Борис Евсеев - Пламенеющий воздух
Что, кому и про кого сообщать, какие именно сорвать с оповещаемых и рассекреченных суммы? И в виде чего? В виде облигаций? Или швейцарскими франками, нефтеносными участками в Конго, плантациями колумбийской коки?.. Все это требовало неусыпного внимания и выверенного математического расчета.
А еще — нужна была защита авторских прав сикофантов!
За авторские права сик-меньшинств Рогволденок стоял горой. Думал даже через знакомого депутата проект закона продавить. Но пока медлил.
«Составить донос — не повестуху слепить! В доносе — стиль и язык, в нем теплота интонации и выверенность тембра, и закрученный, как в хорошей новелле, сюжет в нем. Причем сюжет, возникающий с конца и лишь позже прилаживающий к этому блистательному концу скромненькое такое начало!»
Несмотря на трепетную зависть и нежнейшую злобу ко всему чужому, Рогволденок признавал: сикофантские сюжеты — зачитаешься! И результат таких сюжетов — не гонорар нищенский, а заводик, а плантация, а креслице в совете директоров!
Как было, к примеру, не залюбоваться авторским сюжетом заслуженного сикофанта Вынь-ко?
Этот самый Вынь-ко пульнул как-то одному уральскому вахлачку на мыло: ваш завод собираются посетить рейдеры. А рейдерам дал наводку: целый месяц уважаемый шкаф будет держать охрану и ОМОН наготове, а потом ему надоест, потом он поймет: подстава. И охрану он снимет, а ОМОН отпустит заниматься своим прямым делом: разгоном митингов… В этот-то миг, миг отдохновения и расслабы, рейдера его и накроют!
А бывали и круче сюжеты!
К примеру, «люди изнанки» вдруг сообщали: едет реставратор! Новый то ли Габсбург, то ли Гогенцоллерн — из сияющих недр Европы по российскому бездорожью уже, спеша, катит! Катит реставрировать и карать, вешать и благодетельствовать! То есть, говоря другими словами, будто бы уже в июне будущего года в России готовится непривычная, ни с какими европейскими не схожая заварушка. Сообщалось об этом хитро, подделывались сайты «Викиликса» и других уважаемых организаций. Следом, без всякого перерыва, сообщалось: тех, кто собирается встречать Великого Реставратора, уже гноят без суда и следствия в Бутырской тюрьме.
И поначалу собакам демоса, поначалу псам из «Стукачевского», конечно, не верили. Но они только на это и рассчитывали. Сразу и беспрерывно начинали капать на другую плешь: внешняя разведка бездействует! Опять двадцать пять! Снова ФСБ момент реставрации профукает, а мы потом их головотяпство четыреста лет расхлебывать будем…
И летели головы, и ширился стук, и звучал весенней капелью мелодичный слив. А трактирная биржа набирала влияние и вес.
Правда через некоторое время, как и любая серьезная организация, подпольная эта «биржа» начинала сдавать своих доносителей за хорошие деньги всем интересующимся. Псы первой волны почти исчезли.
Но за первой волной накатила вторая, за второй — третья!
Однако какие бы волны на трактир «Стукачевский» не накатывали, нужно отдать должное его хозяевам: они никогда не забывали о классиках и предтечах общего дела сутяг и сикофантов.
Легендой и примером для всех псов демоса был некто Алгебраист. Про его подвиги по виртуозному «стуку» туда и сюда, про сдачу через посредство такого «стука» полутора десятков бывших российских губерний в аренду невесть кому (не жителям и даже не теперешним правителям этих бывших губерний, а сидящим где-то далеко, в еще лучших, чем трактир «Стукачевский», местах таинственным, могучим и отнюдь не сказочным карликам) — ходили невероятные слухи.
Подлинная же история Алгебраиста была известна лишь двум-трем людям в России и двум-трем за бугром.
Правда, как ни пытался Рогволденок заполучить материалы для документальной эпопеи, которую думал назвать «Подвиг Алгебраиста», как ни старался выяснить источник и направление смертельно выверенных доносов — ничего из этого не вышло. Кто-то крепко, очень крепко прикрывал архивы Алгебраиста!
Три года назад в поисках бумаг Алгебраиста Рогволденок сюда, в подмосковный трактир, и затесался…
И как раз теперь, три года спустя, в дымно-туманный вечер осени, в который угораздило Рогволденка сунуть мордашку в пасть «Стукачевскому», — новый набор сикофантов и происходил!
Впрочем, ни о каком наборе Кобылятьев так ничего и не узнал. Да и кто б ему, писаке сраному, сказал про это.
Рогволденок просто ел и грезил. Но вскоре спохватился: грезы следовало гнать поганой метлой. Нехотя Рогволденок встряхнулся…
Тайного сикофанта Горби-Морби все не было.
Бра и настенные лампы давно горели вполнакала, механические дятлы стучали тише, неоновые волны колебали трактир не так грозно, скорей — интимно. Ночь-ночара вступала в свои собственные, а не чьи-то чужие права!
Рогволденок решил снова пройтись по трактиру и вскоре набрел на странную кампанию.
В отдельном кабинете, не за игорным столом, а за деревянным, очень чистым, некрытым, выскобленным до блеска — сидели несколько игроков. Кобылятьев знал их по оперативным псевдонимам, а по фамилиям, конечно, не знал.
Преф, Кинг, Покер и Пьяница — все четверо подтянутые, темноволосые, голубоглазые. Правда, Кинг с рассеченной кровавым рубцом щекой, а Покер с вытекшим левым глазом, но в остальном-то — парни хоть куда!
Игроки при виде Рогволденка недовольно зашевелились, спины у всех четверых напряглись. Но потом, видно, решили: чужие сюда не ходят. Cпины — расслабились.
Проходя мимо стола, Рогволденок как бы случайно заглянул через плечо самого скромного из мощной четверки, чуть сгорбленного и все время накручивающего на палец колечки синеватой бороды Префа.
Накрутив одно колечко на палец, Преф тут же бросал его. Но следом накручивал второе, за ним третье. Такие «накрутки» Рогволденка как-то сразу успокоили, настроили на философский лад.
На столе перед четверкой лежала карта Москвы и Средней России. С первой прикидки было видно: карта необычная. Поэтому на всякий случай Рогволденок решил отойти от стола подальше.
Но совсем не ушел, а, опустившись в кожаное кресло, притворно сплющил веки.
Кресло стояло метрах в шести от стола с картой. Кинг, Преф, Покер и Пьяница особо не таились, делились наболевшим вслух:
— …Так что задачка простая, — говорил Кинг, — незаконность всех действий нашего государства начиная с XVI века — очевидна. Вот к XVI веку, когда закон еще кое-как соблюдался, мы и обратимся. Ты, Покер, стуканешь по своим каналам в Совет Европы и в комиссии Конгресса: Россия, мол, готова вернуться к границам XVI века. В обмен на выгодные условия для нынешней элиты.
— Они спросят: кто стоит за элитой?
— Называй кого хочешь, тузов называй.
— Чтобы поверили — нужны доказательства, факты.
— А мы их обязательно предоставим.
— Нужен какой-то исходный документ.
— Дурила ты, Пьяница, он есть уже!
— И какой же у тебя исходник?
— Завещание генерала Власова.
— Разве такое существовало?
— Конечно нет.
— А теперь что — появилось?
— А ты, кувалдой тебя в бо́шку, как думал?
— И чего в завещании?
— А в нем — от имени Высшего совета освобожденной России…
— Освобожденной от народонаселения?
— Не перебивай, Преф… А в ней — согласие на ужатие РФ до границ XVI века. И генеральская заповедь: главное для нас, россиян, собраться в переделах Валдая, в пределах Средней Руси…
Услышанное Рогволденку неожиданно понравилось.
«А чего? Бремя территорий… Столько веков тащим. Пора на территориях этих наколку делать, как на ногах у зэков: „Они устали!“. Все равно ведь от территорий — ни дарственной в рамочке, ни — „благодарим покорно“! Не те времена. А вот приманивают территории многих. И обширность их сильно окрестные княжества раздражает. Ну а сожмемся, глядишь, и оставят в покое. Им славно — и нам свежо: под ракитовым кусточком, да под тихую молитвочку, да в прохладе, да с водочкой и красными девицами, — так оно даже и в границах века четырнадцатого перекантоваться можно. И уж этих-то границ не позыбль… Не позыбля… В общем: никто на такую малость не позарится…»
— Ну хватит дурака валять, — сказал неожиданно Преф и встал. — Дело срочное есть на сегодня. Давно решить не можем. Готовь колоду, Пьянь.
Скромный Преф прошелся вокруг стола, и Рогволденок подивился его шагу: ломко-стремительному, широкому, аистиному…
Пьяница высмыкнул откуда-то из-под стола засаленную колоду. Она оказалась значительно толще обычной. И размером раза в три больше. Пьяница хотел перед сдачей карт послюнявить пальцы, но колоду в одной руке удержать не смог, и она рассыпалась по столу.
На рубашках карт были опять-таки картографические изображения.
«Республика Алтай» — с трудом прочел Рогволденок на ближней и увидел причудливо извивающиеся красные границы, сизые реки, острые пики гор.
