Бернар Вербер - Смех Циклопа
Люди не всегда помнили истории, сочиненные Имхотепом, но лев в одежде фараона, лис, наряженный пастухом и ведущий к озеру стадо уток, обезьяны, играющие на арфе для мышей, надевших женское платье и принимающих подарки от солдат с головами шакалов, казались им забавными.
Великая Книга Истории Смеха.
Источник G.L.H.
40
Выражение лица хмурое и неодобрительное.
– Я не верю ни одному вашему слову.
Лукреция едва заметно отстраняется, словно боясь, что начальница забрызгает ее слюной.
– Но кое-какие улики все-таки есть.
– Улики? Вы издеваетесь? Три дня вы занимаетесь этим делом, и что вы называете уликами?
Лукреция остается невозмутимой. Кристиана Тенардье закуривает толстую сигару и несколько раз шумно затягивается.
– Допустим, я соглашусь с гипотезой – абсолютно, кстати, невероятной, – что было совершено убийство. И как же, по-вашему, его совершили?
Лукреция не дает сбить себя с толку.
– Очень хитроумным способом. При помощи неизвестного оружия. Убийца был чрезвычайно предусмотрителен и изворотлив, его мотивы пока не ясны.
– Вы используете журналистские увертки, которые мы приберегаем для простофиль. Я хочу сказать, для провинциальных читателей…
Твердо стоять на своем. Не отступать.
– Я принесла вам улики.
Тенардье рассматривает разложенные на мраморном столе предметы: синюю шкатулку с буквами «B.Q.T.» и надписью «Не читать!», кусок почерневшей фотобумаги, размытый снимок, на котором с трудом можно различить грустного клоуна с большим красным носом. Она перебирает фотографии Стефана Крауца, Себастьяна Доллена, Феликса Шаттама.
– Это не улики. Дарий был один в запертой гримерке. На теле нет следов насилия, на двери нет следов взлома, и только вы подозреваете, что это преступление.
– Если несколько человек совершают одну и ту же ошибку, это еще не значит, что они правы, – цедит Лукреция.
Сейчас это изречение Исидора как нельзя более кстати.
– Я отлично слышу, что вы там бормочете. Если вы одна говорите глупости, это еще не значит, что вы правы, – отвечает ей Тенардье.
Лукреция и Тенардье испепеляют друг друга взглядом. Тенардье выпускает несколько больших клубов дыма.
– Кем вы себя возомнили, мадемуазель Немрод? Думаете, вам все позволено потому, что у вас высокая грудь, круглая задница и манеры продавщицы из супермаркета?
Лукреция сохраняет спокойствие. Ей нужно согласие Тенардье.
– Дайте мне время. Это очень непростое дело.
– И сколько времени вам нужно?
– Неделю.
Тенардье чиркает спичкой о подошву и прикуривает погасшую сигару.
– Пять дней. Не больше.
Отлично. Мне хватит и трех.
– Не забывайте, ваше положение в редакции весьма шатко. Безработных журналистов полно, на ваше место много охотников. И это серьезные, заинтересованные люди, которые знают, что значит профессионально вести расследование.
Лукреция борется с желанием схватить несколько сигар и затолкать их Тенардье в глотку.
Она кивает.
– Конечно, я понимаю.
– Дайте мне эксклюзивный материал! Удивите меня! Все очень просто – либо вы доводите расследование до победного конца, либо я вас увольняю. Без вариантов. Понятно?
Лукреция сжимает кулаки и перебирает различные способы более или менее болезненно оборвать жизнь начальницы.
– Да, кстати… Вы, кажется, были в «Театре Дария»? Скажите – кто победил? Китаянка?
Ее нельзя недооценивать. Она многое слышит, многое знает. Она в курсе всего, что происходит. Может быть, она не умеет писать, зато умеет добывать информацию.
– Да, китаянка.
– Остроумная? Значит, некрасивая!
– Почему?
– У меня есть теория. Я считаю, что человек обладает только нужными ему свойствами. А ненужные исчезают. Поэтому чувство юмора бывает лишь у очень некрасивых девушек. Оно им жизненно необходимо.
Тенардье начинает хохотать. Лукреция думает о том, что смех другого человека иногда может вызвать чувство неловкости.
– Нет, эта китаянка была и остроумная, и красивая, – отвечает она. – Очень красивая.
41
1268 год до нашей эры
Северный Китай, Империя Шан.
Территория современной провинции Хэнань
Император Во Дин, двадцать первый правитель династии Шан, с нетерпением ожидал возвращения своей армии.
К нему вошел генерал, командовавший войсками в сражении с вражеской империей Туфанг, преклонил колени и объявил:
– Мы одержали победу, повелитель.
Император вздохнул с облегчением:
– Браво, генерал.
Военачальник снял шлем, и по его плечам рассыпались длинные шелковистые волосы. Перед правителем стояла принцесса Фу Хао, любимая жена из его гарема.
Император возглавил войско из пяти тысяч солдат и победил армии Цинь, Ба и Цюйан, но принцесса Фу Хао захотела сражаться с императором Туфанга без его помощи. Во Дин не сомневался, что ее ждет поражение, но воля и решительность женщины произвели на него такое сильное впечатление, что он разрешил ей командовать армией.
Еще никогда на женщине не лежала такая ответственность.
Воительница сняла с плеча сумку и бросила к ногам повелителя предмет, похожий на мяч. Это была голова императора Туфанга.
– Армия противника уничтожена. Все города заняты, повелитель, – произнесла она.
– Я не думал, что ты добьешься успеха, – признался он.
На самом деле император Во Дин знал, с кем он имел дело.
Фу Хао отличалась жестокостью, властностью и деспотичностью. Он наблюдал, как она руководила войсками, подбадривая их нетерпеливыми окриками. Он стал свидетелем казни офицеров, показавшихся ей некомпетентными.
– Повелитель, я хочу попросить об одной милости.
– Слушаю тебя.
– Я хочу, чтобы никто не забыл, что самую великую войну династии Шан выиграла женщина.
Император встал и поправил на поясе меч.
– Не беспокойся, об этом будет объявлено.
– Нет, повелитель. Я хочу, чтобы о подвиге было не просто объявлено, я хочу, чтобы все обстоятельства этой победы были записаны с моих слов.
– Зачем это? Все и так обо всем узнают.
– Нынешнее поколение узнает, а следующее забудет. И никто потом не поверит, что женщина привела к победе армию мужчин.
Император пригласил подругу сесть.
– Я говорю серьезно, повелитель. Я хочу, чтобы ты позвал писца, и я расскажу ему все подробности великого сражения.
Император Во Дин трижды хлопнул в ладоши. Немедленно появился писец, который низко поклонился повелителю.
– Писец! Запиши приключения…
– Подвиги, – поправила Фу Хао.
– Подвиги принцессы…
– Императрицы.
– Императрицы Фу Хао в войне с армией…
Во Дин посмотрел на искаженное лицо мертвого императора.
– … с армией Туфанга.
– Их было восемь тысяч. Обязательно отметь, что они превосходили нас численностью, – потребовала императрица.
Писец поклонился, взял острую бамбуковую палочку, обмакнул в чернила какого-то невезучего осьминога и принялся записывать то, что диктовала ему императрица.
Потом по приказу Фу Хао на площади перед дворцом собрали всех пленных, и вооруженные мечами жрецы начали приносить их в жертву великому божеству Шанди, чье имя означает «Высочайший». Кровью убитых наполняли чаши, стоявшие рядами на площади.
Собравшаяся толпа встречала аплодисментами каждую новую смерть.
– Ты хочешь убить всех пленных? – спросил император Во Дин у императрицы Фу Хао. – Их можно было бы использовать в качестве рабов.
– Я – женщина. Солдаты не должны считать меня слишком чувствительной. Сознание того, что я жестока, как мужчина, сплотит армию.
Император Во Дин еле слышно вздохнул, на этот раз вовсе не с облегчением. Вопли пленников смешивались с криками толпы.
Императрица обернулась к писцу.
– Все началось на восходе. Наши войска собрались на холме, посреди равнины. Накануне я сама произвела разведку. Перед нами расстилались плодородные земли…
Писец быстро скрипел палочкой.
– Я поставила лошадей сзади…
Император склонился к первому советнику и прошептал ему на ухо:
– Что ты обо всем этом думаешь, Ли?
– Императрица Фу Хао – великая военачальница и великая жрица, а теперь она стала и великим литератором. О битве узнают все, победа империи Шан над империей Туфанг останется в веках.
– Ладно, прекрати, мне не нужна официальная версия. Я спрашиваю, что ты об этом думаешь.
– Императрица Фу Хао восхитительна. Вам очень повезло, господин.
– Скажи правду, Ли.
– Если я скажу правду, вы меня убьете.
– Так ты думаешь, что…
– Нет, повелитель, я бы никогда не осмелился.
– Осмелься! Это приказ.
Снова послышались вопли пленных и крики толпы. Императрица продолжала диктовать писцу.
– Хорошо, я думаю, что…
– Правду, Ли. Говори, что хочешь, но только правду.
Лоб первого советника покрылся испариной.
