Маргарита Симоньян - В Москву!
— Один яблок — пять рублей, — сказал Фауст Джульетте. — Или поцеловать дай.
— Говна тебе на лопате, — объявила Джульетта, забрала яблоки и хлопнула калиткой перед носом у Фауста.
— Как ты со мной разговариваешь? — спросил Фауст. — Ты что, не знаешь, что я ученик Параджанова?
— В прошлый раз ты говорил, что ты его соратник, — сказала Джульетта, сложив руки на огромном животе.
— Конечно, соратник! Что, разве нельзя быть и ученик, и соратник?
— А в позапрошлый раз ты говорил, что ты его учитель!
— А я и есть — немножко был ученик его, а потом научился и стал его учитель! — сказал Фауст и ушел, обиженный.
Алина с Лианой в шлепанцах и панамах собрались на море. Алина уже перестала считать, сколько дней она провела у Кремлины, и твердо решила оставаться в Апсны столько, сколько ей здесь хорошо.
— Девочки, если гулять пойдете, по правой стороне поселка не гуляйте и по левой тоже не гуляйте, — предупредила Кремлина.
— Почему? — спросила Алина.
— На правой стороне абхазы живут, — объяснила Кремлина.
— И что? — удивилась Алина.
— Мало ли что! — объяснила Кремлина, подняв указательный палец.
— А на левой?
— На левой — греки. Еще хуже, чем абхазы.
— Чем хуже? — все-таки робко переспросила Алина.
— Чем-чем! Чем абхазы, говорю тебе! Анекдот не знаешь, что ли? Короче, на хер они вам нужны, и те, и другие! — сказала Кремлина и закрыла калитку.
— Любят тут у вас друг друга, ничего не скажешь, — со смехом сказала Алина Лиане, когда Кремлина скрылась из виду.
— Можно подумать, у вас по-другому, — ответила Лиана.
Вернулся старый дурак Фауст, притащив с собой замусоленную книжку.
— Хочу тебе на память книжку подарить, — сказал он Алине. — Если поцеловать дашь. Это Сароян! Великий армянский писатель!
— Армянский? — удивилась Алина. — А я всегда думала, что американский.
— Какой американский! Он, когда умер, завещал, в Армении чтоб его похоронили.
— Странно, — сказала Алина. — Мне кажется, я в Калифорнии была на его могиле.
— Ну, правильно! — подтвердил Фауст. — Половину там похоронили, половину — в Армении!
Вдруг у калитки резко затормозила белая семерка Алика. Даже не затормозила, а врезалась в гравий, вздыбив перед домом пыль. Алик вышел из нее с очень торжественным лицом. Увидев Алину с Лианой, он сразу начал кричать.
— Вы еще тут? Быстро езжайте к границе и дуйте на ту сторону! Пока ее не закрыли на хер!
— Алик, ты заболел, что ли? — спросила Лиана. — Что случилось?
— А вы что, не знаете? В Кодор чеченцы зашли! Мы уже два часа ополчение собираем, — объяснил Алик, и лицо его снова стало торжественным.
— Какие чеченцы?
— Гелаевцы.
— Откуда здесь могут быть чеченцы? — испуганно спросила Алина.
— Из Панкиса. Грузины их специально пропустили, чтоб под это дело нам новую войну устроить. Бегом собирайтесь, я вас отвезу до границы.
— Алик, разводишь, честно скажи? Мстишь за то, что я тебя в нарды порвала? — спросила Лиана.
— Мамой клянусь, — сказал Алик.
Широкие лапы бананов, раскинувшиеся над крашенным в белый забором, слегка дрожали от теплого ветра. Из-под забора торчали худые и длинные кактусы. Один был с красным цветком на боку, как будто ему повязали, как первокласснице, бант. Небо светило тепло и спокойно. С пляжа доносились веселые голоса купающихся отдыхающих и визги играющих в море детей. Со стороны дороги послышалась далекая, но настойчивая автоматная очередь.
Через пятнадцать минут Алина, в слезах, расцеловала детей и Кремлину и попыталась всучить ей деньги за проживание. Кремлина посмотрела на нее с осуждением и сказала:
— Обидеть меня хочешь? Это Кавказ, девочка! Мне твои деньги руки будут жечь!
Сама она, ее дети и внуки уезжать из Апсны отказались.
— Каждый раз, когда война, мы уезжать будем? Задолбаемся тудасюда ездить! — сказал кто-то из них.
Когда Алина уже садилась в машину, к ней подошла, тыкая палочкой в гравий, бабушка Зина и шепнула на ухо:
— Хоть у одной невестки ноги прямые будут.
— Что, бабушка? — не поняла Алина.
— Хоть у одной невестки ноги прямые будут! — громче зашептала бабушка Зина. — Вот что свекровь сказала тогда в огороде! — и бабушка с гордостью посмотрела на Алину.
Белая семерка Алика взвилась и помчалась по раздолбанным дорогам Абхазии прямо к России. По пути было непривычно много машин. Кое-где на обочинах под пальмами и эвкалиптами группами сидели на корточках мужчины в выцветшем камуфляже или в спортивных костюмах, курили, смеялись и переглядывались. Рядом лежали их ружья и автоматы и голосили их женщины в черном. Испуганные коровы мычали, как полоумные.
— Щас к Хасику заедем по дороге, — сказал Алик. — У него родственник на границе работает — быстро проведет.
Подъехали к каменному дому. В стенах дома в выбоинах от снарядов, оставшихся с прошлой войны, зеленела нежная травка. Перед лесом, уходящим в гору справа и слева от дома, в землю была воткнута жестяная ржавая плашка с надписью «мины».
Ворота были открыты. Перед ними, лицом к дороге, развалились прямо на сухой земле четверо мужчин в спортивных костюмах. Женщины бегали в дом и обратно, выносили свертки, от которых пахло копченым мясом.
— Алхас, где Хасик? — спросил Алик.
— В ополчение уехал, — ответил один из мужчин, рыжий с выпуклыми голубыми глазами, и бросил окурок в траву.
— Когда он успел?
— Только что. Автомат откопать долго, что ли? Я свой за пять минут откопал, — сообщил Алхас, показывая на старый «калашников», лежащий рядом с ним на земле.
— А ты почему не уехал?
— Я не поместился. Сидим, второго автобуса ждем.
— Не повезло вам, девочки, — сказал Алик Лиане с Алиной.
Он объяснил, что может только довезти их до границы, а дальше им придется пробиваться в Россию самим.
Пока доехали до границы, Алина насчитала несколько сотен мужчин, сидящих на корточках на обочинах возле своих домов. Все они ждали автобусов, которые должны были отвезти их в Кодор, прямо к гелаевцам.
— Альдос, сколько у вас здесь всего мужчин живет? — спросила Лиана.
— Да вот сколько ты сейчас на дороге видела, столько всего живет, — весело ответил Алик.
— Лиана, а ты не боишься? — тихо спросила Алина.
— Если я буду бояться, значит, я не доверяю своему ангелухранителю. А это плевок ему в душу, — сказала Лиана.
— Когда ты рядом, мне тоже не так страшно. И не так одиноко, — призналась Алина. — Если мы отсюда выберемся, поедешь со мной в Москву?
— Конечно, поеду! — сразу выпалила Лиана. — А что я там буду делать?
— Придумаем что-нибудь, — сказала Алина.
Тем временем гелаевцы — худые немытые люди — с бородами и без, с отличным оружием в руках и Кораном за пазухой — разделившись на мелкие группы, стремительно проходили все глубже в Абхазию. По пути они застрелили несколько жителей горных сел, взяли в заложники монаха-отшельника и сбили ооновский вертолет с восемью иностранцами на борту. Абхазские ополченцы заблокировали их на горе Сахарная Голова, но они быстро вырвались и пошли дальше, убивая всех, кого встретят, и разбрасывая по безлюдным горам обертки от «Сникерсов» — единственного, что было у них из еды.
К тому времени как Алик довез Лиану с Алиной до пограничных будок, там был уже ад. Россия закрывала границу через пятнадцать минут.
Алик оставил девушек в конце очереди, развел руками — дескать, ваши погранцы, вы и договаривайтесь — и умчался догонять автобусы ополченцев. В его багажнике тоже лежал откопанный автомат.
Лиана металась вокруг толпы, пытаясь что-нибудь предпринять, чтобы их пропустили до того, как закроют пост. Ее никто не слушал: воздух давился женскими криками, мужским матом и детским плачем.
— Да пропустите же россиян! — визжал кто-то громче других над общим ором и топотом.
— А тут и нет никого, кроме россиян! — орали ему в ответ. Откудато отчетливо донеслось:
— Ты что при ребенке матом ругаешься, сука нечесаная?!
Лавина людей напирала на шиферные заборы поста. Заборы трещали, гудели машины, кто-то кричал, надрываясь, что на той стороне — уже перешел — ребенок, один, пятилетний, а мать не пропускают — пустите же мать к ребенку! — перевернули тележку жирных розовых помидоров, и они покатились под ноги толпе.
— Через десять минут закрывают! — закричали с поста.
Гул превратился в рев, и толпа сдавила сама себя у шлагбаумов.
Алина стояла там, где их высадил Алик, белая, как никогда. В слабой, как будто сломанной руке она держала телефон, пыталась вертеть им в разные стороны, чтобы поймать связь. Руки и ноги ее почти не слушались. «Вот как это бывает, когда говорят «парализовало страхом», — подумала она.
