Айрис Мердок - Колокол
Можно было предположить, что Природа, простым сложением отнявшая у него Ника, теперь вычитанием как бы предлагала ему Кэтрин; но мысль эта мелькнула у Майкла вскользь, будто не имела к нему никакого отношения. В первую же встречу с Кэтрин он узнал, что она собирается уйти в монастырь. И все же удивительно было, что она совершенно не стремилась произвести на него впечатление. Она ему понравилась, его трогала ее манера держаться, в которой сквозила мольба оставить ее в покое; но в женской оболочке высокий бледный лоб и томные глаза ни на йоту не волновали его. Удивительно, право, как Господь умудрился создать из одной субстанции два существа, сделать их похожими как две капли воды и при этом абсолютно разными. Когда голова Кэтрин была неподвижна, она так походила на голову Ника — только чуть миниатюрней и изящней. Но выражение лица, улыбка давали той же плоти совершенно иную жизнь; и, когда она клонила подбородок к груди, а Кэтрин частенько опускала очи долу, Майкл ощущал себя жертвой какого-то чудовищного колдовского обмана. Она казалась ему, как и все прочие женщины, непривлекательной и бесстыжей — в данном случае главным образом потому, что коварно напоминала ему о Нике.
Знакомившие их люди, явно не подозревавшие о подоплеке событий, принялись объяснять, не без помощи Кэтрин, что она вскоре уйдет в монастырь, а до пострига надеется пожить немного в имберской общине. Эту идею подала настоятельница, она обещала написать Майклу — он должен бы уже получить ее письмо. Майкл ответил, что был в отъезде, и посему не видел корреспонденции, и письмо от настоятельницы наверняка ждет его дома. Он не сомневается, что все так и будет — во всяком случае, желание настоятельницы для него закон. Мисс Фоли собралась уходить. Майкл смотрел на нее, пока она стояла в дверях и прощалась с хозяевами, на длинный элегантный зонтик-тросточку, на безупречно сшитый изысканный серый костюм, на густые, напоминающие шапочку гиацинта волосы, стянутые в строгий пучок под маленькой изящной шляпкой, и думал: что она за человек и какая странная прихоть судьбы сводит их вместе и рано или поздно — в этом он ни минуты не сомневался — вновь сведет его с Ником.
Случилось это даже раньше, чем он предполагал. Письмо настоятельницы действительно ожидало его дома: она направляет ему Кэтрин, это «особо избранное дитя», человека незаурядной духовной одаренности. Она надеется, что он примет ее на время в новую общину. По тону письма Майкл почувствовал, что настоятельница все-таки знает о Нике. Кэтрин наверняка ей все рассказала. Да и трудно себе представить, что, столкнувшись с такой личностью, как настоятельница, это бледное кроткое создание способно было что-то утаить. К тому же тяга к исповеди в крови у этой семьи.
Кэтрин появилась в Имбере в положенное время — в первые же дни существования общины, когда в пустом громадном доме жили лишь Майкл, Питер да Стрэффорды. Тихо, почти не раскрывая рта на первых порах, она взяла на себя львиную долю дел в маленькой общине. Она работала, пока не валилась с ног, и Майкл вынужден был сдерживать ее. В деревне она явно изменилась. В ее одежде не было и намека на былую элегантность. Она носила старые, мешковатые платья, иссиня-черные волосы небрежно завязывала в хвост или просто зачесывала назад. Похоже, она решила про себя, что надо обезличиться, сделаться маленькой и незаметной и в то же время предельно занятой и вездесущей. Майклу в ту пору она казалась довольно странной особой, неуравновешенной, склонной к эксцессам, но вскоре — как это было и с ее братом — он начал забывать, что думал о ней такое. Она все больше нравилась ему, он уважал ее целеустремленность и изредка позволял себе всматриваться в ее лицо, ища в нем черты лица иного, и время от времени ощущал на себе пристальный взгляд ее холодных глаз.
Объявился Пэтчуэй, приехал Джеймс. Община мало-помалу начала принимать какие-то очертания. Вскопали огород, торжественно посеяли первые семена. И тут Кэтрин заговорила с Майклом о брате. Ни тогда, ни потом она не напоминала прошлого, просто само собой разумелось, что Майкл с Ником знакомы. Брат ее серьезно беспокоит, сказала она. Ник, похоже, живет беспутной жизнью — в подробности Кэтрин не вдавалась — и, хоть и понимает это, сделать с собой ничего не может. Он очень несчастен, грозится покончить с собой. Нужно на него повлиять, причем каким-нибудь решительным, нетрадиционным способом. Если пригласить его в Имбер, полагала Кэтрин, он не откажется. Ему наверняка найдется работа. Пусть он побудет здесь совсем недолго, и то это пойдет ему на пользу, хотя бы здоровье поправит, а там кто знает — глядишь, молитвы и близость великого оплота духовной жизни по ту сторону озера подействуют… Кэтрин умоляла его, и вид у нее был такой, будто она смертельно боится отказа, от волнения она побледнела и очень напоминала брата.
Просьбой этой Майкл был крайне напуган. С первой же встречи с Кэтрин он в глубине души не без грустного умиления предчувствовал, что в один прекрасный день свидится с Ником — как-нибудь непринужденно, может, у знакомых в Лондоне. Они обменяются смущенными улыбками и вновь расстанутся на много лет. Но чтобы мальчик был здесь — он все еще думал о Нике как о мальчике, — здесь, в Имбере, святом для него месте, и в святой час его жизни — это никоим образом не входило ни в планы Майкла, ни в его желания. Он был поглощен становлением своего детища — общины. Временами он почти забывал, кто такая Кэтрин, что отчасти было и ее заслугой. Ее предложение выбило его из колеи, оно было не ко времени, и первую его реакцию можно, пожалуй, было назвать циничной. Ник пребывал в состоянии — каким оно виделось Майклу, — когда близость обители могла как спровоцировать новые бесчинства, так и даровать исцеление. Духовная сила действительно походит на электричество, она также опасна. Она может вершить чудеса добра, но и нести разрушение. Майкл опасался, что в Имбере Ник навредит остальным, но собственного печального положения не исправит. Наконец, он попросту не желал видеть Ника в Имбере.
Но ничего этого Кэтрин он говорить не стал, а лишь заметил, что обдумает это предложение, посоветуется с настоятельницей и другими членами общины. Кэтрин же сообщила, что она уже обговорила все с настоятельницей, и та полностью одобряет этот план. Майкл был изумлен, прямиком отправился в монастырь, но на сей раз высокочтимая леди по каким-то соображениям не удостоила его аудиенции. Пусть он ей напишет, было ему сказано, а она напишет в ответ. Совершенно сбитый с толку, Майкл набросал несколько писем, порвал их и наконец передал коротенькую записку, предполагавшую, что настоятельница в курсе дела, и испрашивавшую ее решения. Она ответила с типично женской неопределенностью, взбесившей Майкла, — план она в целом одобряет, но вообще-то он должен знать, что, каким бы ни виделось ей претворение этого плана в жизнь, окончательное решение она оставляет за ним, ибо полагается на его мудрость. Майкл места себе не находил, потом призвал на совет Джеймса. Джеймсу, никогда не отличавшемуся любопытством или подозрительностью и, похоже, всегда принимавшему все за чистую монету, он, не вдаваясь в подробности, объяснил, что знавал Ника Фоли, когда тот еще учился в школе, потом выпустил его из виду. И, как мог, рассказал о его характере и его судьбе. Каково на сей счет мнение Джеймса?
С горячностью, от которой у Майкла сразу отлегло от сердца, Джеймс заявил, что считает эту затею на редкость глупой. У них сейчас нет места для такого рода «постояльцев». И нет времени его пестовать. Они, конечно, могли бы помочь бедняжке Кэтрин пристроить своего непутевого братца (за которым, как помнилось Джеймсу, тянется парочка грязных слушков) в каком-нибудь ином месте, где не стали бы потворствовать его дурным задаткам, но здесь — Боже сохрани! Джеймс поразился, услышав, что настоятельница пусть и с некоторыми оговорками, но все же одобряет этот план, и призвал Майкла твердо стоять на своем. В конце концов, он, а не она — и она сама это признает — владеет ситуацией в общине. Джеймс не считал слово настоятельницы последним, и это было еще одним доказательством его более основательной и отнюдь не слепой веры. Майкл обещал стоять на своем и отправился спать, чувствуя себя куда увереннее. Ему снился Ник.
На следующий день все выглядело в ином свете. Едва только Майкл открыл глаза, он уже знал абсолютно точно: не может он пойти к Кэтрин и сказать, что не примет ее брата. А ну как через месяц или год Ник и впрямь совершит что-нибудь противозаконное, а ну как попадет в настоящую беду (что не так уж маловероятно, если принять во внимание кое-какие обстоятельства, которые Майкл добавил от себя к рассказу Кэтрин) или покончит с собой — как тогда будет себя чувствовать Майкл? Не может он отвергнуть эту мольбу о помощи, особенно из-за прошлого. Долго, истово молился он, дабы исполнился его замысел. Он начал увереннее, с зарождающейся странной радостью переосмысливать минувшее, которое постепенно превращалось в образец добра. Ника возвращают ему наверняка не случайно. Предполагать, что он сам должен стать орудием спасения мальчика, он не смел, но уповал на то, что ему судьбой назначено быть смиренной служкой в свершении великого таинства, коли таковое состоится. В этой истории с Ником он должен совершить вторую попытку. Нельзя допустить, чтобы он отказался от такой попытки. И как созвучно все это уходу Кэтрин из мира. Существо столь возвышенное, каким она ему виделась в теперешнем его экзальтированном состоянии, конечно же, может содействовать спасению брата — а в какой-то степени и его собственному — и каким-то чудом может искупить прошлое.
