Маша Царева - Девушки, согласные на все
Наконец (настенные часы уже показывали половину второго) она зашевелилась и сонным неловким движением откинула волосы от лица. Открыла глаза, непонимающим взглядом уставилась в незнакомый потолок. Потом заметила Филиппа, подтянула одеяло к груди (какой самонадеянный жест – подумал он. Как будто бы она могла заинтересовать его как женщина!) и доброжелательно улыбнулась.
– Доброе утро! – У нее был мягкий высокий голос. Совсем не скрипучий, как бывает спросонья у некоторых людей.
– Привет, красавица. Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – вновь улыбнулась Ева. – Как будто бы и не было ничего. Знаешь… Знаешь, сейчас мне кажется странным, что еще вчера я хотела умереть. Извини, что я так поступила. У тебя могли быть проблемы, если бы я погибла.
«Как хорошо, значит, в милицию она не пойдет!» – удовлетворенно подумал Филипп.
– Да уж. Я так перенервничал, что постарел на десять лет, – пошутил он. – Ладно. Раз с тобой все в порядке, поднимайся. Буду кормить тебя завтраком.
– Да ну? – Она кокетливо повела бровью. – Тебе покажется странным, но мне никогда не готовил завтрак мужчина. Ты будешь первым.
– Не уверен, что готов к такой ответственности… Но попробовать можно. Что ты хотела бы съесть?
– О, мне, пожалуйста, маринованных лягушачьих лапок в винном соусе и тарталеток с клубничным мармеладом. Надеюсь, у вас есть лягушачьи лапки? – В ее глазах заиграли хитрые искорки.
«Она ведет себя так, словно у нас позади бурная ночь, а впереди – пышная свадьба, – досадливо подумал Филипп. – Может, девка все же умом тронулась?»
Ева тем временем спустила с кровати босые ноги и осмотрелась. Заметила на стильном металлическом столике его «Кэннон».
– О, ты фотограф?
– Ну, так… – пришлось сказать ему. – Скорее любитель.
– Сфотографируй меня.
Слова эти – как удар хлыста. Филипп перестал улыбаться, откуда-то изнутри поднялась волна раздражения и боли. Именно так началось его знакомство с Азией. Она подошла, посмотрела на него и спросила: «Ты фотограф? Сфотографируй меня!» Тот же текст, только актриса другая. Без харизмы и таланта. Неужели она сама не понимает, что ее реплика звучит как жалкая пародия?!
А Ева заметила, как изменилось его лицо, и перепугалась:
– Что с тобой? Я сказала что-то не то? Ты побледнел…
Ах да… Это ведь просто случайное совпадение. Филипп заставил себя улыбнуться:
– Не бери в голову. Просто в комнате душно. Конечно, сфотографирую.
Он схватил «Кэннон» – на пленке оставалось как раз несколько кадров, прицелился. Она без улыбки смотрела в объектив. Ее поведение показалось ему интересным – в отличие от большинства женщин, Ева не позировала. Просто спокойно сидела перед камерой – у нее даже выражение лица не изменилось.
Филипп-то знал, как мало людей умеют вести себя естественно перед зеркалом и фотообъективом. Иногда моделей приходится учить этому месяцами – и все равно перед камерой их лица как-то странно каменеют. Ева, похоже, от природы обладала редким талантом позировать.
«Как несправедливо устроен мир, – подумал он, щелкнув фотоаппаратом. – Она дурнушка, а держится как топ-модель. А иногда бывает, что классная девка совершенно не может держаться перед камерой».
А Ева просто была влюблена, вот и старалась понравиться. Ей хотелось впечатление на него произвести. «Почему, почему я такая малахольная, – переживала она. – Почему в голову мою не приходит ни одна умная мысль… Еще решит, что я полная идиотка… Нет, надо срочно, срочно что-то делать! Да вот только что?»
– Все, фотомодель! Можешь умываться, пленка кончилась.
Она послушно встала с кровати и продефилировала в ванную. Зашумела вода – Ева что-то беззаботно напевала, стоя под душем. Филипп раздраженно прислушивался, он ждал ее в кухне, а она, похоже, торопиться вовсе не собиралась.
«Может, в любовницы ко мне метит? – подумал он. – Если так, избавиться от нее окажется гораздо сложнее, чем я предполагал с самого начала!»
Он приготовил кофе, нарезал хлеб и сыр. Из ванной появилась босая посвежевшая Ева – теперь ее лицо приобрело приятный розовый оттенок. Ее небольшие серые «лисьи» глаза блестели так, словно она и впрямь провела ночь любви, а по лицу блуждала таинственная улыбка. Только теперь Филипп смог получше рассмотреть ее: полные красивые плечи – не расползшиеся, как взошедшее на батарее тесто, а гладкие и белые, словно сливочная карамель; широкое лицо с ниточкой терракотовых губ; родинка над верхней губой – слишком органично украшающая ее лицо, чтобы быть настоящей…
– Умираю с голоду! – Ева схватила самый большой бутерброд и впилась в него. Филипп отметил, что у нее крупные ровные зубы, как у девушки из рекламы отбеливающего порошка.
«Наверное, она деревенская, – решил он, исподтишка рассматривая гостью. – Не бывает у москвичек таких здоровых зубов, такого свежего румянца, такой приятной полноты».
– Ты откуда? – спросил он.
– Ниоткуда, – весело сказала она, расправившись с одним бутербродом и хватаясь за другой.
– То есть как это? Где-то ты должна была родиться?
– Сейчас это неважно. Вернуться домой я не могу. Меня из института выгнали.
Час от часу не легче, вздохнул Филипп.
– И что ты собираешься делать? – осторожно спросил он. – Где ты вообще живешь? У родственников? Или в общежитии?
«Вот он, ключевой момент, – решила Ева. – Он что, предлагает мне у него поселиться? Но, наверное, это не слишком удобно. Он ведь мужчина, а я… И потом всему этому должна предшествовать букетно-конфетная стадия…»
Мямля! Вот Майка бы на ее месте… Она зажмурилась и представила себе подругу. Майка точно бы не стушевалась. Сидела бы, весело болтая своими тощими конечностями, хитро поглядывала бы по сторонам и живо перехватила бы инициативу в свои руки.
Может быть, стоит попробовать?
– Жила в общежитии, – она поболтала босой ногой. – А сейчас нигде. Мне некуда пойти, понимаешь? – улыбнулась она, глядя ему в глаза.
– Хорошо. Я отвезу тебя в общежитие и дам денег. Если заплатить вахтеру, то тебя не выгонят. Ты сможешь еще какое-то время там жить, пока не найдешь работу.
– Да разве мне найти работу? – усмехнулась она. – Кому я нужна, без образования и прописки. Знаешь… Я спросить хотела: а можно мне на некоторое время остаться у тебя?
«Начинается!» – подумал Филипп. Он нисколько не растерялся и не смутился. На наглость следует нагло и отвечать.
– Нельзя, – спокойно улыбнулся он.
– А почему?
– Я женат. Жена в командировке. Она не обрадуется, обнаружив здесь постороннюю девицу, – не моргнув глазом, соврал он.
– Ты не женат, – усмехнулась Ева. Вообще-то разговор шел совершенно не по тому сценарию, который она успела мысленно запланировать. И она себя чувствовала неловко. Что-то здесь было не так.
– Наверное, мне лучше знать.
– Ну или, по крайней мере, не живешь с женой. Я же только что из ванной. Я видела, что там нет косметики и тюбиков.
– Она все забрала. Говорю же, она в командировке.
– Жаль, что ты врешь, – печально улыбнулась Ева. – Где ты видел женщину, которая всю косметику возит с собой? У любой есть дорожная косметичка с самым необходимым и домашний неприкосновенный запас.
«Я видел такую женщину, – некстати подумал Филипп. – Ванная Азии была девственно пуста. Кажется, у нее был тюбик детского крема. А еще расческа и шампунь…»
– Если я даже и вру, – он холодно улыбнулся, – значит, на то есть причины. Значит, мне неудобно, чтобы ты здесь оставалась.
– Если я так нагло напрашиваюсь, значит, и у меня есть на то причины, – невозмутимо парировала Ева. – Мне негде жить. У меня нет денег. Ты мне нравишься. Мне кажется, ты хороший человек.
«Ненормальная она, что ли? – подумал он. – Может, просто из больницы сбежала? Кажется, на Ленинском есть большая больница, Первая клиническая. Интересно, при ней существует психиатрическое отделение? Или просто сильно ударилась головой, когда под колеса кинулась?»
– Хорошо. Я не отказываюсь помочь тебе деньгами. Хочешь, двести долларов дам. Хочешь, могу даже триста. Больше у меня нет, извини.
– И что я буду делать с этими деньгами? Дай бог, если мне хватит снять на пару месяцев квартиру. Даже на продукты не останется.
– Я-то тут при чем? – всплеснул руками Филипп.
– Как это при чем? Ты меня сбил! А потом силой затащил сюда. Вместо того чтобы позаботиться об оказании мне первой медицинской помощи. Ни «Скорую» не стал вызывать, ни милицию. Испугался потому что… Можно я возьму еще сыру?
От возмущения у него перехватило дыхание. А пигалица не так проста, как ему показалось с самого начала! Но ничего, он и не таких девчонок встречал. Сейчас он ей покажет!
– Слушай меня внимательно, девочка, – Филипп решительно отодвинул тарелку с сыром на другой конец стола. – Я тебе помочь хотел. Но больше всего на свете я ненавижу наглость. Одевайся. Сейчас я отвезу тебя к метро. А насчет милиции… Запомни, милая, ты никогда и ничего не сможешь доказать.
