Маша Царева - Девушки, согласные на все
Она помолчала некоторое время, словно переваривала информацию. При этом на ее лице продолжала цвести спокойная, уверенная улыбка. Девушка не волновалась и не злилась, и это казалось странным. Наконец она заговорила:
– Я все поняла. А теперь послушай меня ты. Наверняка свидетели есть. Если я обращусь в милицию, то они опросят жителей соседних домов, продавцов круглосуточных ларьков, прохожих. Наверняка кто-нибудь что-нибудь видел. Потом – на твоей машине вмятина. А на моей ноге… – Она подняла полотенце, и он увидел уродливое сине-фиолетовое пятно чуть выше круглого белого колена. – А на моей ноге – синяк. Так что решать тебе. Но советую хорошо подумать, прежде чем выгонять меня. – Она неожиданно протянула руку и погладила его по волосам, он инстинктивно отстранился. – Не волнуйся, я буду прилежной соседкой. Убираться буду и готовить. А если почувствую, что ничего у нас не получается, сразу же уйду.
Филипп вскочил со стула. Он чувствовал себя героем затянувшейся психологической мелодрамы. Самое главное, что она, черт возьми, была права! Права на все сто! Она и сейчас сможет обратиться в милицию, и тогда его вина будет легко доказана. «Но что ей от меня надо?! Может быть, ее специально кто-то послал? Нет, это невероятно, никто не мог знать, что я поеду именно по Ленинскому!» А что, если… Филипп улыбнулся. Кажется, он нашел выход.
Девчонку придется оставить здесь – по крайней мере, еще на несколько дней, максимум на неделю. Он купит ей специальную дорогую мазь – и через неделю от ее уродливого синяка не останется и следа. За это время над его «Маздой» успеет поработать знакомый автомеханик. Тогда ее заявление потеряет актуальность, и он с чистой совестью сможет выставить ее вон.
– Ладно, – он придал своему лицу комичное выражение, – ладно, вижу, ты уже все рассчитала.
– Да, я такая, – она «купилась», она думала, что это искренний комплимент. – Тебе надо на работу?
– Да. Скоро пойду.
– Замечательно. А я приготовлю для тебя ужин.
Он пожал плечами и оставил ее хлопотать на кухне. Ева с энтузиазмом загремела кастрюлями, что-то напевая себе под нос. Голос у нее был слабый, но приятный, грудной.
Молодой человек надкусил огромный бутерброд с колбасой и принялся внимательно рассматривать черно-белые фотографии, веером рассыпанные перед ним на кухонном столе. То, что было изображено на этих снимках, мгновенно отбило бы аппетит у любого нормального человека. А он – ничего. Ел. Ел торопливо и неряшливо, время от времени собирая обслюнявленным пальцем крошки со стола и отправляя их в рот.
«Гнида… Какая же гнида, – бормотал он еле слышно, откладывая очередной снимок в сторону, чтобы вновь вернуться к нему через несколько минут. – Ну ничего, я тебя найду… Поймаю!»
Обнаженная девочка лет десяти-одиннадцати, тощая, испуганная, безгрудая, сидит на коленях у смуглого «качка». Его короткопалая рука покоится на ее безволосом лобке. На следующей фотографии – эта же девчонка лежит на странно круглой кровати, ее бледненькие костлявые руки связаны широким кожаным ремнем. Громила склонился над ней, вот-вот его огромный пенис («Не исключено, что накладной», – решил он) вопьется в розовую влажную мякоть.
На фотографиях этих в мельчайших подробностях было заснято изнасилование ребенка.
Когда телефонный звонок разбил на мелкие осколки тишину уютно полутемной кухни, молодой человек вздрогнул и выронил на пол бутерброд.
– Какого черта… Не могли попозже позвонить… Сказал же русским языком, чтобы не беспокоили.
Но трубку все же снял.
– Валичка! – Голос по ту сторону телефонной трубки был звонким и бодрым. – Как хорошо, что я до тебя дозвонился!
– Что тебе? – неприветливо буркнул он, но невидимый собеседник не обиделся.
– А у меня к тебе большая-пребольшая просьба! Надеюсь, ты меня выручишь. Помнишь, как я тебе два раза одалживал денег до зарплаты?
– И что? Я все вернул.
– Знаю!.. Валичка, сделай вместо меня материал о радиации! – Голос в трубке стал умоляющим. – Пожалуйста, Валик! Меня загрузили работой, просто жуть. А ты же знаешь, свадьба у меня скоро. Готовиться надо.
– У меня у самого времени нет. Извини.
– Но ты же сейчас ничем не занят! – возмущенно завопила трубка. – Ты такой же штатный корреспондент, как и я! Но на мне висит четыре материала, а ты уже две недели не можешь сдать одно идиотское интервью.
– Сам же знаешь, у меня спецзадание. Я работаю по нему.
– Так уж прямо целыми днями? – ядовито поинтересовалась трубка. – Все хочешь поймать этого маньяка?
– Я поймаю.
– Флаг тебе, конечно, в руки, Валичка. И барабан на шею. Да вот только все у нас считают, что бесполезно ты это все затеял. Детская порнография… Тебе не выследить.
– Считайте, что хотите! Мне все равно.
– Вот ты, значит, какой. Я тебя по-хорошему, по-человечески прошу, а ты…
– А я не человек, – усмехнулся он.
– А кто же ты? – изумилась трубка.
– Я журналист.
Сухо рассмеявшись, он швырнул трубку на рычаг. А потом, подумав, резко выдернул из розетки шнур. Вернулся на кухню.
– Это будет сенсационный материал, – сказал он вслух. – Вот увидите, я достану эту гниду. Обязательно достану. И уничтожу.
На углу кухонного стола лежал серебристый портативный компьютер – в захламленной, бедно обставленной кухне он смотрелся инородным элементом. Валик откинул изящную крышку, выбрал самый большой шрифт и напечатал: «Лучше остановись, подонок. Я все про тебя знаю».
По своему обыкновению, Филипп не вошел, а ворвался в ресторан «Садко», где договорился встретиться с Маратом Логуновым, чтобы обсудить работу над календарем. Марата ни за одним из столиков он не увидел. Собственно, ничего другого от главного редактора «Плейхауса» Филипп и не ожидал. Он раздраженно вздохнул – он терпеть не мог одиночества. Одиночество – это остановившееся время. Остановившееся время – это она. Азия.
Приветливая девушка-метрдотель встретила его так, словно он был ее супругом-полярником, только что возвратившимся из опасной экспедиции. «Хорошо ее выдрессировали», – подумал Филипп, лениво скользя взглядом по ладненькой фигурке, соблазнительно обтянутой форменным брючным костюмчиком.
– Вы какой столик предпочтете? – спросила она, улыбаясь ослепительно, как финалистка конкурса «Мисс Америка». – У окна? Есть замечательное место в глубине, у камина. И столик в нише – там не стулья, а диваны.
– У окна, – ответно улыбнулся Филипп. Девушка проводила его и, отодвигая стул, как бы невзначай коснулась локтем его обтянутого джинсами бедра.
– Рекомендую вам попробовать наше фирменное блюдо «Оргазм мартышки», – на полном серьезе сказала она, глядя ему в глаза.
– Что? – расхохотался Филипп. – Надеюсь, это не обезьяньи яйца?
– Ну что вы, – «мисс Америка», казалось, слегка обиделась на грубоватую шутку. – Это салат из тропических фруктов с итальянским мороженым.
– Вам нравится? – понизил он голос, красноречиво взглянув на ее напомаженный рот. Девушка невзначай облизнула губы, что, несомненно, означало полную боевую готовность.
Филиппу она не то чтобы очень понравилась. Хотя и было в ней что-то – ей бы сбросить пару килограмм да на подиум. Но принужденное кокетство было для него лишь способом хотя бы на время стряхнуть с себя сгущавшуюся тоску.
– О, – почти прошептала девушка. – О да. Мне нравится оргазм… – Помолчав несколько секунд, она многозначительно добавила: – Мартышки.
– Хорошо, позовите официанта. – Филипп отвернулся, давая ей понять, что разговор окончен. Томно вздохнув, метрдотель отошла.
«И почему на меня бабы так вешаются? – подумал Филипп, глядя в окно на облепленные подтаявшим грязным снегом деревья. – В парике я или без. Смуглый или блондин. Что во мне такого особенного? Не урод, конечно, но далеко и не Ален Делон…» Однажды одна из его любовниц сказала: «Ты холодный, как морозильник. Эмоций не больше, чем у манекена из музея восковых фигур. Ты не делаешь комплименты, а оскорбляешь. Издеваешься… Это так сексуально!» Вот и попробуй понять после этого женщин.
Женщины… Их лживые накрашенные глаза, их кокетливые ужимки, их неверность, их корысть. Он был уверен на все сто, что не сможет влюбиться никогда. Никогда не будет в его жизни марша Мендельсона и красавицы в белом декольтированном платье, торжественно произносящей «да». Не будет у него семьи, счастливой, как в рекламном ролике быстрорастворимого супа. Никогда. И все из-за нее. Из-за той, которая исчезла из его жизни много лет назад.
Филипп с такой силой сжал изящную вилку, что у него побелели костяшки пальцев. У него испортилось настроение – так было всегда, когда он вспоминал Азию. Надо срочно отвлечься, поговорить с кем-нибудь. Чтобы окончательно не сойти с ума.
Услужливый бесшумный официант принес прохладного белого вина. Молчаливой тенью постоял чуть поодаль, ожидая, пока Филипп попробует напиток. И, улыбнувшись уголками губ, исчез, стоило Филиппу кивнуть в знак того, что вино превосходно.
