Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
2. Сегодня после уроков мать отправилась обходить семьи своих учеников. С утра светило солнце, лужи сверкали, а вечером мороз сковал землю твердым панцирем и мелкий снег припудрил ледяные дорожки. Мы с Колей выполнили уроки и расшалились. На шум пришла бабушка из кухни и принялась укорять нас:
— Темно на улице, хоть глаз выколи. Неизвестно, как ваша мать домой теперь дойдет. Может, упала где-нибудь, встать не может? А вы гвалт подняли, радуетесь.
— Так она же взрослая, — удивился Коля.
— Вот если бы кто-то встретил ее и помог домой добраться, ей было бы приятно.
Нам стало неловко, что не подумали о матери. И мы притихли пристыженные. Я представила, как мать чуть ли не ползком, бредет, скользя и спотыкаясь по узкой тропинке, вдоль хат, как ветер валит ее с ног и ледяная крупа сечет лицо. В окнах темень. Только учителя допоздна проверяют тетрадки, и потому в их хатах горит свет... И вдруг поняла, что слова бабушки в большей степени относились к отцу. А он читал газету и не обращал внимания на волнения бабушки.
Я никогда не могу понять по лицу, о чем думает отец. Вот и сегодня он, как всегда, спокоен. Может, переживает, но не умеет или не хочет показывать свои чувства? Бесцветный он какой-то и дома, и в школе. Мать на занятиях рассказывает ярко и на ответы учеников реагирует бурно, а он говорит четко, сухо, без интонаций.
Что греха таить, жду от него похвалы, стараюсь ее заработать. Бесполезно. Доклад перед Новым годом приготовила. Сколько литературы перевернула! Он все видел. Я дрожала от возбуждения, желая интересно выступить. А он вошел в класс и задал мне совсем другой вопрос из давно пройденного материала. Я проглотила обиду и только удивленно взглянула на него. Лицо, как всегда, непроницаемое, взгляд мимо меня. Забыл? Нарочно другое спросил? Буду считать, что забыл. Виду не покажу, что расстроилась. А вдруг он и правда рад, когда меня обижает? К обидам нельзя привыкнуть. В любом случае лучше промолчать. Взяла себя в руки, бойко ответила на вопрос и села на место.
Мать, я думаю, не хочет меня обижать. Ночью, перебирая события дня, иногда думаю, что мать добрая, но не очень счастливая. Наверное, плохое само собой получается. Пошли недавно на станцию Коле одежду покупать. Она целый час выбирала. Ахала, охала, что привоз маленький, и самое лучшее купила. Тут я сказала, что сапоги резиновые прохудились, так она все приценялась, какие бы подешевле ботики найти. Мелочь, а неприятно. На прошлой неделе они ездили в город. Сфотографировались вместе, потом мать все радовалась, какая красивая у них семья. А я вроде как сбоку припека, даже на фотку не имею права попасть. Месяц назад в гости приехала родня отца. Все в хате разместились, только меня во времянку отправили, где в углах, в серой паутине, удобно устроились пауки, кисло воняет варевом для поросенка, бегают мыши, где противные желто-серые подтеки на потолке и стенах. А ведь на кухне было свободное место. Обидно такое отлучение. Гости уехали три недели назад, а меня не торопятся переселять в хату. Времянка — мой склеп, моя темница. Вот здесь, на раскладушке, в керосинном чаду, и пишу тебе о своем житье-бытье. Я понимаю, что из-за отца мать так поступает, но все равно грустно, и плакать хочется.
Спокойной ночи, Витек».
НЕВНИМАТЕЛЬНОСТЬ
Мне нравится решать длинные примеры во всю строку учебника с квадратными, круглыми и фигурными скобками. А сегодня почему-то с первого раза ответ не получился. Мать посоветовала отвлечься другими предметами. Я согласилась. После ужина снова взялась за пример. Пересчитала сложные моменты, проверила последовательность действий — все в порядке. А ответ не сходится. Взрослые легли спать и меня уложили. Заснуть не удавалось. Потихоньку встала и занялась математикой, решив не ложиться, пока не добьюсь своего. Было уже около двенадцати. Тут подошла мать и сказала:
— Возьми чистый лист и начни с первого действия.
— Там же только сложение и вычитание, — удивилась я.
— Самое смешное состоит в том, что в основном ошибки совершаются не в трудных примерах, а в самых пустяковых, — объяснила мать.
Я проверила сложение и в первом же действии нашла ошибку. Хлопнула себя по глупой голове и нырнула в постель.
«Тьфу, два плюс три неправильно сложила», — улыбалась я и уже не злилась на себя. Ведь пример был решен!
Лежу и вспоминаю, как недавно не получалась у меня задачка про три стопки тетрадей. До ночи с нею возилась. Чувствую, решение где-то рядом, но мысль то прерывается, то прочь уходит. Ночью вскочила, набросала какие-то идеи и опять спать легла. А утром приснился мне сон, где я четко увидела ход задачи. Встала, записала увиденное, сравнила с тем, что ночью решала — точь-в-точь совпало! В тот день я одна в классе с этой задачей справилась. Конечно, не воображала, чтобы никого не обидеть, молча, как все, сдала тетрадь, но радость испытала огромную. Я что-то могу лучше всех!
И все-таки плохо, что теперь учусь в первую смену. В прошлом году вечером уроки выполняла, а на следующий день до обеда у меня было много свободного времени. Возилась по хозяйству, повторяла стихи, правила, тексты. Даже выкраивала время для своих фантазий и чтения. Здорово было. Спокойнее во вторую смену учиться, утром можно подумать над тем, что не получилось вечером. Ничего не поделаешь, надо при любом режиме дня уметь учиться.
СЕКРЕТ
Идет урок истории. Передо мной сидит Маша — беленькая, сероглазая, всегда аккуратная девочка. По ее ровному, как стрелка, ряду, разделявшему волосы на две косы, ползают такие же чистенькие светлые вошки. Как же не быть в их семье вшам, если живут бедно, а детей — куча. Ее брат Коля вообще неумытым появляется в школе. Вспомнила, как долго бабушка воевала с моими детдомовскими вшами. Только керосин спас меня тогда от позора.
Маша — необычная девочка. Она очень рано задумалась о мальчиках по-взрослому. Я ребят воспринимаю как объект для игр. Для меня все они одинаковые. Мне неинтересно, какие у кого глаза, носы. А Маша постоянно вздыхает по какому-либо старшекласснику, чем вызывает мое недоумение. Но я привыкла не вмешиваться в дела своих друзей и рассудила так: «Раз ей нравится, пусть вздыхает. Каждому свое. Дети должны быть разными. Я хорошую книжку не променяю на прогулку с самым лучшим мальчишкой. Жюль Верн, Майн Рид, Купер, Дюма, Беляев занимают мое воображение».
Как-то на перемене девчонки собрались в кружок. Я из любопытства подошла к ним. Маша томным голосом рассказывала, как она страдает по мальчику из девятого класса. Девочки с интересом слушали ее. «Только смотрите, чтобы он не узнал. Это секрет. Надо, чтобы парень подходил первым. Позор, если он узнает о любви девушки и станет дружить с ней вроде как из жалости. В этом случае у них никогда ничего хорошего не получится», — предупредила Маша.
Я знала, что Алик, предмет ее обожания, приходится нашей семье какой-то дальней родней. Но он не афишировал в школе свое родство с директором школы и домой к нам не приходил. Его мама иногда просила о помощи, и наш отец никогда не отказывал.
Отец Алика сидел в тюрьме, но чувства интеллигентности, такта, предупредительности не растерял. Остался человеком. Как-то о судейских чинушах рассказывал. Говорил, «что важны в них доступность, уважение к простому народу, а из них высокомерие прет, получают удовольствие от унижения других, упиваются своим хамством. Он считает, что их поведение от неодаренности и бескультурия, потому что образованный человек тоже бывает невоспитанным. Хамство не признает внутренних и внешних ограничений, оно главный симптом бюрократической болезни. Они вроде бы и не хотят делать гадкое пошлое зло, но бессмысленно делают его в силу привычки, по причине неуважения к людям. Им ничего не стоит жестоко разрушить жизнь человека, по уму стоящего много выше себя. Напротив, им даже приятно показать свою незыблемую власть над талантливыми людьми... А слезы всех матерей и детей везде одинаково горькие...» Алик в него: уступчивый, мягкий, сострадательный, честный даже в мелочах, чистосердечный, но более осторожный. «С оглядкой», — так говорит моя бабушка.
