Маша Царева - Золушки для холостяков
Я поделилась этой мыслью с Генкой, он, казалось, был польщен.
Остаток вечера был не таким уж и плохим – тихое позитивное обжорство перед телевизором. Приятная сонливость изредка перебивалась шуточками, тоже полусемейными. В конце концов я отправилась спать, оставив Генку хозяйничать, обустраивая спальное место на раскладушке.
Сквозь сон я слышала, как он в полной темноте что-то напевает себе под нос.
Ранним утром, когда мы с Геннадием, объевшись яичницы с сыром, наконец выползли на лестничную клетку, весело похохатывая, вот тогда и случилась настоящая катастрофа. Он как раз радостно воскликнул, что это была лучшая ночь за последние полгода его жизни и надо бы нам, мол, почаще встречаться. И в этот момент, обернувшись к нему с улыбкой, я увидела вовсе не Генку, а… Бориса Сыромятина!
Сыромятин в линялых джинсах и стильной замшевой куртке стоял на пролет ниже и смотрел на меня взглядом несправедливо наказанного пса.
– Я так и знал, – наконец выдавил он.
А тут еще и Генка подлил масла в огонь, строго спросив:
– А это еще кто такой?
– Да так, никто, – скорбно усмехнувшись, ответил Борис, – всего вам хорошего, мне пора.
Выронив из рук ключи от квартиры и огрев Генку по голове, я бросилась за ним.
– Борь, постой! Это же просто недоразумение!
Догнать его было непросто. Я чуть не упала, зацепившись одним каблуком за другой. Только на улице он остановился и обернулся ко мне, видимо, понял, что я так просто не отстану, что я пол-Москвы пробегу, чтобы схватить его за рукав и все объяснить.
– Ну что еще, Насть?
– Ты все неправильно понял, – я не могла говорить веско, потому что задыхалась от быстрой ходьбы, – это не то, что ты подумал.
– Это классическая фраза из комикса. Что-нибудь еще?
– Но почему ты даже не хочешь меня выслушать? Генка – мой лучший друг, мы тысячу лет знакомы, и между нами никогда ничего не было!
– Ага, только, выходя из твоей квартиры утром, он говорит, что это была лучшая ночь в его жизни. Охотно верю, ты очень сексапильна. Жаль, что я не успел первым. А может быть, наоборот, хорошо, что не стал очередным.
– Да как ты можешь так говорить?! – разозлилась я. – Борь, ну хочешь вернемся, он тебе сам все объяснит. Вернемся вместе, прямо сейчас, чтобы ты знал, что у меня нет возможности его подговорить!
– Зачем мне эти шпионские страсти, от которых веет банальным мордобитием? – сухо улыбнулся Сыромятин. – Пойми, я от всего этого жутко устал… А ведь я сначала не поверил, когда меня насчет тебя предупредили. Убеждал, что ты не такая. Вот дурак!
– Постой, как это – предупредили? – насторожилась я. – Кто предупредил?
– Да какая разница? – поморщился он. – Ладно, Насть, пойду я. И ты беги домой, а то простудишься.
– Так, значит… Значит, верховая прогулка отменяется? – В носу свербило от подступающих слез.
– Выходит, так, – спокойно сказал Сыромятин, перед тем как развернуться и, махнув на прощание рукой, быстрым шагом пойти прочь.
И, глядя на его удаляющуюся спину, я думала о том, какая же я все-таки невезучая и как же я теперь буду незаслуженно ненавидеть Генку. И о том, что приготовленные чистые джинсы так и провисят бог знает сколько времени в шкафу. И еще вот о чем: а что это он говорил насчет того, что его обо мне предупредили?
Кто его мог предупредить, о чем именно, на каких основаниях и главное – за что?
Ни на один из этих вопросов я ответить так и не смогла.
Первый признак весны – это не претендентки на воспаление придатков, раньше времени оголившие ноги, и не желтые шарики мать-и-мачехи, прорезавшиеся из-под стылой еще земли.
Первый признак весны – это когда на улице можно есть мороженое, получая от этого процесса искреннее наслаждение.
Они сидели на лавочке в Александровском саду и ели эскимо.
– Ты все сделал правильно. – Она положила красиво причесанную голову ему на плечо. Весной ей, как и всем другим женщинам, хотелось быть особенной. Вот она и отправилась в модный салон «Тони и Гай», заплатила кучу денег стилисту-британцу и вышла оттуда обновленной и такой красивой, что глаз не отвести. В ее светлых волосах появились едва заметные платиновые блики. Создавалось впечатление, что в ее прическе танцуют солнечные зайчики, которых ей неведомым волшебным образом удалось приручить.
Однако мужчина смотрел не на ее ошеломляющую прическу, а на клумбу с декоративной капустой.
– Не уверен, – вздохнул мужчина, – у меня третий день такое ощущение, как будто бы чего-то не хватает.
– Это пройдет, – предсказала она, – если тебя это утешит, то на твоем месте я бы поступила точно так же.
– И все-таки мне кажется, что она не виновата.
– Вы, мужчины, такие наивные, – протянула она, – пустила домой мужика ночевать и не виновата. У тебя гордость есть?
– Если бы не было, я бы вообще этой проблемой не парился, – разозлился он.
Она погладила его по волосам:
– Успокойся. Ты ее быстро забудешь. И потом, у нас с тобой столько дел.
– Ты права, – со вздохом согласился он, – у меня не будет времени по ней скучать. И нет такого желания, честно говоря… Но все-таки… Ну не могу отделаться от ощущения, что я поступил неправильно!
Стоило мне появиться в понедельник в редакции, как я сразу же поняла, кто столь усердно выстроил паутину козней за моей спиной.
На лице помощницы Сыромятина Аллочки сияла такая торжествующая улыбка, что, даже если бы меня и вовсе никто не подставил, я все равно заподозрила бы неладное.
Мы столкнулись в коридоре. Обычно она проходит мимо меня, как будто бы я не живой человек (старший корреспондент к тому же), а безмолвный мебельный предмет. А сейчас остановилась и даже имела наглость удержать меня за рукав, когда я хотела мрачной тенью прошмыгнуть мимо нее.
– Приветик, – елейным голосом молвила Аллочка.
– И зачем тебе это? – мрачно полюбопытствовала я.
– Что «это»? – как будто бы изумилась она. – А, ты, наверное, имеешь в виду мои новые сапоги, да? – Она вытянула передо мною свою стройную нижнюю конечность.
Сапоги ее были черными, лакированными и длинными. Как у Джулии Робертс в фильме «Красотка». Подумав о Джулии Робертс, я разозлилась еще больше, потому что коварная Алла объективно была даже красивее прославленной дивы. Правда, вспомнив о том, что в вышеупомянутом фильме звезда играла проститутку, я немного успокоилась.
– Я имею в виду Борю.
– Настя… – Она беспомощно огляделась по сторонам. В нашей редакции приветствовались болезненные уколы, замаскированные под невинные реплики. В открытую же не враждовал никто, хотя половина работающих у нас дам отдала бы весь свой гардероб только за то, чтобы другая половина переболела оспой, оставляющей на физиономии характерные рытвинки.
– Не бойся, не съем, – ухмыльнулась я. Мне льстило, что девчонка так меня испугалась, – мне нечего с тобой делить. Ты ему не нравишься.
– Не нравлюсь? – недоверчиво повторила она.
– То есть нравишься, конечно, – пришлось признать мне, – но ничего между вами не будет. Даже просто секса. Вообще ничего.
– Настя, что ты такое говоришь…
– Мне просто надоело притворяться. И не надо делать вид, что очень меня любишь. Я старше тебя на десять лет и все прекрасно понимаю. Кстати, если ты думаешь, что молодость – это твой козырь, то все как раз наоборот.
– Почему? – пробормотала вконец растерявшаяся личная ассистентка Сыромятина.
– Потому что он любит женщин постарше, – расхохоталась я. Обычно я веду себя по-другому, но в то злополучное утро мне нравилось быть именно мегерой. Я знала, что каждая моя новая фраза дает Аллочке небезосновательный повод вкусно обо мне сплетничать. Но остановиться тем не менее не могла. – Умных женщин.
И пусть слова мои прозвучали выверенно красиво, но самым обидным было то, что я даже не до конца верила в то, что говорю. И побаивалась, что в противостоянии «интеллект – лакированные ботфорты» с огромным перевесом вполне могли победить последние.
Через две с лишним недели «холодной войны» с Сыромятиным я окончательно дошла до ручки. Я даже не заметила, как так получилось, что из симпатичной девушки в самом расцвете красоты я превратилась в чучело, от которого боязливо шарахаются встречные прохожие.
– Мать, ты бы хоть голову помыла, что ли, – качал головой Геннадий, который мужественно высиживал по нескольку часов подряд у меня в гостях, выслушивая мои однообразные стенания.
– Не твое дело, – сквозь зубы цедила я, – на твоем месте я бы вообще молчала. Ты мне все испортил.
– Не испортил бы я, так испортил бы кто-нибудь другой, – пожимал плечами он, – ваши отношения были обречены с самого начала.
– Это еще почему? – ощетинилась я.
– Да потому! Потому что он два года спокойно проходил мимо тебя и обратил внимание только тогда, когда ты впрыснула в губы коллаген. Это нормально? Что же, получается, он ценит в женщинах?
