Елена Сазанович - Гайдебуровский старик
– Ты что-то имеешь против моего опыта? – нахмурил я седые приклеенные брови.
– Опыт, дорогой, Аристарх Модестович, не есть годы. Можно за сто дней приобрести столетний опыт. А можно за сто лет иметь всего лишь стодневный. Я, безусловно, отдаю все свое почтение вашим годам. Но опыт… Возможно, вы прекрасно разбираетесь в этих старинных вещицах, может быть, даже в людях понимаете. А вот в любви…Вы, поди, и не любили никогда.
– Ну, Сенечка, если за сто лет мне не удалось полюбить. То сегодня, в час ночи разговоры о любви тем более не к месту, – и я демонстративно посмотрел на огромные часы, принадлежащие матери Сержа.
Сенечка, этот тактичный, щепетильный, скромный парень неожиданно проигнорировал мой откровенный взгляд. И вновь уселся в кресло. Правда, фуражку он по-прежнему от неловкости мял в своих руках.
– Фу! – выдохнул Сенечка, промокнув вспотевший лоб фуражкой. – Ну да ладно, чего уж. Если сегодня не решусь, никогда не решусь!
Похоже, у Сенечки таки был весомый повод для ночного разговора. И мне пришлось смириться. Я тоже уселся в кресло.
– Вы уж извините, Аристарх Модестович, я к вам со всем уважением. Вы и сами это прекрасно понимаете. И никогда на вас ничего такого не подумаю… да и вообще, даже нехорошо об этом и думать, не то, что говорить…
– Нет, Сень, будь добр, говори, – я довольно резко перебил парня. – А то мы так и до утра не закончим.
– В общем, как вы понимаете, я о Тасе.
Я в упор смотрел на Сенечку. И молчал. Так появлялось больше шансов, что он соберется духом. Он собрался. Правда, при этом его лицо настолько пылало, что казалось, парня только вытащили из печи. Оставалось надеяться, что не Баба Яга в обличье хорошенькой белокурой девушки его туда засунула. Надежды не оправдались.
– В общем… Вас она предпочитает, Аристарх Модестович. – Сенечка при этих словах так часто задышал, словно поднимал гири.
А я по-прежнему в упор смотрел на него. Только мой взгляд стал очень тупым и бессмысленным. Я не мог сразу переварить сказанное. Настолько оно было нелепо. Тася… Ну, и девчонка! Не Баба Яга, а ведьма! Нет, этого просто не может быть!
– Этого просто не может быть, – наконец выдавил я из себя самые правильные слова, которые положено говорить в таких пикантных случаях.
– И я поначалу так думал, дорогой, – Сенечка вновь промокнул вспотевший лоб. – Хотя и замечал ненароком, как она на вас поглядывает.
– Прекрати, Сеня! – я резко вскочил с места, начисто забыв, что на сегодняшний день я столетний старик. – Это же просто абсурд! Ты знаешь, сколько мне лет! С ума сойти! Я уже сам сосчитать не могу! Сбился со счета! Она же, в конце концов не сумасшедшая!
– Вот именно, далеко не сумасшедшая. Потому как далеко метит. И потому предпочла вас, уважаемого, богатого человека. Мне – бессребренику и простаку.
– Ты так не похож на эти слова, – я усмехнулся. И наконец, сгорбился, вспомнив, что слишком стар для прямой осанки.
– А это ее слова. Я ничего не придумывал. Вот так, дорогой.
Сенечка поднялся с места. И встал напротив меня. Выпрямив плечи. И с каким-то трогательным достоинством приподняв голову вверх. Словно хотел доказать, что он и моложе, и сильнее, и прямее. Как ни странно, это ему не помогло. Я даже со сгорбленными плечами был выше его. Это еще больше смутило и расстроило парня. И он направился к выходу. Его походка была и печальной, и обиженной.
Я не находил слов, достойных его трагичному уходу. И решил нужные слова приберечь до завтра. Предварительно сказав пару ласковых Тасе.
Этой ночью я спал плохо. Как и положено старикам. Мне снились белые кролики в наполненном графине из венецианского стекла. И я сливал и сливал воду, чтобы они исчезли. Но их становилось все больше и больше. Они становились все жирнее и жирнее. Пока не лопнул графин. И кролики разбежались по антикварной лавке. А я успел подумать, как же дорого стоило венецианское стекло. И как же мне оно было дорого. И мне за него уже не расплатиться…
Тася как всегда влетела вовремя. С утренними сумерками и мокрым снегом. В новой белой кроличьей шубке и белой кроличьей шапочке. С кучей шелестящих разноцветных пакетов.
Она долго топала ногами на пороге, бросив покупки на пол.
– Вы даже не поможете мне раздеться, Аристарх Модестович! – крикнула она с прихожей. И в ее крике я уловил кокетство. А раньше не замечал!
– Я в том возрасте, когда ты мне уже должна помогать! – я принял оборонительную тактику. Но Тасе было плевать на оборону.
Она вбежала в комнату и на середине закружилась. На ней был новый трикотажный облегающий костюм. Иссине-черный цвет которого гармонировал с ее белокурыми кудряшками и румяными щечками. В нем, надо отдать должное, она выглядела превосходно.
Я нахмурился.
– Ну и как? – не унималась Тася.
– А в нем удобно будет мыть пол? – с заботливой учтивостью поинтересовался я.
– Ну вот, вы за старое, – Тася поджала губки. И в этом поджатии губ я тоже уловил заигрывание. А раньше не замечал.
– Вы же прекрасно знаете, что я переоденусь.
Я демонстративно повернулся спиной и стал усердно копаться в папках с документами. По-стариковски ворча, что, дескать, какой я уже старый, и меня совсем замучил склероз.
Но Тасю склерозом было не напугать. Она подкралась ко мне сзади. Стала совсем рядышком, и стой же усердностью принялась рыться в документах. Дыша мне прямо в затылок мятным леденцом.
– Старость – не порок, Аристарх Модестович. А даже напротив. Старость нужно нести с достоинством.
Я весь напрягся. А раньше внимания не обращал на подобные разговоры.
– Скоро уже покупатели придут, – осиплым голосом выдавил я, – тебе нужно успеть все убрать.
– Ну, вы-то знаете, я все успею! – хохотнула Тася. И заботливо прикоснулась к моему лбу. – Ой, а вы такой горячий! Вдруг у вас температура!
Я раньше внимания не обращал на прикосновения Таси. И до меня вдруг дошло – а ведь все было. И прикосновения, и многозначительные взгляды, и двусмысленные слова. Просто для меня все выглядело естественным, а не пошлым или вызывающим. Я совершил главную ошибку. Старость я на себя безболезненно принял, но абстрагироваться от молодости, в которой жил когда-то вместе с Тасей, забыл. А ведь она была мне почти женой.
Но теперь… Теперь, после разговора с Сенечкой, по-прежнему уже ничего не могло быть. Я должен контролировать каждый ее взгляд, жест, каждое слово. И давать им настоящий отпор.
И я резко убрал руку Таси с моего лба.
– Нет, вы и впрямь пылаете! – Тася всплеснула руками. – Так не годится! Не хватало заболеть перед Новым годом! Давайте-ка я поточнее проверю вашу температуру.
И Тася приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до моего лба.
Я в прямом смысле от нее шарахнулся, еле удержавшись на ногах.
– Что с вами, Аристарх Модестович? – Тася невинно захлопала синими глазками.
Я постарался взять себя в руки. И даже изобразил подобие улыбки.
– Тасенька, – прохрипел я, – ты же знаешь, ты мне, как внучка. А то и правнучка. Знаю, и ты ко мне, как к родному прадедушке, относишься… Но не нужно чрезмерно много заботы. Я еще стою на ногах.
– Правнучка? Какая еще правнучка!
Похоже, мои слова попали в цель. Больно ударив Тасю по ее расчетливым мыслишкам. Мыслишки на время разлетелись в разные стороны.
– Да какой вы прадедушка! Вы мой партнер по бизнесу! Да, партнер! Именно – партнер!!!
Слово партнер снова окрылило Тасю. И ее мыслишки вновь стали собираться в одно целое.
И меня это и пугало, и раздражало. Если поначалу я Тасю воспринимал, как легкомысленное, довольно бестолковое существо. То теперь, воочию, во весь рост предстала настоящая хищница. В черном трикотажном костюме она и вовсе напоминала пантеру. А пантер я боялся еще с детства. Хотя никогда не видел.
Да, Тася пошла гораздо дальше, чем я мог ожидать. Она все ловко и профессионально рассчитала. Недаром ее парнем когда-то был бухгалтер. Всю жизнь, мечтающая о богатстве, она наконец-то реально почувствовала его запах, вкус, цвет. Тратить времени на поиски богатого молодого жениха она не стала. К тому же ей за ним пришлось бы становиться в долгую-предолгую очередь. И неизвестно, возможно, так и стояла бы, пока не состарилась. К чему журавль в небе. Если я, в виде старенькой общипанной синицы уже почти в руках (к тому же, с золотой клеткой в виде приданного в придачу). И Бог со мной! Меня и убивать не надо. Я вот-вот и сам в порядке очереди уйду на вечный покой. Что ж. Расчет верный. Бухгалтер ее многому научил. В отличие от философа. Впрочем, возможно, я просто бездарный был философ. А он был талантливый счетовод.
Но ее расчеты никоим образом не совпадали с моими. Я наконец-то получил долгожданную свободу. И от нее, и от своего неблагополучия, и от своего прошлого. И главное – от себя самого. Я стал другим, совершенно другим человеком. И этот другой человек меньше всего хотел в своей свободной жизни заполучить Тасю.
