Цырлин - По поводу майского снега
Потом вынесли на голосование. Чуть ли не три четверти присутствующих проголосовали за то, чтобы выпереть его из комсомола, что, согласно не то какой-то инструкции, не то - народному обычаю, одновременно влечет отчисление с факультета. И я тоже лапку поднял. С чувством некоторого мазохизма.
Мы не забудем этот смех
И эту скуку.
Мы поименно вспомним всех,
Кто поднял руку!
Ну а то что же. По крайней мере, он не будет теперь хамить и посылать за водой, когда я с ним не пил и даже за столом не сидел. И драться теперь он не будет, и ругаться матом, и кидаться картошками он теперь тоже никогда и ни в кого не будет.
Тут же заодно назначили и проголосовали нового бригадира. По весьма символичному совпадению - одного из вчерашних собутыльников Белова.
Неожиданно в комнату вбежал Белов. Вид у него был еще более страшный и жалкий. На куртку прицепил комсомольский значок. Начал орать, что хорошо было бы, если бы его в армии послали в Афганистан. "Эх, и настреляюсь! Все равно, в кого! Героем оттуда приеду, со Звездой!" И убежал.
4.3. С большой буквы
16.XI.81
Недели полторы назад, еще до праздников, выпало немного снега; погода почти все время была градуса на два ниже нуля и снег уже не растаял. Возможно, так и останется до весны.
Университет теперь посещаю лишь три дня в неделю. Со вторника до четверга бываю на практике; кроме меня, там еще двое из нашей группы: Главком и Чуркина, правда, в других лабораториях.
Слышал, что Белова уже загребли в армию. Послали, правда, не в Афганистан, а куда-то на Кавказ.
Сегодня была лекция по научному атеизму. Лекторша процитировала отрывок из книги священника Дудко, за которую его посадили, а в прошлом году выпустили, после того, как он покаялся по телевизору: "Всякая власть от Бога". Общие рассуждения на тему о бездуховности атеизма. Интересно бы посмотреть на бумажку, по которой она цитировала: есть ли там какой-нибудь "гриф" - "секретно" или "дсп".
Затем упомянула о Солоухине, который сумел напечатать статью, прославляющую монахов Оптиной пустыни. Причем она не столько доказывала, что монахи эти были не такие хорошие, как он написал, сколько критиковала автора и редакцию за несоблюдение идеологии "в советском журнале". Дело не в том, правильно это или нет, а в том, что это не положено по нашим законам. И от этого сразу исчезает охота тоже обсуждать и критиковать, хотя, казалось, с какой это радости мне особо восторгаться какими-то монахами.
Она обратила внимание на то, что в одной из присланных ей записок слово "Бог" написано с большой буквы. Ну а как же еще? До революции писали с маленькой лишь в смысле языческих богов (не имя, а должность); а в 1917 году это, видимо, интерпретировали в том смысле, что если ты веришь в какую-то разновидность бога - то и пишешь с большой. А авторам "советских журналов" ни в какого бога верить не положено, а несоветских журналов у нас нет и быть не может…
Как бы то ни было, приехав домой, я переправил в одном из своих стихотворений двухлетней давности, где упоминался "господь" маленькое "г" на большое. (Упоминание, впрочем, чисто риторическое.)
Вечером, как обычно, слушал Би-би-си. При определенной настойчивости можно слушать, особенно поздно вечером. Хотя, кажется, чуть-чуть помощнее поставить бы им глушилки - и уже ничего нельзя было бы разобрать. Но, граждане, - надо же людям что-то слушать. Летом Олег так отозвался о наличии в воинской части не только солдатской столовой, но и чайной - обжорки: "Они же не совсем звери и понимают, что людям надо где-то питаться." В том смысле, что питаться в столовой все равно невозможно и начальство это понимает не хуже нас.
Корреспондент Би-би-си рассказал о своей поездке в Албанию. Если в Албанию приезжает человек с длинными волосами или же с бородой, то его прямо на вокзале просят остричься и побриться. Да еще деньги берут за услугу. А если иностранец попытается заговорить с непредусмотренным албанским жителем, то тот в панике убегает. Если же убежать некуда, то отворачивается к стене. Повсюду статуи, портреты, траншеи и огневые точки.
Теоретически говоря, при такой высокой дисциплине и бдительности в Албании давно уже должно было наступить полное изобилие и вообще коммунизм, но - следует отметить с плохо скрываемым удовлетворением: в магазинах там ни хера нет. Как сказал тот корреспондент - намного хуже, чем даже в СССР. А то как же, господа товарищи, а то как же еще могло быть?!
Вот и говори после этого, что Бога нет…
Мокрый снег
Вот - на автобусе я еду,
а вот я еду на метро.
И мокрым снегом, синим снегом
грязь узких улиц занесло.
В пустом, облупленном подъезде
над темной бездною висят
чугунные ступени лестниц,
что от шагов моих гудят.
На эти лестницы выходит -
выходит целых сто дверей.
А через мутные окошки -
свет уж горящих фонарей.
А лампочка в побелке желтой
под потолком едва видна.)
И среди ста дверей нашел я
ту дверь, которая одна.
"Ну вот, я, граждане, приехал."
И будем кушать мы креветок,
о чем не помню говорить,
и "буратину" будем пить.
И город за окном - бесшумный,
и дождь со снегом пополам,
и зимний сумрак, синий сумрак
сквозь переплет вечерних рам.
5 ноября 1981 г.
4.4. Пластмассовая канистра
21.XII.81
В последние дни курсы лекций и семинаров один за другим кончились. Сегодня была всего одна лекция, последняя - научный коммунизм. Тема - "переход от капитализма к социализму". Лектор привел высказывание Ленина о том, что между империализмом и социализмом уже нет промежуточных стадий. Все подготовлено для революции: монополизация экономики и централизация политики. Остается, значит, только взять власть. Одно непонятно: в чем же отличие этой всеобщей капиталистической монополии от социализма? Нет, я, конечно, знаю тезис Энгельса "пролетариат обращает государство в свою пользу". То есть, грубо говоря, сперва во власти сидят плохие, жадные люди, а потом приходят люди хорошие, прогоняют тех и садятся на их место. И начинают заботиться о трудящихся: снижать цены, повышать зарплату и т. д. Но неужели никакого отличия нет, кроме того, плохие люди сидят в руководстве или хорошие?
Лектору прислали несколько записок насчет Польши. (Сами понимаете, что с точки зрения диктатуры пролетариата объяснить происходящее в этой стране очень затруднительно. Особенно самые последние события.) Лектор явно начал волноваться. Обвинил во всем развитый частный сектор экономики (хотя государственный сектор, как более передовой, должен его успешно вытеснять), контакты поляков с зарубежными соотечественниками (которые, вроде бы, должны рассказывать полякам метрополии о тяжелой жизни при капитализме) и, конечно же, пресловутую "запущенную идеологию". В переводе на нормальный язык это означает, что польские лекторы и пропагандисты произносили недостаточное количество трескучих фраз. И более того - специальные польские товарищи не предпринимали никаких мер против тех, кто не только не верил этим фразам, но и смел открыто признаваться в этом.
"Вот не было железного руководства - и вот что вышло." А что, собственно говоря, вышло? И что это за интересы трудящихся такие, к которым самих трудящихся можно принудить лишь железом, видимо каленым? И кто, осмелюсь задать вопрос, должен принуждать? (С классовой, конечно, точки зрения.) А интереснее всего было бы узнать: а на фига самому принудителю все это надо? (19)
Концепция, впрочем, довольно солидная, солиднее, чем кажется на первый взгляд. Это только в дореволюционном прошлом люди сами являлись выразителями своих интересов. А теперь, после возникновения исторического материализма, эту функцию взяло на себя некое учреждение, учреждение настолько умное и хорошее, что оно гораздо лучше самих людей знает, что им, людям, следует хотеть. И как им, людям, следует жить. Нет, я пока не утверждаю, что все это плохо, я просто делаю выводы из ваших же слов. Концепция, повторяю, вполне цельная и непротиворечивая. Свободная мысль и свободное действие - это нечто вроде наркотика. Очень завлекательно, но и очень губительно. И человека следует ограждать от этого всеми доступными способами. Тем более, что после окончания курса лечения он сам же будет благодарить своих исцелителей. И человек не должен доверять своим инстинктам не только когда он безнадежный наркоман, но и - всегда. Раньше, когда люди еще были обезьянами, они могли верить самим себе - отличать съедобные плоды от ядовитых, убегать от хищников, но впоследствии, с усложнением общества и в особенности теперь, с возникновением неантагонистической формации, от этого следует раз и навсегда отказаться.
"Иные из советских литераторов с трудом усваивают, что истина, одна, отчетливая, ясная, реальная
- учение четырех великих мыслителей и вождей человечества - бережется в ЦК партии большевиков и руководить историей страны, думами человеческими у нас не поручено безответственной инициативе.
