Владимир Файнберг - Итальянская записная книжка
— Спасибо, Машенька, — ещё раз сказал Артур.
Она молча забрала из его рук опустевшую картонку от сока, спрятала в пакет. Потом проговорила:
— Вы ещё не знаете, с вокзала дозвонилась моим московским друзьям Алессандро и Марии–Стелле. Через сутки ждут нас во Флоренции.
— Прекрасно, — ответил Артур. Безотчётное чувство тревоги, поднявшее его в предрассветный час, вновь почему‑то затрепетало в нём.
Он снова глянул за окно. За то время, пока они разговаривали, небо поразительно изменилось.
Неправдоподобно высоко идеально чётким клином по небесной лазури медленно плыли ослепительно белые облачка с чуть синеватыми днищами. Клиновидное шествие сотен облачков было настолько торжественным и завораживающим, что он решил обратить на него внимание Маши.
Она снова дремала, уютно устроившись в кресле.
…Поезд пробивался сквозь хребет Аппенин, влетал в многокилометровые тоннели, выныривал в мир заросших плющом и ежевикой ущелий и опять его поглощала чёрная дыра очередного тоннеля.
Каждый раз, когда горы временно отпускали поезд на волю, картина небесного свода разительно менялась. Теперь уже Гималаи витых снежно–белых облаков, отделённых друг от друга, словно стояли на коленях вокруг царственно светящего солнца.
— Маша, проснитесь! Скорей!
Она распахнула глаза, с тревогой оглядела Артура и, увидев, что он живой, невредимый стоит у окна, уснула.
А поезд, поглощённый новым тоннелем, опять летел в темноте.
«Что же это такое? — думал Артур. — Что‑то библейское, жуткое. Захватывающая красота, величие. Тайна. Я видел какую‑то тайну Земли и Неба.»
Когда же взору опять открылся небесный простор, Артур не поверил глазам. Единая, заполнившая собой все небо, завитая, как раковина, си- не–белая туча смотрела на землю двумя глазами, сквозь которые косо лились солнечные лучи.
Ярчайшая вспышка молнии ослепила Артура. Раздался оглушительный удар грома с мощными, незатихающими раскатами.
— Что это, дождик? — сонно спросила Маша.
Она тоже встала к окну.
Поезд уже бежал по зелёной, залитой ливнем равнине, до того плоской, что казалось, никогда не существовало ни страны гор, ни страны фантастических облаков. Небо с обвисшими клочьями туч стало низким.
Артур восторженно поделился с Машей тем, что ему довелось увидеть, пока она спала, рассказал о томившем с утра чувстве тревоги, о коленопреклонении облаков, о туче, похожей на Вавилонскую башню.
— Просто атмосферное явление, может быть, редкое. Кажется подъезжаем.
Хотя они стояли рядом, и Артур чувствовал своим плечом теплоту её плеча, он снова ощутил одиночество.
Ни прославленных каналов, ни гондол, ни дворцов не было видно.
Ровно в 16 часов поезд подошёл к перрону венецианского вокзала. Вокзал был как вокзал — утилитарное сооружение для приёма и отправки пассажиров.
С сумкой, стоящей у ног, Артур ждал под козырьком у выхода, пока она кому‑то дозванивалась с вокзального автомата.
Дождь стихал. Непомерно большая, пустынная площадь лишь кое–где пестрела зонтиками пешеходов. К ступеням вокзала то и дело подчаливали такси, откуда выходили молодые и старые туристы в шортах, вытаскивали из багажников чемоданы на колёсиках.
Артур вглядывался в лица проходящих мимо него людей и был ошеломлён бросившейся в глаза разницей между этими то замкнутыми, то самодовольными личинами и открытыми лицами всех братьев и сестёр, которых он узнал в христианских общинах.
«В конце концов, большинство этих иностранных туристов — тоже крещённые, католики или протестанты, думал он. — Придумываю. Может, познакомься я с ними поближе, это исходящее от них ощущение чуждости, эгоизма, уйдёт?»
— Идём, здесь рядом автобусная остановка, — сказала Маша, подхватывая сумку и пакет с покупками. — Едем в Лидо ди Эзоло, там встретит некий Антонио, отвезёт в отель, где нам уже забронированы места.
—Лидо по–моему не Венеция, — с огорчением заметил Артур. — Сколько знаю, какой‑то курорт для миллионеров. Сдерут долларов по сто за номер.
Прячась в ожидании автобуса от все ещё продолжающегося дождика в помещении автостанции, они пересчитали оставшиеся деньги. Хотя благодаря дону Донато и его друзьям тратиться ни на жилье, ни на питание практически не приходилось, денег осталось меньше половины.
Казалось, они уже давным–давно странствуют по Италии. Но когда Артур и Маша вспомнили — сегодня тридцатое августа, и до отъезда на родину остаётся целых пятнадцать дней, Артур повторил:
— Вот увидите, сдерут долларов по сто! А нам ещё ехать во Флоренцию, возвращаться на юг в Барлетту, оттуда снова в Римини…
— Не паникуйте, — спокойно ответила Маша. — Бог поможет.
— Нечего докучать Ему такими просьбами. Бог — не кассир. Обидно, что вы себе толком ничего не купили.
— Мне ничего не нужно, — ответила Маша. — Другое дело, вместо того, чтобы разъезжать, тратить деньги на билеты, наверное, нужно было оставаться в Барлетте, плавать, тренировать ногу, как было задумано.
— Ничего, Машенька. Зато мы видели Рим, Помпеи, Салерно, Неаполь, о чём не мечтали. Оказались в Венеции. Вернёмся в Барлетгу дней за семь до отъезда, тогда и поплаваю.
В маленький зал автостанции вбежала девушка. Стройная, с гладкими волосами, зачёсанными сзади в заколотый черным бантом тугой пучок, одетая в короткую кожаную курточку, в мини–юбку, в чёрные ботинки на высоких каблучках, она влетела в стеклянную будку телефона–автомата. Дозваниваясь, с кем‑то говорила, и Артур не мог оторвать взгляда от её красивого, оживлённого лица.
Это, безусловно, была не туристка, а местная жительница, настоящая венецианка.
— Выйду наружу, — сказала Маша, — посмотрю расписание.
Он глянул ей вслед.
Коренастая, одетая поверх сарафана в скромный пиджачок, Маша не выдерживала никакого сравнения…
«Замечательный, потрясающе скромный, родной человек, — подумал Артур. — По–своему красива и не знает об этом. Никогда не красится, одета во что попало».
У него сжалось сердце.
Венецианка вышла из телефонной будки. Артур столкнулся с ней взглядом. Увидел юное и уже порочное ярко раскрашенное лицо.
Маша пропустила её у входа, подошла, взяла вещи.
— Автобус через три минуты. Дождь кончился.
…Всю дорогу Маша отчуждённо смотрела в окно, за которым в лучах проглянувшего предвечернего солнца мелькали разноцветные туристские городки, тянулись заросшие камышом каналы, где плавали утки.
«В конце концов ни в чём перед ней не виноват, — думал Артур, серчая ещё и оттого, что автобус отдалялся и отдалялся от города. — Стоило ли приезжать в Венецию, чтобы, ничего не увидев, тащиться невесть куда ради ночлега?»
На каждой остановке входили и выходили туристы, почти все непременно в шортах, с рюкзачками на спинах. Некоторые пожилые дамы держали на руках ухоженных собачек.
Эти пассажиры резко отличались от строго, со вкусом одетых местных жителей — наверняка работников туристского сервиса, устало проглядывающих газеты, или негромко переговаривающихся между собой.
— О чём они говорят? — спросил Артур.
— Диалект. Не понимаю, — ответила Маша. Она продолжала смотреть на разбухшую от влаги, иссечённую каналами равнину.
Через час пути автобус осторожно въехал на маленькую, забитую автомашинами площадь курортного городка. Её окружали отели со свисающими с фронтонов пёстрыми флагами. Понизу каждого здания уже светились витрины магазинов и ресторанов.
Когда Артур и Маша вышли из автобуса, они сразу заметили стоящего у одной из автомашин невысокого человека.
— Антонио? — издалека спросила Маша.
Тот кивнул, торопливо раскрыл дверцы своего «фиата».
Не успели они усесться, как машина рванулась вперёд. У Артура сложилось впечатление — от них хотят поскорее отделаться.
Антонио сразу же сказал, что ему поручено доставить в отель друзей дона Донато, что он извиняется, ибо не может уделить им больше внимания, так как очень волнуется, должен ехать в больницу, где жене будут делать кесарево сечение.
Артур был готов провалиться сквозь землю. «Носят нас на руках, — думал он. — Вторглись в чужую жизнь…»
Вскоре замелькали огни очередного городка — яркие витрины, светящиеся вывески, вычурные фонари. Машина, проехав перед фронтом белоснежных отелей, остановилась у одного из них. Над входом играла огнями вывеска — «Данубио», что, к удивлению Артура, означало «Дунай».
Едва увидев входящих в вестибюль, из‑за стойки выскочила и кинулась навстречу, как к родным, женщина в чёрном костюме. Первым делом она выхватила из рук Маши сумку и пакет с покупками, сказала, что она ждёт гостей из России, что её зовут Рита, поманила всех к лифту.
Антонио ещё раз извинился «за свою ситуацию», вдруг по–братски расцеловался с приезжими и ринулся к выходу.
