Джонатан Коу - Дом сна
Порядок восстановился только внешне, и у Сары появились совсем дурные предчувствия, когда Норман вызвал Элисон Хилл. Так получилось, что Элисон была младше всех в классе – замкнутая и молчаливая девочка. После наглого эпатажа Энди, ее голос звучал особенно робко и монотонно.
– Мое стихотворение называется «Дыры в небе», – тихо заговорила Элисон. – Когда звезды умирают, они превращаются в черные дыры. Астролог смотрел на три звезды. Он смотрел в телескоп. Одна звезда была крошечной, а две других – большие. Одна из больших звезд умерла и превратилась в черную дыру. Двум другим звездам стало так одиноко. Вокруг на миллионы и миллионы миль не было других звезд. Только чернота и пустое небо. Мне так жалко эти две одинокие звезды, – сказал астролог. Но он был слишком далеко и не мог им помочь. Так они и остались там на небе, и хотя иногда они подмигивали, им было страшно в темной пустоте.
Наступило полупочтительное молчание. Один мальчик саркастически зааплодировал.
– Очень хорошо, Элисон, – сказал Норман. – Действительно очень хорошо. Правда, я заметил одну мелкую ошибку. Кто-нибудь еще заметил? – Руку никто не поднял. – Ты назвала человека с телескопом астрологом, но думаю, ты имела в виду астронома.
– А какая разница? – спросил кто-то.
– Разница очень большая. – Норман написал оба слова на доске и с довольным видом повернулся к классу. – Как видите, эти слова отличаются всего двумя буквами, но означают совершенно различные вещи. Астроном – это серьезный ученый, который имеет дело с телескопом и другими научными приборами, при помощи которых изучает звезды, а астролог – легкомысленный и суеверный человек, который только делает вид, что изучает звезды, а на самом деле составляет гороскопы и прочую ерунду.
Сара ощутила еще одну смену настроения. Элисон, казалось, ни на что не обращала внимания, сидя с рассеянным безразличием. На какой-то миг Саре почудилось, что она видит в лице девочки блеклое отражение другого лица – безымянного, из прошлого. (Возможно, все дело было в том, как девочка кривила рот и машинально покусывала нижнюю губу.) Остальной класс был одержим желанием порезвиться.
– Вы утверждаете, что гороскопы – это несерьезно, сэр?
– Да, утверждаю.
– Но их печатают в газетах.
– Нельзя верить всему, что пишут в газетах.
– Я думаю, можно многое узнать о человеке по его знаку, – сказала одна из девочек.
– Точно, можно. У вас какой знак, сэр?
– Вы наверняка Лев, правда, сэр? Льву полагается быть очень сильным и уверенным в себе?
– Это Скорпион восходит в Уране, сэр, или просто на вас так сидят брюки?
После урока Сара вместе с Норманом направилась через спортивную площадку в столовую. Сара почти не говорила о минувшем уроке – лишь издала несколько туманных ободряющих звуков и мягко намекнула, что выбор стихотворения Джона Донна был не слишком удачен. Норман же отчаянно переживал случившееся: особенно потрясло его обвинение в расизме.
– Они просто пытались вывести вас из себя, – сказала Сара.
Норман остановился и посмотрел на нее. Солнце ярко освещало площадку, он непроизвольно сощурился и спросил:
– Вы правда так считаете?
Сара кивнула. Она провела рукой по волосам – густым, пепельно-седым волосам до плеч, которые успели очаровать Нормана, – потом, не сознавая того, захватила пальцами прядь и слегка дернула.
– У вас неплохо получается. Честное слово. – Она рассмеялась. – Знаете, мы все прошли через такое. Как вспомню, как сама начинала…
Они снова двинулись к столовой.
– Кстати, у меня для вас письмо, – сказал Норман. – Осталось в учительской, в портфеле.
Сара предположила, что письмо написал сам Норман: она чувствовала его потребность что-то сказать, сделать какое-то важное заявление. И облегченно перевела дух, когда Норман добавил:
– От одной девушки из колледжа, которая уверяет, что знает вас. Я рассказывал про вас друзьям, и эта девушка – я сам с ней не очень хорошо знаком – сказала одной моей подруге, что знала вас много лет назад, когда вы были студенткой.
Облегчение сменилось недоумением.
– Вряд ли. Всем моим студенческим друзьям уже за тридцать. Сколько ей лет?
– Около двадцати, наверное. Ее зовут Руби. Руби Шарп.
Теперь остановилась Сара. Они почти подошли к двери в столовую, мимо них группами и парами протискивались, уныло сутулясь, дети.
– Да, я действительно знала девочку по имени Руби, – медленно сказала Сара. – Не очень хорошо, но… Да, я знаю ее. Удивительно.
Она улыбнулась, на секунду увидев перед собой не кирпичный фасад корпуса естественных наук, а нечто менее осязаемое: бледное детское лицо, шапку рыжих волос, пляж… Сару пронзила боль, в горле внезапно пересохло.
– И сейчас она живет в Лондоне? – хрипло спросила она. – Тоже собирается стать учителем?
– Нет, по-моему, она занимается биологией. – Норман открыл дверь столовой, и на них навалилась крикливая, влажная духота. – Но она живет в том же корпусе, что и моя подруга, и как-то раз я заговорил о… Ну, каким-то образом разговор зашел о вас.
За обедом беседа с Норманом давалась Саре нелегко. Имя Руби, всплывшее после стольких лет, всколыхнуло целый ворох чувств, далеко не во всем приятных. И все же особых причин для тревоги у Сары не было – если проявить благоразумие, то вряд ли будет особый вред от воспоминаний о чете Шарп, смотрителях Эшдауна, об их рыжеволосой девчушке, за которой они иногда просили присмотреть. Как и от воспоминаний о вечерах на террасе Эшдауна, проведенных с Руби и Вероникой за игрой в карты или в слова, и о том дне – на пляже с Робертом.
Да, мысли неизменно возвращались к Роберту, и Сара привычно рассердилась на себя. Прошло двенадцать лет, целых двенадцать лет, с тех пор, как она его видела (последнюю и нелепую встречу Сара не считала, хотя именно от нее саднила память), но по-прежнему достаточно было напомнить о Роберте – хватало какой-нибудь мелкой детали, – и старая боль тут же вырывалась наружу. Боль, которую не смогли приглушить ни время, ни несколько изнурительных месяцев общения с психоаналитиком.
Мне тридцать пять, сказала Сара себе. Детей нет. Разведена. Не пора ли забыть о той далекой, скоротечной и не такой уж значительной дружбе.
Поток ее мыслей оборвала просьба Нормана передать кетчуп. Завороженно, не отдавая себе отчета, Сара следила, как Норман энергично мешает кетчуп с горкой водянистого картофельного пюре.
***Руби постаралась, чтобы письмо вышло коротким и вежливым. Она не знала, как Сара отнесется к весточке от человека, который знал ее так мимолетно, так давно и в таком юном возрасте. Это ведь почти все равно, что писать человеку совершенно незнакомому. Руби старательно подчеркнула, что лишь память о добром отношении Сары, растревоженная случайным разговором с Норманом, побудила ее сесть за это письмо. Иной причины или скрытого смысла нет. И все же Руби не ждала ответа.
Но Сару письмо очаровало, и вскоре она передала через Нормана ответную записку, приписав в конце свой телефонный номер и предложив встретиться и где-нибудь перекусить. Вот почему в понедельник вечером, несколько дней спустя, Руби добралась до Северного Лондона и незнакомыми улицами шагала к дому Сары. В руке она сжимала написанный карандашом адрес.
Дом она отыскала довольно легко – на улице, куда надо было свернуть, как только поднимешься из подземки. Дом оказался последним в ряду, маленький и аккуратный, два этажа и подвал, эркер с цветочными ящиками. Руби пришла на десять минут раньше, поэтому миновала дом и поднялась на несколько ярдов вверх по холму, наслаждаясь вечерним солнцем и ощущением небольшого приключения – этот незнакомый Лондон так отличался от делового, но безликого района, где располагалось ее собственное жилище. Ей нравились крутые и узкие улочки, высокие дома, обсаженные деревьями тротуары, полное ощущение, что находишься вдали от городской суеты. Здесь царила почти деревенская тишина.
Тишина осеняла и первые несколько секунд встречи Руби и Сары. Ни та, ни другая не могли вымолвить ни слова.
– Боже мой, это ведь ты, – наконец сказала Сара и поспешила объяснить свою сдержанность:
– Твои волосы…
– А… – Руби рассмеялась и осторожно коснулась волос, словно не веря, что они на месте. – Да, конечно. Небольшая смена имиджа.
Прежде волосы Руби были огненно-рыжими. Теперь они спадали на плечи изящными черными прядями.
– Перекрасилась год назад, – сказала она. – Люди почему-то не очень расположены к рыжим. Уж я-то это заметила. – И добавила уже серьезно:
– Отлично выглядишь. Мне нравятся, когда у молодых седина.
Сара улыбнулась:
– Ну, входи же.
Они радостно рассмеялись и обнялись.
Перед приходом Руби Сара смотрела новости по Четвертому каналу. Она убрала звук и отправилась к холодильнику за бутылкой «фраскати». Руби села на диван перед телевизором и обнаружила, что сидеть очень неудобно. Она оглядела просторную комнату нейтральных кремово-белых тонов, занимающую большую часть первого этажа. Мебели в гостиной явно не хватало. Небольшой сад за домом и газон перед крыльцом выглядели ухоженными, да и сам дом казался чистым и симпатичным, но Руби жилище Сары показалось каким-то бездушным. Она ожидала совсем другого.
