Андрей Портнов - Автово
В это же время нам всем приказали явиться в медпункт. Необходимо было выяснить, нет ли у нас педикулёза и прочей херни, чтобы дать окончательное разрешение на поселение в общежитии.
К счастью, трёхлитровых банок мочи и двух чемоданов говна от нас не требовали, зато осмотрели и прослушали все дыры, выкачали из пальца всю кровь и понатыкали в руку и спину массу иголок, через которые ввели в нас какую-то гадость. В заключение на нас всех завели карточки, признали здоровыми и выгнали вон.
Конечно, выяснив, что педикулёза у нас не наблюдается, жить стало намного легче и веселее. И по этому поводу все решили напиться. В 211-ой татары распаковывали свои огромные коробки, в которых оказались здоровенные колонки и прилагающиеся к ним приставка «Романтик» с усилителем.
— Видали?! — всем хвастался Марат, — Теперь у нас настоящая музыка будет. Приходите слушать.
— И охота вам было переть всё это из Астрахани? — спрашивали мы, глядя, как он разбирается с кучей всяких проводов.
После шатания из одной комнаты в другую и угощаясь везде рюмочкой чая, я вернулся к себе. На моей кровати сидел Чеченев и смотрел в потолок.
— А у вас есть плюшки? — вдруг спросил он.
— Да, у меня ещё что-то осталось с поезда, если не засохли, — сказал я.
Проявить щедрость и гостеприимность захотели и Владик с Рудиком. Тут же повскакав со своих мест, они подбежали к Чеченеву и силком потащили его к столу.
— Ты садись, садись, — начал Дима, — сейчас мы чай подогреем.
— Гостям всегда рады, — вставил Владичка.
Все бросились к шкафу, где на верхней полке мы хранили запасы пищевой промышленности и высыпали перед Андрюхой всё своё богатство.
— Ух ты, — сказал он, — я, конечно, не навязываюсь, но если вы угощаете…
— Угощаем, угощаем, — завопили мы хором.
Вскоре разогрелся чай и через несколько минут мы все вчетвером уже сидели за столом.
— А у вас здесь хорошо, — начал вдруг Чеченев. — Можно я у вас поживу немного?
Черствая плюшка застряла у меня в горле, и я ещё несколько минут не мог разговаривать.
— А что так? — ненавязчиво спросил Рудик, пытаясь скрыть своё внутреннее напряжение.
— Да мы с Пашей поругались, — ответил Андрюха, — я его теперь видеть не могу и разговаривать с ним не хочу.
— Он тебе что, в кровать написал? — вежливо поинтересовался я, проглотив плюшку.
— Да нет, из-за ерунды поссорились, но он меня разозлил страшно. Можно я у вас немного поживу, а?
И он посмотрел на нас с такой мольбой, что наши сердца готовы были разорваться на куски и разлететься по всей комнате.
— Ну, ладно, переселяйся, — сказали мы.
— Но учти, что только на время, — добавил я.
— Вот спасибо, — сказал Чеченев, — сейчас я за вещами сбегаю. Я буду здесь спать в уголочке на лишней кровати и никому не буду мешать.
И с воплями радости он убежал прочь. Через некоторое время он уже принёс постель и вещи, а затем, подумав, сбегал ещё за тумбочкой.
— Тумбочка — это не к добру, — решил я, — это значит, что жить он тут собирается не один день.
Вечером прибежал взволнованный Паша, чтобы своими глазами убедиться в настоящем. Затем последовали робкие попытки образумить блудного Чеченева, на что последний лишь послал Пашу подальше.
Оставив их развлекаться, я решил навестить девчонок и направился в 323-ю.
На третьем этаже возле мусорника на коленях стояла мрачная фигура и копалась в куче отходов. Услышав, что кто-то идёт по лестнице, фигура обернулась и устремила на меня свой затуманенный исподлобья взгляд.
Это был старый мужик, скорее даже дед, одетый в какое-то чёрное рванье и старую шапку-ушанку с опущенными ушами. Вокруг стоял потрясающий всё живое запашок, и то, что он (мужик) находился около мусорника, сначала сбило меня с толку. Нельзя было разобрать, то ли из бочка так аппетитно пахло, то ли этот дядечка так надушился.
Не найдя во мне ничего интересного, а может быть, и съедобного, он повернулся к бачку и стал опускать руки всё глубже в его содержимое.
Преодолев тошноту и стараясь не смотреть на него, я осторожно перешагнул через дядечку и отправился было по назначению, но в конце не удержался и посмотрел назад.
Отобрав из мусорника что-то себе, мужик схватил бачок и ковыляющей походкой понёс его вниз, при этом что-то бубня себе под нос.
Вбежав в 323-ю, я схватил со стола кусок лимона и стал жадно его нюхать. Наконец, почувствовав, что запах, который я имел счастье нюхать несколько минут назад, больше не преследует меня, я снизошёл до разъяснений.
— Вы видели того мужика, такого чёрного и вонючего около мусорного бачка?
— Видели, и уже не раз, — ответила Катя.
— Я его когда первый раз увидела, — призналась Лариса, — чуть не умерла от страха.
— Это — местный мусорщик, — добавила Галя, — Лопатоубийца — это мы его так прозвали, хи-хи!
— Да-да, он чем-то похож на Лопатоубийцу, — решил поддержать светский разговор и я.
Так, сидя за столом, мы обсуждали, что мог выбрать себе на ужин из бачка этот Лопатоубийца, затем я рассказал им о бабке, которую видел в мужском туалете, на что девчонки ответили, что в своём туалете видели точно такую же, но только ужасно громкую. Она, видите ли, так орёт по утрам, что они с кровати падают. Завтра приглашали меня прийти послушать.
— Ну, что новенького? — спросил меня Владик, когда мы уже все легли спать.
— Да так, ничего особенного, с Лопатоубийцей познакомился.
— С кем, с кем? — неожиданно послышался голос Чеченева из дальнего угла.
— С Лопатоубийцей, — повторил я и, больше не желая ничего объяснять, уткнулся в подушку.
Вот так и закончилась наша первая неделя проживания в общаге, которая явно не поскупилась разнообразием ощущений. Но эти два года, которые нам суждено было прожить в Санкт-Петербурге, только начинались, так что впереди нас ожидало ещё много интересного.
ЧАСТЬ 5. Будни и праздники 1-го семестра
— Ну, что, готова?
Я, Владик и Рудик стояли перед 323-ей и ждали Катю.
— Сейчас, уже иду. Для первого выхода в город надо одеться подобающе.
Погода, наконец-то, более-менее установилась. Было уже не так холодно, за окном светило солнце, наше здоровье пошло на поправку, и поэтому мы решили вывести Катерину погулять, так как до этого она ещё ни разу нигде не была.
— Как же здесь классно! — воскликнула она, когда из подземелья метро мы вышли на Невский проспект.
— Давайте пойдём медленно, и будем просто гулять и смотреть.
— А это правда, что вы с Васильевым решили отмечать свои дни рождения? — спросил я.
— Ну, да, а что, сейчас пока деньги есть, а вдвоём дешевле будет. Мы с Васильевым купим всё основное, а мелочи — консервы там всякие, салаты — соберём по комнатам. Мы же ещё не отмечали наш приезд по-настоящему — все вместе, а тут повод есть.
— Ну, и что тебе подарить? — поинтересовался Владик.
— Да я, в принципе, и не требую ничего, ну, если хотите, то пожалуйста!
Так, непринуждённо болтая, мы подошли к какому-то прилавку, на котором было полным-полно стеклянных зверушек микроскопических размеров.
— Е, как здорово, — завизжала Катя, — я куплю себе пару штучек.
Затем последовали тщательный осмотр почти каждого ископаемого под бдительным взором продавщицы, крики, советы, пока, наконец, Катя не остановила свой выбор на двух экземплярах, которые тут же были куплены к огромной радости продавщицы.
— Моя первая покупка! — радовалась Катя, — Ой, смотрите, а что это?
Теперь перед нами была выставка всяких брёвен и деревяшек, на которых были набросаны живописные пейзажи.
— Хочу! — вырвалось у Катерины.
— Ты сейчас все деньги растратишь, — с упрёком сказал Владик.
— Ну, и что, на красоту не жалко, а хотя, знаете что, давайте вы мне её купите, и это будет считаться вашим подарком. Ну, как?
— Давай, — согласился я, — тем более проблема выбора подарка будет закончена.
Мы скинулись и купили ей осенний пейзаж, который она сама выбрала.
— Значит так, сейчас мы его заберём себе, а потом подарим.
— Ещё чего, я его сегодня на стенку повешу. Ведь это мой подарок…
— А что Васильеву дарить будем? — как бы невзначай спросил я за ужином своих соседей.
— Пока не знаю, — ответил Владичка, — в крайнем случае, подарим ему вино. Я тут недалеко красивую бутылку видел. Лариска сказала, что ему такое нравится. Шесть штук стоит.
— Что ж, пожертвуем для Васильева. Может быть, он его на дне рождения откроет, тогда и нам перепадёт.
Вот так и продолжалась наша житуха в общаге на Стачек, 88/2. Подходил к концу февраль, и вот уже две недели мы жили вдали от Астрахани в этой Северной Столице. Теперь комнаты приобрели хоть какой-то жилой вид, на окнах висели занавески, между шкафом и стенкой трепыхалась тряпочка, которая раньше тоже была занавеской, а на моей стене был даже ковёр с экстравагантным названием «Волк и Красная Шапочка». В этой загадочной красочной картине всех удивляла только одна деталь — почему в корзине Красной Шапочки вместо привычных пирожков виднелась бутыль до верху наполненная прозрачной белой жидкостью. В то, что это была вода, никто верить не хотел, и поэтому иногда в мой адрес доносились угрозы с просьбой снять это похабное произведение искусства, так дико развращающее нашу трезвую молодёжь.
