Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы
Двумя руками она повернула круглую ручку и толкнула дверь.
Она очутилась в пустой мраморно холодной и строгой прихожей с лестницей, ведущей на второй этаж.
Голос раздался снова, дабы направить ее по коридору. Малина все еще прижимала к ногам платье, чтобы оно случайно не задело подставку для зонтов, заполненную палками, затем пыльный столик, затем маленький шкаф.
— Теперь, поверни налево, — произнес голос уже ближе.
Малина прошла через высокую двустворчатую застекленную дверь и очутилась в просторной кухне.
Дама сидела в кресле около стола, накрытого старинной вощеной скатертью. Перед ней лежала открытая книга с кроссвордами, а в руке она держала карандаш с надетым на верхний кончик серебряным колпачком. На конце колпачка Малина заметила маленькое колечко с продетой в него цепочкой, которая свободно висела у дамы на шее.
Сначала девочку поразили ее руки. Деформированные артрозом суставы разбухли, а на удивление тонкие пальцы, казалось, были окончательно смещены и приклеены один к другому. Затем, несмотря на сумрак и темную одежду, Малина отметила, что дама была очень толстая. У нее была импозантная грудь, которая, казалось, перетекает прямо в ноги. Возраст сделал дряблыми ее щеки, и они нависали над шеей. Однако у нее была какая-то особая манера сидеть, держать голову и направлять взор, которую нельзя было не заметить. Малина вряд ли сумела бы объяснить, почему, но сразу почувствовала, что эта дама не имела ничего общего с обычными бабками из деревни.
Дама указала на табурет, стоявший у другого конца стола, и предложила Малине сесть, после чего заговорила. Ее голос заполнял всю кухню и, казалось, вырывался через приоткрытую дверь, пытаясь настигнуть в пустынных комнатах далекое эхо.
— Я очень стара, — сказала она, — очень больна и — что хуже всего — очень устала. От жизни я уже ничего не жду. Доктор меня постоянно журит за то, что я много лежу и мало двигаюсь. Но карабкаться по лестнице с палкой — сомнительное удовольствие. А утехи мои ограничены: кроссворды, да сладости, разумеется, в тайне от доктора...
Малина не привыкла к тому, чтобы перед ней откровенничали: она опустила глаза и нервно затеребила потрепанный и пожелтевший от частого пользования словарь, лежавший на столе.
Дама улыбнулась и, протянув руку, потрепала ее по щеке. Нежное прикосновение удивило Малину: эти бесформенные пальцы, казалось, были способны лишь царапать. Она робко улыбнулась в ответ.
— Подойди сюда, — сказала дама, — и не бойся. Помоги мне, хорошо?
Малина протянула ей ладонь и взяла под руку, чтобы помочь ей встать. Дама тяжело вздохнула и встала на ноги. Взяла палку, висевшую на спинке кресла, и тронулась с места, делая мелкие и частые шаги. Ее поступь была неуверенной, и смотреть на нее было почти мучительно. Резиновые подошвы ее тапок скрипели на кафельной плитке.
— Пойдем, сейчас увидишь, зачем я тебя сюда позвала.
Они пересекли кухню, и Малина машинально взяла даму под руку.
Они вышли на террасу. Там Малина сразу же почувствовала себя лучше, воздух был теплый, а ветер уже разогнал грозовые тучи.
Дама подвела ее к подзорной трубе на штативе, похожей на те, которыми пользуются моряки: труба была направлена на деревню через просвет между двумя высокими деревьями.
— Смотри.
Малина поднялась на цыпочки и посмотрела в глазок.
— Это же наша школа! — воскликнула она.
— Да, это ваш двор, как если бы мы там сейчас находились. Вчера я видела, как на перемене ты играла в «горячо-холодно» и совершенно очевидно оказалась самым сильным игроком.
— Ну, понимаете...
— Не спорь, это бросалось в глаза.
Малина покраснела от удовольствия.
Дама положила руку ей на плечо, мелкими шажками вернулась на кухню и там объяснила, зачем она ее позвала.
Малина слушала ее серьезно и время от времени кивала головой, показывая, что она все понимает.
С этого дня Малина два раза в неделю навещала даму из Большого Дома. У обеих выработались свои привычки.
Малина приходила с картонной коробкой в руках, звонила два раза и без стука входила. Направлялась в кухню и приветствовала даму, которая в ответ гладила ее по щеке.
Малина ставила коробку на стол, открывала стоящий рядом ящик из-под сигар и клала туда сдачу.
— Ты не забыла взять свою зарплату?
— Нет, мадам.
— Хорошо... Итак, сколько их было в последний раз?
— Шесть.
— Прекрасно, прекрасно...
Дама ликовала.
— Вы нашли их все?
— Все!
Малина церемонно расцеловала ее в обе щеки.
— Вы на самом деле очень сильны, потому что я очень старалась.
— Надеюсь!
Затем Малина снова брала коробку, а дама выходила на террасу, чтобы ничего не видеть и не слышать. Это было правилом игры.
Затем Малина поднималась на второй этаж.
Каждый раз, взбираясь по лестнице, она вспоминала о том, как первое время пугалась, пересекая все эти мрачные комнаты, заполненные бесполезной мебелью, все эти коридоры, все эти прихожие, оставленные в забвении и пыли. Она вскрикивала, наталкиваясь на призрачные кресла в большой гостиной на первом этаже, она пятилась, когда слышала, как хлопает незакрытое окно. Как-то раз, перед пустой ивовой клеткой, ей даже послышалось, как несуществующий попугай произнес ее имя.
Ее кеды поднимали целые облака пыли...
За это время на затоптанной и перетоптанной пыли успели отпечататься ее следы. Малина постепенно привыкла к этому большому дому, который поскрипывал от малейшего дуновения ветра.
Она уже не боялась. Даже тигр, распластанный на полу в гостиной, не вызывал у нее дрожь испуга. Следует сказать, что в ходе игры она научилась отлично определять расположение каждой полки, каждого шкафа и каждого уголка.
Нередко, уже поднявшись на второй этаж, Малина останавливалась на полпути, поворачивала назад и проверяла, сидит ли дама по-прежнему на террасе или пробралась на кухню, чтобы на слух определить, где Малина их прячет... Правило игры дама не нарушила ни разу.
Малина поднималась на чердак и там прятала шоколадные эклеры и заварные пирожные, которые предпочитала дама.
Малина придумывала самые неожиданные, самые невероятные тайники: она открывала шляпные коробки и клала завернутые пирожные под мягкую картонку на самое дно; она пробовала открывать сундуки, стараясь не смахнуть пыль с крышки; один эклер она умудрилась засунуть в распотрошенного плюшевого мишку...
Покончив с чердаком, Малина спускалась на второй этаж: там она прятала корзиночки, пончики, слоеные язычки, миндальные и кофейные тарталетки.
По доброте душевной, а также в виде «наживки», она оставляла ищущей кое-что на виду, но, как правило, не поддавалась. Ведь доктор сказал, что надо больше двигаться.
Затем она спускалась.
Стучала в дверь, выходящую на террасу, и дама заходила.
— Готово?
— Готово.
Глаза дамы загорались.
Малина знала, что теперь ей не следовало задерживаться.
Она бросала пустую картонную коробку в мусорное ведро и уходила.
— До вторника.
— Да, до вторника. Деньги у тебя есть.
— Да, я взяла.
— Ну же, ступай.
Дама быстро гладила ее по щеке, и Малина исчезала.
Входная дверь за ней закрывалась, она спускалась, но на последней ступеньке крыльца застывала и выжидала. Через несколько секунд раздавались характерный стук палки и звук скользящих тапок; затем скрипела первая деревянная ступенька.
Дама начинала свое мучительное восхождение на второй этаж.
Балетная пачка
В жизни Жозетты Баконье так никогда и не настал подходящий возраст для танцев. Она родилась в семье с крестьянским темпераментом и деревенским вкусом; в ответ на ее просьбы родители ей каждый раз обещали, что завтра она сможет потанцевать. Когда завтра все же наступило, и она пришла на свой первый бал, там ей встретился мужчина ее жизни, который пригласил ее на танго всего один единственный раз. Выйдя за него замуж, она неоднократно выражала свое желание потанцевать, но супруг, который был самым лучшим мужчиной в мире, отвечал на все ее просьбы лаконичной фразой: «Это не для нашего возраста».
Так Жозетта постепенно свыклась с мыслью, что она слишком стара для танцев, но от этого желание все равно не пропало.
Она полагала, что материнство ее окончательно излечит, и, действительно, первые месяцы ее первой беременности она даже и не думала об антраша, но когда ребенок родился, ей пришлось признать, что желание вернулось. После рождения третьего ребенка желание стало еще сильнее.
Ей пришлось с ним смириться.
И она решилась танцевать тайком.
Она высчитала промежутки времени, в течение которых могла оставаться одна, и решила использовать их по назначению. Она могла выкраивать приблизительно два раза по полчаса ежедневно.
