Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее
Последним символом отмирающей и уже почти скончавшейся свободы слова оставалась телевизионная программа, в которой весьма правдиво и доходчиво забавные куклы, здорово смахивающие на политиков и чиновничество, были показаны в своей естественной, кукольной среде. Каждый раз, когда передача выходила в эфир, Рогачев скрипел зубами так, словно пытался стереть их в порошок, но был вынужден терпеть весь этот кукольный балаганчик, так как, по слухам, президенту он нравился. Просто президент с детства любил кукольный театр до такой степени, что мечтал стать его директором. Его мечта осуществилась, ведь когда непрерывно чего-то очень хочешь с самого детства, то это почти всегда сбывается.
И лишь когда руководство и сценаристы телевизионного кукольного балаганчика, перейдя все мыслимые и немыслимые грани, показали на всю страну программу по мотивам сказки Гофмана «Крошка Цахес», где роль Цахеса исполнил кукольный персонаж, до степени смешения похожий на… о, ужас! — на первое лицо государства, лишь когда со стороны сочинской резиденции подул холодный ветерок недовольной реакции, а генерал Петя, имевший в челяди главы страны столько же осведомителей, сколько и было этой самой челяди, посреди ночи позвонил Рогачеву домой и сообщил ему, что, видимо, «пора этих кукловодов угондошить», лишь тогда Петр Рогачев вызвал прямо к себе, в Серебряный Бор, нескольких человек из числа крепких «газовиков». И после короткого совещания, длившегося всего минут двадцать, не больше, и закончившегося около четырех часов утра, телекомпанию, последнюю, которая еще хоть как-то старалась выдавать в эфир интересные и, главное, умные программы, решено было «переподчинить». Тираж утренних газет тогда немного задержался, и новость о переподчинении была на всех первых полосах. И все стало спокойно: никаких кукол, никаких мыслей, только сериалы со стрельбой и плоскими репликами главных героев, проплаченные наличными сюжеты о гомосексуалистах, подавшихся в писатели, и «новости с полей» в стиле «боже, царя храни».
Газета «Око» стала послушным клоном, порожденным мрачным гением Петра Рогачева, и самым безапелляционным новостным изданием в Интернете. Безапелляционным оттого, что на ее электронных страницах невозможно было встретить ни одного «неправильного» слова. Все тексты проходили жесточайшую цензуру у подкованных матерых редакторов, и читатели «Ока», число которых росло с каждым днем, вчитываясь в убедительные строки о правильности выбранного страной курса, ощущали внутри непонятную радость оттого, что вот так вот просто какие-то, судя по всему, молодые и талантливые ребята от чистого сердца пишут о достижениях страны, к которым привел единственно правильный и прозрачный курс, взятый зимой переходного из столетие в столетие года.
Перед выходом первого номера газеты Геру вызвали в Кремль. В кабинете Петра он застал и Сеченова. Генерал Петя был чем-то озабочен, сказал, что зашел ненадолго, просто так, «пожелать ни пуха». Рогачев же, напротив, сильно волновался, расхаживал по кабинету из угла в угол и даже, к безграничному Таниному удивлению, дважды просил ее принести чай. Впрочем, заварка в хрустальных стаканах, вставленных в инвентарные серебряные подстаканники с выбитым барельефом двуглавого орла, так и остыла оба раза: нашей троице было не до чая.
— Ну, а не будет это как-то пресно? — постукивая костяшками пальцев по подлокотнику кресла, задавал один и тот же вопрос Рогачев, после того как Гера зачитывал тексты статей первого номера.
— Да не должно вроде… — отвечал уже почти сбитый с толку и смертельно уставший Гера.
— Вот видишь, у тебя нет уверенности, а это очень плохо, когда у генерального менеджера нет уверенности в проекте, — начал строить частокол из корпоративных терминов Рогачев.
— Да почему нет-то! — Гера ожесточенно взглянул на Рогачева и готов был, нахамив тому, уйти, хлопнув дверью, но генерал Петя, от которого не ускользало ничего и никогда, вклинился в разговор и примирительно произнес:
— Да будет тебе, Петр, давить на парня! Не видишь разве, что он еле на ногах стоит, вымотался весь до крайности и вот-вот наговорит такого, о чем потом станет жалеть. На мой взгляд, материалы интересные: визит в США, визит в Корею, визит в Германию, еще куда-то там — все написано профессионально. Не знаю, кто там у тебя, Гера, с таким легким пером, но для меня, старика, просто ностальгия. Текст, словно Игорек Бовин покойный писал, а мы с Игорьком в свое время столько вискаря выпили, что могли в Книгу Гиннесса попасть, если бы не партийная дисциплина. Нет, — резюмировал генерал Петя, — мне нравится. Для начала просто прекрасно.
Гера был настолько признателен генералу Пете, что лишь протокол удержал его от того, чтобы броситься тому на шею.
Рогачев махнул рукой:
— Черт с ним, ладно. Герман, каждый день, нет, два раза в день, нет! — четыре раза в сутки докладывать мне о количестве посещений сайта «Око». И чтобы никаких приписок, а то я тебя знаю. Помни, что ты у меня словно мандавошка под микроскопом — чуть дернешься в сторону, мне тебе корни подрубить недолго. Понял?!
— Понял… Петр Сергеевич, — тусклым голосом ответил Герман, а про себя закончил: «Смотри, не заржавей раньше времени, дровосек».
О том, как Змей в Москву слетал
«Око» смотрело из мониторов уже месяц, а особенно похвастаться было нечем. Те пять-шесть тысяч человек, которые ежедневно читали самую политически корректную в Интернете газету, были слишком маленькой, ничтожной аудиторией, и Рогачев уже откровенно издевался над Герой, выводя его на нервный срыв во время каждого совещания. А совещания эти происходили так часто, что Гера больше времени проводил в Кремле, чем в своем любимом кресле на втором этаже яичного особнячка.
Вова Козакевич, честный и порядочный парень, лишенный, как ни странно, второго дна и искренне верящий в высокую миссию «New Media Diamonds», пытался хоть как-то разбавить вечно паршивое Герино настроение. Однажды он вежливо постучался в дверь кабинета и, не получив ни приглашения войти, ни вообще какого-либо ответа, осторожно просунул голову в приоткрытую дверную щель. Гера сидел за столом, только что выслушав очередную порцию высокопробного бизнес-матерного спича от Рогачева, и был готов к полной и безоговорочной капитуляции своих амбициозных планов, а вместе с этим и с собственным самоустранением из жизни яичного домика. Увидев взъерошенную голову Козакевича, он скривился, отчего его лицо стало сильно походить на морду собаки породы шарпей, и нехотя процедил:
— Чего тебе, Вовик?
— Да я вот тут… — Вова осторожно, боком, не расширяя щели между косяком и дверным полотном, просочился на территорию директорского кабинета, — я вот, Герман, проектик придумал. Называется «Агитка».
— Что еще за «ангинка»? — равнодушно поинтересовался Гера.
— Не «ангинка», а «агитка», — еще более смутившись, пробормотал Вова и в позе несчастного просителя в нерешимости остановился посредине кабинета, не решаясь приблизиться к мрачному шефу.
— Ну, так показывай, чего встал? — Гера немного оживился. — Мне вечером в Кремль ехать, а в руках, кроме ветра, ничего нет.
Козакевич осторожно передал Гере компакт-диск и почтительно отступил на шаг от его стола.
— Так, поглядим. — Гера воткнул диск в дисковод и нажал на кнопку загрузки. На экране появилась мастерски смонтированная фотография Бори Хроновского в виде матерого гопника-работяги с кувалдой в руках и зверски-набыченным выражением лица. Надпись под фотографией гласила: «Хронь-луддит, сломавший швейную машинку для пошива рукавиц. Оно и понятно: варежки строчить — не страну разворовывать». Гера уставился на фотографию и находился в недоумении чуть меньше двух секунд, а потом принялся от души хохотать. Он представил стылую сибирскую зону, на которой, если верить официальной хронике, сидел в общем бараке бывший нефтяной магнат и Герин «хозяин». В гневе разбитый им швейный станок, на котором Боря, в соответствии с лагерными инструкциями, тачал рукавицы для таких же заключенных, как и он сам. Смеялся Гера истово, от души, до слез. А отсмеявшись и промокнув глаза платком, спросил Козакевича:
— Бомба! А еще есть?
— А вы еще на кнопочку нажмите…
На следующей фотографии известнейшему и одному из самых полных депутатов Госдумы были подрисованы клоунский нос картошкой и такие же клоунские щеки, которые удивительно гармонично смотрелись на лице этого набившего оскомину своими эпатажными выходками чудака. «Добрый клоун придет в ваш дом», — прочитал Гера и зашелся в новом приступе смеха:
— Слушай, Вова, — это просто гениально! Я знал, что ты талантливый дизайнер, но не знал, что ты, оказывается, гений!
— Да там много таких картинок, — радостно затараторил Вова, — вы все просмотрите, вам должно понравиться! Там и про Тимошкину, и про Огурцова, и про Косякина… И главное, лозунг у сайта хороший: «Нальем говна бездельникам и болтунам!»
