и от одного взгляда на руку ей становилось плохо. В один миг вся ее жизнь радикально изменилась: вышла постирать и вот нажила себе кучу неприятностей...
Дом доктора Дефлера находился на краю города. Мэр развернул машину и задом заехал в сад, доктор вышел и помог отвести Клодину к себе в кабинет, где пахло эфиром и болезнью. Доктор принял ее без очереди, поскольку она нуждалась в скорой помощи, и продержал не меньше часа.
Мэр развернул машину и ждал.
Когда Клодина вышла, выглядела она не лучше. Доктору Дефлеру не удалось вылечить ее окончательно.
— Ну, вот, — сказал он. — Отвезите ее домой, и пускай она немного полежит. Полтора месяца в гипсе, и все будет хорошо. Если что-то будет не так, то сразу же приезжайте ко мне. Возьмите лекарства...
Толстуха Клодина снова залезла в машину, пряча загипсованную руку под шарфом, который ей одолжил доктор.
На обратном пути мэр, который никогда в жизни не видел загипсованных рук, упрашивал Клодину показать, но так ничего и не добился. Потрясенная Клодина не шевелилась и молчала.
Вернувшись в деревню, она зашла в дом, прошла на кухню и закрылась на два оборота ключа.
Целую неделю никто ее не видел.
Собиравшиеся на площади односельчане переживали за нее. Или делали вид. Перед ее домом собирались целые делегации; соседи по очереди ее звали: она не отвечала и не показывалась в окне.
После долгих обсуждений в кафе, в поле, в колбасной лавке, на фермах стало понятно, что никто в деревне на самом деле никогда не видел загипсованных конечностей; возможность предоставлялась прекрасная, ее нельзя было упустить.
Первую неделю толстуха Клодина со всем справлялась сама. У нее был запас продуктов, и ей было чем заняться. Больше всего ей не хватало возможности поболтать.
На четвертый день она заговорила со своим гипсом. Сначала она робела, а потом очень быстро привыкла и принялась ему рассказывать обо всем, в подробностях и не церемонясь. Он внимательно выслушивал, а она за это ухаживала за ним как могла, чтобы потом вернуть доктору чистым. Клодине удалось продержаться лишь неделю, так как в одиночку она не могла ни одеться, ни раздеться. Она уже не могла спать и жить в платье, которое было на ней в момент падения в воду, высохло прямо на ней, а затем побывало у доктора: оно выглядело потрепанным и грязным.
И ей пришлось вызвать свою закадычную подругу мадам Вассерман.
Вдова проникла в дом через едва приоткрытую кухонную дверь и увидела гипс.
Она выразила свое восхищение тонким шерстяным носком, который доктор любезно надел на руку Клодины, и даже получила разрешение просунуть палец между гипсом и кожей. Внутри было жарко.
— Главное, чтобы там не завелись блохи! — смеясь, сказала она.
Клодина тоже посмеялась. Рука уже не болела. Только время от времени по кончикам пальцев пробегали мурашки. Было решено, что мадам Вассерман будет приходить каждый вечер и каждое утро.
После ужина в гараже вдовы прошло первое собрание. Очевидица описала гипс раз двадцать со всеми подробностями; никогда еще ей не удавалось так интересно рассказывать и так увлечь слушателей.
А тем временем Клодина ворочалась в постели и не могла сомкнуть глаз: случайно брошенная фраза мадам Вассерман сделала свое дело. В два часа ночи Клодина уже не могла терпеть; она села и зажгла свет: она была убеждена, что в гипсе завелась блоха.
Рука ужасно чесалась.
Клодина засунула под гипс толстенький указательный палец, но хитрая блоха сидела намного дальше, в районе локтя.
Клодина нашла старую вязальную спицу и принялась чесать и царапать вдоль и поперек, но блоха оказалась живучей. Едва Клодине казалось, что блоха настигнута, как через несколько секунд она чувствовала укус, но уже в другом месте... Как будто там была уже не одна блоха, а пять, десять, двенадцать!
К шести часам утра Клодина свалилась от усталости, прислонившись к ножке кровати, она уснула на стеганном одеяле.
Приход мадам Вассерман и дневной свет Клодину немного успокоили; успокоилась и блоха; толстая старая дева заметила, что за ночь края гипса обломались. День и вечер прошли спокойно.
Однако с наступлением ночи страхи Клодины усилились. Она заткнула тряпками щели между гипсом и рукой, сверху и снизу, но зуд все равно вернулся. У нее было такое чувство, будто внутри обосновалась целая колония насекомых. Всю ночь Клодина, постанывая, пыталась раздавить блоху ершиком для мытья посуды, в итоге так и не заснула.
На следующее утро она вручила мадам Вассерман список покупок; вдова ушла и вернулась с огромной коробкой, заполненной средствами против насекомых.
Клодина ее невнятно поблагодарила и спешно выставила за дверь. Разложила на столе все средства: теперь-то она уж наверняка избавится от своей напасти!
Клодина засыпала под гипс несколько порошков, пустила туда струю из распылителя «Флай-токс» и — для усиления эффекта — натерла на сырной терке большую желтую таблетку, а полученную массу пропихнула ершиком до самого локтя.
Покончив с процедурами, она заснула как дитя, сжав кулачки, с легким сердцем и спокойной душой.
