Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
Я всё это слышу и думаю, как окажусь в части, то обязательно заскочу в столовую, может, что-нибудь из еды привезу для нашего комбата. В военный городок доехали быстро, это недалеко, всего километров двадцать пять. Я быстро загрузил в машину топоры и две пилы, сел в неё и говорю шофёру: «Витя, давай заедем в столовую, может какую еду, возьмём для нашего бати, а то в его возрасте сухари грызть как — то не очень».
Заехали в столовую, я побежал на кухню, думаю, хоть бы дежурил повар Сергей, ну тот с которым мы по боевой тревоге выезжали, тогда всё получится. Я на кухне всех поваров знал, но Сергей был мне ближе всех. Только заскочил в дверь кухни, смотрю, Сергей дежурит у плиты, но всё думаю, повезло нашему комбату. Подбегаю к нему и говорю: «Сергей, выручай, нашего комбата покормить надо, а то он от сухарей может согнуться» — «Много не смогу, — сказал Сергей, — ведь мы на вас не готовили, но ужин сделаю. Бери вон тот двухлитровый бидончик и неси сюда».
Сергей — настоящий повар, ходит по кухне в когда-то белой куртке, с черпаком в руке, налил полный бидон борща, затем в миску положил кашу, а сверху четыре котлеты, и говорит: «Вот всё что могу, сам-то есть будешь?» — «Да, — говорю, — борща бы хотелось» — «Ну тогда неси миску». Я ему принёс две миски. Он на меня вопросительно посмотрел, а я ему говорю: «И для водителя Вити». После сухарей, да холодной тушёнки из банки, борщ казался превосходной едой.
Поблагодарив Сергея, мы с Виктором направились в обратный путь. Доехали быстро. Я захожу в палатку нашего командира роты, там сидел комбат со стаканом чая в руках, то ли он его пил, то ли грел пальцы рук. Я козырнул и докладываю, что привёз топоры и пилы. «А ещё, — говорю, — товарищ подполковник, я привёз Вам ужин» — «Ну, вот с этого бы и начинал, — обрадовано сказал комбат, — а то топоры, зачем мне твои топоры?» Затем добавил: «Давай неси, что ты там привёз».
Когда я начал разливать борщ по мискам, то по палатке пошёл одурманивающий запах вкуснятины, комбат даже носом потянул, подышал немного, затем сказал: «Вот видите, капитан Мезенцев, как получилось, а Вы говорите Чухлебова надо наказать. Если мы его накажем, допустим, посадим на гауптвахту, то кто же нас кормить будет? Да и дрова никуда не денешь. Так что, по моему мнению, старший сержант заслуживает благодарность. А то, что поляки обидятся, что мы их дерево свалили, так пусть не обижаются, они вообще до 1955 года нас кормили и поили. Это там кто-то наверху распорядился, что нашу армию будет содержать наш же народ, только за что мы хребет в этой Европе гнули. Ну ладно, как говорится, это не наше дело, наше дело исправно служить вот как раз это мы и делаем. А борщ хорош, очень даже хорош. А на второе что-нибудь есть у тебя?» — спросил у меня командир батальона.
Я уже держал в руках миску с кашей и котлетами. Подполковник Лыхин откушал немного и говорит: «Тоже вкусно, правда не то, что было в полевом танковом лагере, помните каша со шкварками, но и эту кашу можно есть. Вы вот что, старший сержант Чухлебов, подумайте о завтрашнем дне, чтобы нас с Мезенцевым накормить, не дайте нам тут умереть. Так как, старший сержант Чухлебов?» Я стоял в сторонке, а как комбат ко мне обратился, я сказал: «Будет машина, значит, будет и еда, товарищ подполковник» — «Вот это ответ настоящего интенданта».
Ночь мы переночевали у костров, затем снова постреляли, а к вечеру вернулись домой, так сказать программу учений выполнили и нечего там морозиться.
ПОЛКОВАЯ САНЧАСТЬ
Не знаю, по какой причине, но после учений у меня заболела шея, да так что застегнуть воротник гимнастёрки, было больно. Ну, болит и болит, я сначала этому особого внимания не придавал, но в один из дней шея разболелась так, что я вынужден был отпроситься у командира роты и отправился в казарму. В этот день к нам в роту зашёл наш батальонный связист, младший сержант Васин, подружились мы с ним на марше по боевой тревоге и так продолжаем дружить. Увидев меня скрюченным, он спросил, что со мной. Я ему как мог популярно объяснил причины моего крючка, он меня выслушал и говорит: «А ну давай я посмотрю, что там у тебя». Я наклонился, чтобы ему удобно было рассмотреть мою болячку. Он посмотрел и говорит: «Сеня, тебе срочно надо идти в медсанчасть, у тебя чирей большой уже созрел и его немедленно надо удалить, а то он сам вскроется и туда может попасть грязь и получится заражение крови, а это уже серьёзно. Лучше до этого не допускать. Прямо сейчас пойдём, я как раз иду в ту сторону». Когда уже шли, он мне рассказал, что в санчасти меня посадят в кресло и медики медицинскими инструментами, такими как пинцетом и скальпелем, удалят чирей и тебе больно не будет. Я иду и, под впечатлением слов Васина, думаю: «Вот куда медицина шагнула, чирей удаляют и не больно. А Васин молодец, знает о медицине почти всё, а я о таких вещах даже и не слышал». Если честно, то до этого времени я в медицинских учреждениях и не бывал, не считая медицинскую комиссию при призыве в армию. Но она была организована прямо в здании Ипатовского райвоенкомата, поэтому в прямом смысле, это было не медицинское учреждение. Да и с врачами я не имел дела, опять кроме комиссии и нашей хуторской фельдшерицы, вот потому мне было и интересно посмотреть, как там у них, у врачей. Меня так захватила медицинская тема, что я воочию представил как там у них. Думаю, сейчас зайду к ним, а там большая комната, на окнах чистенькие тюлевые занавески, красивые медсёстры, все в белом, бегают туда-сюда, все куда-то торопятся. А врач, такой солидный дядя с усами, ходит по этой большой медицинской комнате и всеми руководит, вот он меня и будет лечить, а как же, он же не доверит меня кому попало.
Подхожу к тому месту, куда указал Васин, смотрю одноэтажное здание из кирпича, который кое-где вывалился, вот и дверь, вымазанная зелёной краской, точно такой же, как мы танки подкрашиваем, над дверью весит вывеска: «Санчасть», ну, думаю, мне сюда. Глядя на такое здание и дверь, вымазанную краской, я подумал, что-то не похоже чтобы в этом обшарпанном здании были тюлевые занавески, тем более бегали красивые медсёстры. Затем подумал, а кто его знает, может это с виду только так, а внутри здания исключительный чик брик, а может и лучше. Ладно, думаю, что загадки строить, вот зайду в здание, там и увижу. Захожу, небольшая комната с одним окном, на котором висят тряпичные занавески на пол окна. Стол табурет, на котором сидит солдат в армейской форме и белой застиранной с желтыми пятнами куртке. Ладно, думаю, не надо паниковать, значит, врач и кресло где-то в другом помещении, но что-то других дверей не видно, может, где потайная есть. Хожу по комнате смотрю, где же волшебное кресло, но кресла я не вижу, а слышу голос: «С чем пришёл?» Голос исходил от табурета, на котором сидел солдат в застиранной куртке. Я повернул к нему голову и говорю: «Пришёл к Вам с чирием, только что-то я врача не вижу» — «А зачем тебе врач, вот я тебя и буду лечить». Думаю, не может быть такого, чтобы солдат в грязно-белой куртке лечил людей, здесь, где-то должен быть врач. Но делать нечего, раз пришёл значить, надо лечиться. Лекарь говорит мне: «Садись на табурет». Ну, я сел, сижу, а сам глазами зыркаю по помещению, чтобы не пропустить тот момент, когда придёт врач и диковинными инструментами начнёт меня лечить. Но инструментов никаких не было, да и врача тоже. Этот в бело-грязной куртке подошёл к шкафчику, чем-то намочил ватку, затем зашёл ко мне со спины посмотрел на мою шею и говорит: «Чирей созрел, значить будем лечить». Услышав эти слова, я подумал: «Медицинский работник, а выражается бытовыми словами». Это выражение «созрел чирей», я слышал от мамы с детства, у нас таким заболеванием пол семьи переболело. Ну ладно, думаю, может это просто совпадение, скоро будет и кресло, и диковинные медицинские инструменты. Но медицинский работник меня разочаровал, он усадил меня на табурет и начал мой чирей самым вульгарным способом выдавливать.
Боль была невероятная, я от жуткой боли материл и чудо-горе лекаря, и заодно Васина. А этот эскулап не обиделся, да ещё и говорит мне: «Матерись, матерись, с матерками легче боль переносить». Операцию лекарь провёл как надо, это его слова, затем рану залепил пластырем, а после этого говорит: «Ну, с этим чирием вроде всё, но у тебя рядом наметился другой чирей, но он ещё не созрел, как созреет, то и его вылечим, таким же способом». На что я ему ответил: «Лучше бы он и не созревал, а то такая боль, что врагу не пожелаешь» — «Конечно лучше, — отозвался лекарь, — но он нас с тобой спрашивать не будет, как решит, так и сделает, а нам остаётся только ждать».
Ну что сделаешь, действительно он прав, всё это не от нас зависит, так что придётся ждать. Когда я уже собрался уходить, то спросил у медицинского работника: «Послушай, а где же ваши медицинские кресла, скальпели, пинцеты, и, в конце концов, медсёстры?» Он на меня как-то удивлённо посмотрел и, в свою очередь, спрашивает у меня: «А кто тебе сказал, что здесь всё это, должно быть?» — «Как кто? Васин» — «А, Васин? Васина ты только слушай, он тебе ещё и не такого наговорит, у него фантазия богатая». Потом я ещё несколько раз ходил к «Доктору», моя шея всё меньше и меньше болела, а затем настала долгожданная ночь, в которую я хорошо спал и ни разу не проснулся от боли. И самое для меня приятное, так это то, что чирей, который намечался, потихоньку начал затухать, а затем и совсем исчез. Этому феномену лекарь очень был удивлён, заявив, что это впервые в его практике, чтобы созревавший чирей сам исчез. Но это факт, и по этому поводу я думаю так. Он насмотрелся, как над его собратом издевался этот эскулап и решил не всовываться, и хорошо сделал. Вскоре я совсем выздоровел и приступил к несению службы. Всё как бы кончилось хорошо, но всё-таки было жаль, что я не увидел ни кресла, ни чудо-инструментов, а как хотелось на них посмотреть, особенно на молоденьких медсестёр, которые должны были ассистировать врачу. И всё-таки мой поход к медикам имел положительный результат, первое, мне дали освобождение от всех занятий на три дня, а затем продлили ещё на столько дней, сколько потребовалось, чтобы рана зажила.
