Эмилиян Станев - Будни и праздники
Это был унылый банковский чиновник с чахоточным лицом, лет пятидесяти. Вскоре он должен был выйти на пенсию. Вечно озабоченный своим больным желудком и обуреваемый связанными с этим страхами, он жил по часам, любил читать медицинские — журналы и чрезмерно заботился о чистоте.
Расстояние, которое он неизменно соблюдал, между собой и хозяйкой, никогда не обижало вдову. Наоборот, это ей даже нравилось. Только так и должен держаться солидный, уважающий себя господин. К тому же она вовсе не испытывала потребности видеть его рядом. Ей было довольно знать, что господин Петров у себя в комнате, за стеной. Семь лет неусыпного внимания помогли ей изучить все стороны его жизни. Она знала, как он спит, как отдыхает, как пьет кофе. Постепенно, неведомо какими путями, квартирант стал основным содержанием ее жизни.
По утрам, проводив господина Петрова на службу, она, серьезная и возбужденная, шла к нему убирать. Окинув комнату взглядом, она уже знала, как господин Петров провел ночь. Она читала у него на лице все его боли и страхи и давно уже воспринимала их как свои собственные. Нередко, вспомнив какую-либо из его жалоб, вдова печально качала ссохшейся головкой и вздыхала:
— Ах, господин Петров, бедный господин Петров.
Она хорошо знала душу господина Петрова. А так как ей приходилось стирать его белье, то думала, что знает и тело.
Однажды во дворике соседнего дома поставили собачью конуру. Сначала Стражница не обратила на это никакого внимания, но когда около полудня рядом с конурой появился большой, белый как снег пес в красивых коричневых пятнах, она в волнении выскочила на балкончик.
Ужасно! Это новое существо грозило нарушить покой и привычный уклад всего дома. Кроме того, Стражница вообще терпеть не могла собак.
Во дворике собралась вся семья соседа. Вернулись из школы дети, окружили собаку, долго играли с ней и гладили ее волнистую шерсть. Потом отец прогнал детей в дом, а пса привязал к конуре.
Стражница пообедала и легла соснуть. И тут пес залаял. Большой и сильный, он лаял как из трубы, басом, и лай этот барабанным боем ударял в прогретые солнцем стены кооперативного дома.
Вдова встала, закрыла балконную дверь и озабоченно покачала головой:
— Будет у нас с ним хлопот.
Под вечер пес снова залаял. Мало того, он еще гремел цепью и сильным хвостом громко стучал о дощатые стены конуры.
Не вытерпев, Стражница швырнула вниз несколько кусков угля, шикнула на собаку и, разъяренная, обрушилась с проклятиями на ее владельца.
Стражница была вне себя от возмущения. Что скажут ее квартиранты, если проклятый пес станет беспокоить их по ночам? А бедный господин Петров с его больными нервами?
Вдова еле дождалась возвращения жильца. И не успел тот войти в крохотную полутемную прихожую» как она панически бросилась к нему, озабоченно покачивая головой.
— Ох, господин Петров, какая неприятность, какая неприятность!
Квартирант удивленно смотрел на нее запавшими печальными глазами.
— Вы и представить себе не можете, какая неприятность! — тревожно пропела она.
— Что случилось?
— Собака-а-а…
— Какая собака?
— Под самыми нашими окнами привязали, целый день лает, глаз из-за нее не сомкнула…
— Где она?
— Пойдемте, покажу, — вдова повела жильца к нему в комнату.
Под окном лежала собака, распластав на цементных плитах длинное белое тело. Красивая голова с коричнево — бархатными ушами покоилась на вытянутых передних лапах.
Чиновник провел рукой по худому лицу.
— Это охотничья собака, сеттер, — проговорил он наконец.
— Как лает, как лает! — вздохнула хозяйка.
— Красивое животное, породистое, — заметил квартирант, внимательно рассматривая сеттера. Он свистнул ему и задумчиво добавил:
— Я столько лет мечтал о такой собаке.
— Вы? — удивилась вдова. — Зачем вам собака? Такой чистоплотный человек… От нее же воняет.
— Если купать, не воняет.
— Вы шутите? — шепнула хозяйка и улыбнулась. Лицо ее задвигалось, словно старый, несмазанный механизм, по желтой коже побежали морщины.
— Почему? — флегматично спросил чиновник. — В молодости мне очень хотелось стать охотником, да вот, здоровье не позволило. Я люблю собак. Особенно этой породы. Сеттеры, они очень умные, их можно научить любым фокусам. С таким псом никакое одиночество не страшно.
Тонкие губы вдовы побелели. Or волнения она еле могла говорить.
— Но, господин Петров, вы не так уж одиноки… все у вас есть… все в порядке…
— Не все, — холодно возразил жилец.
— Значит, значит… вы заведете себе собаку? А я… разве я о вас не забочусь?
— Заботитесь, конечно. Но при чем тут собака? Ей обо мне заботиться незачем. Наоборот, это я буду заботиться о собаке. Ведь я же буду ее любить.
— Любить собаку! Собаку любить! — воскликнула вдова и, всплеснув руками, неожиданно расхохоталась. Потом, не попрощавшись, повернулась к жильцу спиной и торопливо шмыгнула в кухню.
Она была потрясена. Выходит, господин Петров ни капельки не ценит ни забот, ни внимания, которыми она окружала его целых семь лет. Только сейчас ей стало ясно, что этот человек занят исключительно собой и абсолютно к ней безразличен. Ее преданность он мог променять на какую-то собаку! Эта мысль, которая еще вчера ей и в голову не могла прийти, сразила вдову. В мгновение ока она оказалась отвергнутой, никому не нужной и, поняв это, впервые за много лет заплакала от жалости к самой себе.
Вечером она не могла даже есть. Долго всхлипывала, сидя на кровати, а когда наконец разделась и легла, принялась стонать и охать. Ей казалось, что ее ограбили — словно бы воры унесли все, что столько лет было ее собственностью. Она попыталась возместить потерю, вспоминая о муже, но этот бледный образ не мог заполнить растущую в душе пустоту. Незаметно ее мысли обратились к квартиранту и, словно выпущенный на волю конь, устремились в соседнюю комнату, где сейчас он наверняка преспокойно читал свой журнал.
Из-за стены было слышно, как покашливает жилец, отчего вдова вновь чувствовала его близким и невольно представляла себе его худое лицо, седые виски, видела костлявые пальцы, перелистывающие страницы, руку, прикрывающую рот…
Когда щелкнул выключатель и жилец наконец улегся, вдова затаила дыхание. Залает собака или нет? Сейчас она желала этого всей душой. Пусть господин Петров убедится, что проклятая тварь не заслуживает никакого внимания. Но кроме тиканья старого будильника и привычных городских шумов ничего не было слышно.
Она встала и вышла на балкон.
Собака белела в темном каменном провале двора, откуда несло теплом и запахом прели.
Стражница достала из ведерка кусок угля и швырнула его вниз. Сеттер вскочил и громко залаял. Вдова обмерла.
Лай словно бы ударил прямо в ее лихорадочно забившееся сердце. С этой минуты она воспылала к животному неукротимой ненавистью.
2С некоторых пор эта ненависть разгорелась еще сильнее — квартирант полюбил играть с собакой.
Вернувшись со службы, он садился у окна и свистел. Сеттер вскакивал и, устремив на окно глаза, радостно вилял хвостом. Чиновник рассеянно им любовался. Однажды он бросил ему колбасы, в другой раз — кусок мяса, которого хватило бы на целый обед.
Стражница все это видела со своего балкончика. Лицо ее становилось все более непроницаемым. Она окончательно замкнулась, потеряла ко всему интерес, даже перестала ругаться со служанками. В голове у нее зрел какой-то план.
Однажды утром Стражница купила у бакалейщика ком стиральной соды. Затем зашла в мясную лавку.
Вернувшись домой, она заперлась в кухне. Челюсти ее были крепко стиснуты, руки дрожали. Надрезав мясо, она сунула внутрь комок соды, прошла в комнату квартиранта и, открыв окно, бросила это мясо собаке. Сеттер тут же проглотил его и удовлетворенно чихнул несколько раз.
Вдова закрыла окно, вернулась на кухню и заняла свое привычное место у балконной двери.
Сначала пес лежал спокойно, словно проглотил обычное мясо. Он облизывал усеянную коричневыми пятнышками морду и поглядывал вверх, на окно.
— Ага, хватит с тебя и этого, — сказала вдова.
Она немного успокоилась. Руки почти перестали трястись, хотя то и дело упускали петли вязанья, зубы разжались. Она вязала и сквозь очки поглядывала на двор.
Сеттер встал, напился и опять уселся перед конурой.
— Сейчас начнется, — решила вдова.
Но собака по-прежнему выглядела здоровой. Она спокойно поглядывала вверх и, заметив ее у окна, приветливо повиляла хвостом.
Стражница отшатнулась, не переставая внимательно наблюдать за двором краем глаза.
Приближался полдень.
Вдруг сеттер забеспокоился. Он то натягивал цепь, то забирался в конуру, скулил, тыкался головой в живот, словно его там кусала блоха. Стоны его становились все громче. Шерсть на нем вздыбилась, пес, задыхаясь, катался по земле и вдруг мучительно взвыл.
