Джонатан Коу - Дом сна
– Я подойду чуть позже, хорошо?
– Да-да, ничего страшного.
– Минут через двадцать.
Наверное, он считает меня очень странной, подумала Сара и, открыв пузырек с мазиндолом[18], положила в рот пару таблеток.
Слишком вежлив или слишком пуглив, чтобы возразить.
Когда учительская опустела, Сара налила себе очередную чашку кофе и медленно, с усилием вспомнила, о чем прочла в газете. Рецензия Терри на фильм. Странно, что она до сих пор еженедельно получает его критические статьи, хотя самого Терри не видела больше десяти лет. Из поверхностного знакомства с его работами Сара составила на удивление полный образ: она знала вкусы Терри в музыке и кино, знала, что он по-прежнему живет в Лондоне; она могла представить, какова его светская жизнь, у нее даже имелись вполне разумные догадки относительно его дохода (в три раза больше, чем у нее? в четыре?). Но для него она, наверное, перестала существовать. Вспоминает ли Терри о том времени, когда они жили в одной квартире после окончания университета; спрашивает ли себя, что с ней сталось?
Не то чтобы это имело значение. Не то чтобы это хоть что-то меняло.
Сара вновь взялась за рецензию и не сумела вспомнить, сколько она уже прочла. Бегло проглядев статью, она решила, что на этот раз текст куда более связный, чем большинство опусов Терри. По крайней мере, в целом его оценка фильма была восторженной. «Удовольствие для всей семьи» – таков был его (не самый оригинальный) вывод, и прочитав последнюю фразу, Сара позволила себе горькую усмешку. Хорошо им, подумала она, людям, у которых есть семья. А куда деваться остальным?
В последнее время ее мысли все чаще текли именно в таком направлении, и она решила немедленно выкинуть их из головы. Отложив газету, Сара потянулась к высокой и шаткой стопке папок, вытянула из нее несколько бланков для результатов второго этапа контрольной проверки знаний – один из многих бюрократических побочных продуктов Национального управления школьных программ. Анкеты в какой-то степени отвлекли ее – пока не пришло время пойти проведать, как Норман справляется с преподаванием английского языка и литературы.
Сара испытывала некое предчувствие – Норман будил в ней сложную смесь изумления и сочувствия. В пользу практиканта говорили преданность делу, добродушие и, казалось, искренняя симпатия к детям (к сожалению, ничего похожего на взаимность не наблюдалось). Однако Норман был до смешного наивен, а его методы – слишком старомодными для столь молодого человека. Хотя Сара и понимала, что ей легко критиковать: за одиннадцать лет работы атмосфера в школе изменилась столь кардинально, что она с содроганием думала, как повела бы себя, начинай она сейчас. Сара искренне восхищалась всяким, кто в наши дни шел работать в школу.
Вчерашний урок, на котором она присутствовала лишь последние десять минут, больше напоминал хаос. В полном соответствии с правительственным указом знакомить школьников с «классической поэзией», Норман предложил классу «Упавшую звезду» Джона Донна[19], что, на взгляд Сары, не слишком подходило для десятилетних детей. Поначалу класс откровенно скучал, но к моменту ее появления школьники уже вовсю упражнялись в остроумии и безудержно веселились. Как обычно, заводилой выступал Энди Эллис, который в ответ на вопрос, какие мысли вызывает у него строка «Научи меня песням русалок», сказал, что она напоминает ему название фильма, который они с другом недавно взяли в прокате, поскольку слыхали, будто это кино про лесбиянок. Не обращая внимания на усилия Нормана сменить тему, Энди принялся расписывать свое глубочайшее разочарование – фильм оказался слабоват по части того, что он с обезоруживающей откровенностью назвал «работой девушки на девушке». Выступление Энди спровоцировало оживленную дискуссию среди мужской половины класса – но не по поводу таланта Джона Донна рифмой живописать морские пейзажи, а о том, можно ли разглядеть лобковые волосы Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», если умело воспользоваться стоп-кадром. В конце урока – очень неразумно, на взгляд Сары, – Норман попросил учеников написать стихотворение о звездах и на следующий день принести его в школу.
Вот и сейчас класс Нормана бесновался. Правда, при ее появлении ученики слегка угомонились. Сара направилась к пустой парте в последнем ряду, отметив, что веселье вызвано домашним заданием – стихами о звездах. Одна из девочек, Мелани Харрис, едва сдерживала слезы. После прихода Сары зачитали пару невыразительных произведений, которые сопровождались отчетливым, хоть и приглушенным, бормотаньем и смешками. И тут наступил черед Энди Эллиса.
Уже первая строчка стихотворения Энди «Слушай, ты, вонючий пидор, мудозвон» вызвала некоторую тревогу – по крайней мере у Сары. Будь на то ее воля, она бы, наверное, вмешалась, но Норман шокированно молчал и без помехи дал исполнить произведение целиком.
Слушай ты, вонючий пидор, мудозвонТолько тронь мою чувилу, заведу тебе музонТы, сучара, вылезай, по хлебалу мне вруби-каЯ тебя козла урою, вышибу твои мозгиУлетишь к далеким звездам – так тебе я звездануУлетишь к далеким звездам – так тебе я звездануЕсли с ней в моей постели, гад, тебя найдуЕй лохматку до отказа я свинцом набьюА потом займусь тобою, и дрожи тогда от страхаВедь помрешь, как всякий, кто мою чувилу трахалУлетишь к далеким звездам – так тебе я звездануУлетишь к далеким звездам – так тебе я звездану
Пока половина учеников сидела, раскрыв рты – то ли от благоговения, то ли от изумления, зато другая половина – почти все мальчишки и одна-две девочки – наградили Энди бурной овацией. Несмотря на неловкость ситуации, Сара не могла не отметить, что реакция на стихотворение разделила класс скорее по половому, чем по расовому признаку. Сам Энди происходил из белой семьи (довольно обеспеченной), так что его попытки в области гангста-рэпа выглядят весьма похвальными, подумала она. Еще Саре понравилось, как изобретательно он умудрился обыграть тему звезд. Разумеется, ничего подобного она бы говорить не стала – в подобной ситуации Сара попросила бы Энди остаться после урока и поспешила бы вызвать следующего чтеца. Однако Норман, обретя дар речи, казалось, преисполнился решимости ступить на еще более зыбкую почву.– Очень интересно, Энди, – сказал он, когда гвалт немного стих, – но мне интересно, насколько хорошо ты понимаешь, что написал.
– Отлично понимаю.
– Да-да, мы понимаем, сэр, – подхватил другой мальчик.
– Мы понимаем каждое слово, сэр, – сказал третий.
(Сара подавила искушение закрыть лицо ладонями. Она знала, что учителя называют «сэр», только когда класс находится в особенно агрессивном настроении.)
– А вы разве каких-то слов не поняли, сэр?
– Вы, наверное, не поняли, что такое лохматка, сэр?
– Да не понял он. Он даже «Основной инстинкт» не смотрел.
– Хватит! – заорал Норман, стараясь перекрыть гогот. – Твое так называемое стихотворение, Энди, – не что иное, как попурри из непристойностей.
– Извините, сэр, – сказал кто-то, поднимая руку, – а что такое попурри?
Норман пропустил вопрос мимо ушей.
– Просто нагромождение похабщины, где нет ни ритма, ни смысла.
– Вообще-то ритм есть, – заметил Энди. – И смысл есть, как и в стихотворении, которое вы заставили нас читать вчера.
– Смысл? Что-то я не заметил смысла.
– Ну, сэр, – сказал сосед Энди. – Один черномазый очень рассердился на своего друга и поэтому хочет его грохнуть.
– Да, сэр. И бабу свою тоже хочет грохнуть.
– Потому что она сучья шлюха, сэр.
– Заткнитесь! Все! – Норман переключился на Энди. – Ты сам это написал?
– Сам.
– Чушь. Как ты мог придумать такое?
– Ну, я много слушаю рэп, вот и появилась мысль. Я слушаю таких как Оникс, Эм-Си Рен и Ноториэс Б. И. Г. Мисс Тюдор говорит, что влияние других культур и традиций очень полезно для нас.
Норман обратил на Сару взгляд, отчасти обвиняя, отчасти взывая к помощи. Она лишь мило улыбнулась в ответ.
– И вообще, – продолжал Энди, – вчера вы говорили, что «Палп» и «Оазис» – это поэзия.
– Да, но…
– А в чем разница, сэр? Не в том ли, что Оникс – негр?
– Вы, случайно, не расист, сэр?
Молодцы мальчишки, подумала Сара. На мгновение она испытала за них едва ли не гордость.
– Ну вот что. – Губы Нормана дрожали, лицо его побелело. – Энди, с тобой мы увидимся позже. У тебя большие неприятности. Ты сам не понимаешь, насколько большие. А теперь все остальные заткнули свои ё… просто заткнулись… – Класс уже громыхал смехом. – …просто заткнулись и послушали следующее стихотворение. И чтобы до звонка я больше никого не слышал. Ясно?
