Эрик Сигал - История Оливера
Дом для меня — это все еще место, где я живу с Дженни.
Парадокс: говорят, все мужья любят воображать себя холостяками. А я — псих. Я погружаюсь в грезы о том, что женат.
И это помогает мне сохранять свой дом неоскверненным. Берлога, куда никто не заглядывает. То есть, ничто не нарушает утешительную иллюзию, будто все, что у меня есть, я с кем-то делю.
Время от времени приходит письмо, адресованное нам обоим. И Рэдклифф регулярно присылает ей письма с просьбой о добровольных взносах — результат того, что никому, кроме друзей, я не сообщил о смерти Дженни.
Единственная чужая зубная щетка в ванной комнате принадлежит Филиппу Кавиллери.
Вот и получается: или обман одной… или предательство другой.
Заговорил доктор Лондон.
— И в любом случае вы оказываетесь в положении виноватого.
Он понял. Но, совершенно неожиданно, его проницательность только ухудшила все дело.
— Должно ли это непременно быть или-или? — спросил он с намеком на философа Кьеркегора. — Неужели нет никакого другого объяснения вашего внутреннего конфликта?
— Какого? — Я действительно не знал.
Пауза.
— Она вам нравится, — спокойно предположил доктор Лондон.
Я обдумал его слова.
— Которая из них? — спросил я. — Вы не назвали имени.
23
Встречу с Марси пришлось перенести. По странному совпадению я назначил наше свидание на пять. В конторе я сообразил, что в это время у меня сеанс с психотерапевтом. Я позвонил ей, чтобы все отрегулировать.
— В чем дело? Струсил? — На этот раз совещания не было, и она могла меня подразнить.
— Я задержусь всего на час. Шестьдесят минут.
— Тебе можно верить? — спросила Марси.
— Это твоя проблема, не так ли?
Как бы то ни было, нам пришлось бегать в полутьме. Изумительно, когда в озере отражаются огни города.
Увидев ее снова, я почувствовал, как уменьшается тревога, которую я испытывал днем. Она была красива. Я совершенно забыл, насколько. Мы поцеловались и пустились бежать разминочным темпом.
— Как провела день? — спросил я.
— Ну, обычные катастрофы: избыток товаров, недостаток товаров, проблемы с перевозками, паника в служебных коридорах. Но, главным образом, мысли о тебе.
Я придумал, что сказать, гораздо раньше, чем надо было говорить. Неспособный к поверхностному разговору на бегу, я неизбежно сосредоточился на главном. Я потребовал. Она пришла. Мы оба здесь. Что она чувствует?
— Тебе интересно знать, куда мы пойдем?
— Я думала, что компас у тебя.
— Ты захватила какую-нибудь одежду?
— Конечно. Мы же не можем обедать в спортивных костюмах, правда?
Мне было любопытно узнать, сколько одежды она взяла с собой.
— Где она?
— В машине. — Она показала рукой в сторону Пятой авеню. — Это просто дорожная авиасумка. Ручной багаж. Очень практично.
— Когда надо быстро собраться.
— Верно, — сказала она, притворяясь, будто не знает, о чем я думаю. Мы пробежали еще один круг.
— Я думал, что мы пойдем ко мне.
— О’кей.
— Моя квартира не очень большая.
— Прекрасно.
— … и просто приготовим обед. Сами. Весь штат — ты и я. Я вымою посуду…
— Прекрасно. Но, Оливер, — спросила она немного грустно, когда мы пробежали еще метров сто. — А кто будет еду-то готовить?
Я взглянул на нее.
— Что-то в моем животе говорит, что ты не шутишь.
Марси не шутила. На последнем круге она рассказала мне о своей кулинарной подготовке. Та была равна нулю. Однажды она хотела поступить во французскую кулинарную школу «Кордон Блу», но Майкл возражал. Всегда можно заставить учителя приходить для вас готовить. Я был в некотором смысле рад. Я научился варить спагетти, делать яичницу-болтунью и с полдюжины других мудреных блюд.
По пути ко мне домой, — бегом было бы быстрее, чем на машине, — мы остановились у китайского ресторана, чтобы купить с собой еды. С огромным трудом я пытался сделать окончательный выбор.
— Проблемы? — спросила Марси, наблюдая за тем, как тщательно я изучал меню.
Никак не могу решить.
— Это ведь только обед, — сказала Марси. Что она имела в виду, я никогда не узнаю.
Я сижу в гостиной, пытаясь читать воскресный номер «Таймс» за прошлую неделю и притворяясь, что нет ничего необычного в том, что какая-то особа принимает душ в моей ванной.
— Эй! — слышу я ее голос, — полотенца какие-то несвежие.
— Да, — говорю я.
— А чистые у тебя есть?
— Нет, — говорю я.
Пауза.
— Ну, ладно, сойдет, — говорит она.
Ванная была наполнена запахом женственности. Я думал, что быстро приму душ и все, но этот прекрасный запах заставил меня продлить удовольствие. Или я боялся выйти из-под успокаивающего потока тепла?
Да, я был взволнован. Чувства мои обострились. Странно, но именно сейчас, когда меня ждет женщина, решившая поиграть со мной в семейную жизнь по моим непростым правилам, я не мог сказать, счастлив я или нет.
Марси Биннендейл была в моей мини-кухне, притворяясь, что сможет зажечь плиту.
— Марси, тебе нужны спички. — Я кашлянул, быстро открывая окно. — Я тебе покажу.
— Прости, — сказала она, чувствуя себя очень неловко. — Я здесь заблудилась.
Я разогрел китайскую еду, достал пива и налил Марси апельсиновый сок. Марси накрыла столик на колесиках.
— Где ты берешь эти ножи и вилки? — спросила она.
— Там и сям.
— Так я и знала. Нет хотя бы двух парных?
— Я люблю разнообразие. (У нас был целый комплект. Я его убрал вместе с другими вещами, наличие которых обязательно для семейной жизни.)
Мы ели, сидя на полу. Я был настолько раскован, насколько позволяла моя крайняя напряженность. Квартира была сильно запущена и захламлена так, что могла вызвать клаустрофобию, и меня занимало, не вызовет ли это у моей гостьи ностальгию по нормальному образу жизни.
— Очень мило, — сказала она. И дотронулась до моей руки. — А какая-нибудь музыка у тебя есть?
— Нет. (Я кому-то отдал стереосистему Дженни.)
— Ничего?
— Только радио, которое меня будит.
— Не возражаешь, если я включу?
Я кивнул, попытался улыбнуться, и Марси поднялась. Радио было у кровати. Что составляло четыре или пять шагов от места, где мы пировали. Мне было интересно, вернется ли она, или будет ждать, чтобы я присоединился к ней там. Заметила ли она мою депрессию? Не подумала ли она, что мой пыл уже угас?
Внезапно зазвонил телефон.
Марси стояла над ним.
— Взять трубку, Оливер?
— Почему нет?
— Это может быть какая-нибудь твоя подружка, — улыбнулась она.
— Ты мне льстишь. Это невозможно. Отвечай.
Она пожала плечами и сняла трубку.
— Добрый вечер… Да, номер правильный… Да. Он… Кто я? Какое это имеет значение?
Кто это, черт побери, на другом конце провода допрашивает мою гостью? Я поднялся и в ярости схватил трубку.
— Да? Кто говорит?
Молчание на другом конце было нарушено сиплым «Поздравляю!»
— О, Фил.
— Ну, слава Богу, — пророкотал Кавиллери.
— Как поживаешь, Фил?
Он полностью проигнорировал мой вопрос, продолжая настаивать на своем.
— Она мила?
— Кто, Филипп? — ледяным тоном спросил я.
— Она. Женщина. Девушка. Та, которая подошла к телефону.
— А, это просто служанка, — сказал я.
— В десять вечера? Да ладно, брось ты. Поделись со мной.
— Я имею в виду свою секретаршу. Помнишь Аниту, у нее еще такие густые волосы? Я диктую ей заметки о деле школьного совета, которым сейчас занимаюсь.
— Чушь собачья! Если это Анита, то я кардинал Крэнстонский.
— Фил, я занят.
— Конечно, знаю. Сейчас повешу трубку. Но не говори мне, что ты собираешься писать письма, ведь я знаю, что ты врешь.
Филипп вообще не из тех, кто говорит шепотом, а тут он говорил так громко, что его голос раздавался во всей квартире. Марси явно забавлялась.
— Послушай, — спросил я так холодно, что сам себе подивился, — когда мы увидимся?
— На свадьбе, — сказал Филипп.
— Что?
— А она высокая или маленькая? Толстая или худая?
— Огненно-рыжая и как пряник.
— А, — сказал Фил и, подхватив мою шутку, добавил: — Значит ты признаешь, что она особа женского пола. Ну, а ты ей нравишься?
— Не знаю.
— Ладно, забудь. Конечно, ты ей нравишься. Ты потрясающий парень. Если ей нужно, чтобы я тебя разрекламировал, могу сделать это по телефону. Дай ей трубку.
— Не беспокойся.
— Значит она и так не сомневается? Она тебя любит?
— Не знаю.
— Тогда что она делает в твоем доме в десять вечера?
По лицу Марси катились слезы от смеха. Надо мной.
Потому что я очень плохо разыгрывал пуританина.
— Оливер, я знаю, что мешаю, поэтому быстренько ответь еще на один вопрос, а потом делай что хочешь.
