Хосе Сампедро - Река, что нас несет
— Не может этого быть.
— Пойди посмотри сам.
— Всю жизнь сплавляю лес, — тупо твердил Сухопарый.
Едва Шеннон увидел расстроенные лица сплавщиков, он сразу понял, что произошло что-то серьезное.
— Кузнец-то он хорош, только молота ему не хватает, — шутливо заметил Дамасо, как бы оправдывая товарища.
Сухопарый, пристально взглянув на него, обратился к Четырехпалому:
— Узлы ведь были крепкие, не могли они развязаться, правда, Четырехпалый?
— На совесть делали, на совесть, — ответил тот с раздражающей невозмутимостью. — Может, если бы Дамасо не ходил туда ночью, ничего бы и не случилось.
— Заткнись, мать твою разэдак.
— Оставь мою мать в покое, — ответил Четырехпалый. — Она тут ни при чем.
Сухопарый с грозным видом подскочил к Дамасо.
— Если это сделал ты, я из тебя душу вытряхну.
— Хватит ругаться, — рявкнул на них Американец, — пошли лучше посмотрим, как там обстоят дела.
— Если бревна осели на перекате, — сказал Балагур, — еще куда ни шло. Они там застрянут, и можно будет их выровнять.
— Не забывай, что до мели есть еще Ла-Кебрада, — напомнил ему Кривой.
Тем временем все уже были готовы, чтобы сопровождать Американца вниз по течению.
Подойдя к берегу, Шеннон увидел, что сплавной лес стоит на месте. Обычно передние стволы связывают на ночь, и они в таком положении остаются до утра, а на другой день их разъединяют и пускают дальше. Когда же стволы нагромождаются сами, образуется затор и бывает очень сложно их разъединить.
Из разговоров сплавщиков становилось ясно, что исход мог быть двояким: либо стволы достигли Ла-Паррильи и там осели на перекате, задержав остальной лес, и тогда беда не велика; либо скопились в теснине Ла-Кебрада. Этот исход был худшим и наиболее вероятным.
Действительно, стволы застряли между огромными скалами в том месте, где русло реки сужалось до четырех-пяти метров. На этом участке течение было очень сильным и неустанно громоздило стволы всю ночь, едва передние перекрыли путь. Вода, сдерживаемая этим скоплением бревен, вздымалась и пенилась, яростно клокоча между стволами.
Мужчины созерцали катастрофу, молчаливые и подавленные.
— Нечего сказать, удружил ты нам, — со вздохом произнес Четырехпалый.
— Кто?.. — взвился Дамасо, схватив Четырехпалого за горло. — Посмей только еще раз назвать мое имя, живо полетишь в реку вниз башкой. — И, обернувшись к остальным, спросил: — Что мне за выгода, если мы будем здесь торчать?
— Как же тогда это могло произойти? — спросил Белобрысый.
— А я почем знаю? Может, кто-нибудь из Уэртапелайи, из этих прибрежных сволочей… Поди узнай теперь!
— Ясное дело: не пойман — не вор, — растягивая слова, проговорил Сухопарый, — а только ты и без выгоды можешь любое зло сотворить.
— Хе! Что я, дьявол, по-твоему?
— О том один господь бог ведает! — вздохнул Четырехпалый, подняв глаза к небу.
— Значит, по-вашему, я дьявол? — усмехнулся Дамасо, явно польщенный. — Здорово!
Американец положил конец перебранке. Надо было что-то предпринимать и прежде всего выяснить на месте, как обстоят дела. Обогнув скалу, Американец спустился к воде чуть выше по течению и, пройдя по стволам к узкой теснине, скрылся между двух скал. Внимательно оглядев затор, он повернул назад, но поскользнулся, упал в воду и выбрался на берег весь мокрый, держа шляпу в руке, которая слегка кровоточила.
Возвратившись к сплавщикам, он сказал, что дела обстоят прескверно. Огромный ствол, зажатый между скал, как в тисках, не давал ходу напиравшим на него и громоздившимся друг на друга бревнам. Надо было «выбить» его, то есть подрубить с двух концов топором, чтобы он сам прошел и дал дорогу другим.
Мужчины переглядывались с мрачным видом. Выбивать ствол, спустившись сверху по канату, было очень опасно. Лавина бревен, которая тронется вслед за подрубленным стволом, может раздавить того, кто будет рубить. А ведь тот сплавщик, которого Шеннон встретил с Паулой по дороге в Саорехас, возможно, потеряет ногу из-за более пустякового случая.
По заведенному у сплавщиков обычаю спускался на канате тот, кто связывал бревна накануне. Сухопарый потуже затянул на себе ремень и окликнул Четырехпалого. Тот, услышав, что его зовут, перекрестился.
— Пошли.
— Погоди, Четырехпалый, — преградил ему путь Дамасо. — Ты и в самом деле думаешь, что это сделал я?
— Дружище, я только видел, как ты ходил куда-то ночью, пока я молился… Конечно, я не знаю, что ты делал… но от тебя всего ждать можно…
— А не знаешь, так помалкивай… Я ходил по нужде, видно, застудил себе брюхо в эту непогоду… Но раз ты так думаешь, вниз спущусь я, чтобы вы все видели…
Сухопарый не соглашался. Наконец порешили на том, что они спустятся вдвоем. Бросили жребий, кому выпадет делать последние удары топором, самые опасные.
— Их не придется делать, — заявил Американец.
— Не придется? А как же?
— Я послал Лукаса в лагерь за взрывчаткой. Разве вы не знали, что я взял с собой динамит? На застрявшем стволе я сделал навахой метку, в том месте, где надо вырубить углубление для заряда. Взрывчатку привяжите крепко-накрепко, подожгите запал и поднимайтесь… а там посмотрим.
Услышав о выходе, не представлявшем опасности для жизни, сплавщики были поражены, словно каким-то чудом. Несколько тысячелетий сплавляли здесь лес, но никому и в голову не приходило взрывом разбивать запруду.
— Как ты додумался до этого, Американец? — спросил Кривой.
— Мне всегда нравилось взрывать.
— Я так и думал, — усмехнулся Негр. — Наши астурийские подрывники считались ювелирами в своем деле.
По улыбке Американца Шеннон понял, что со взрывчаткой у него связаны воспоминания о прошлом. Даже золотой зуб заблестел ярче обычного.
Меж тем вернулся Лукас, бережно неся пакет с динамитом. С вершины скалы на веревке спустили Дамасо, который ни под каким видом не пожелал, чтобы кто-нибудь, кроме него, осуществлял эту затею с пиротехникой. Вид у него был довольный, он спускался вдоль скалы, отталкиваясь от нее руками и ногами, чтобы избежать ударов.
— Гляди в оба! — предупредил его Кинтин, — а то взлетишь на воздух!
— Xe! — только и отвечал Дамасо.
— Видишь мой надрез навахой? — спросил его Американец, когда веревка ослабла.
— Вижу, — откликнулся голос из глубины.
— Тогда делай углубление для взрывчатки.
Они молча ждали, пока спнзу допосплись ритмичные удары топора.
— Эй! — крикнул Дамасо, прервав работу. — Ужо готово! А то динамит намокнет!
— Неважно. Он не боится воды. Привяжи покрепче проволокой и дай нам знать, как только подожжешь шнур.
— Будь спокоен, артельный. Вернусь живым и невредимым. Назло всем святым!
Сплавщики замерли в тревожном ожидании, вцепившись в веревку, чтобы в несколько секунд поднять Дамасо. Время тянулось медленно.
— Эй, артельный! — послышалось наконец снизу.
— Что-нибудь случилось?
— Нет. Все готово. Шнур горит как миленький.
— Вверх! Скорее вверх!
Все разом рванули веревку. Едва Дамасо вскарабкался на скалу, страшный взрыв потряс воздух, отдавшись эхом в горах. Между скалами взлетели крупные обломки стволов: одни падали на землю, другие — в реку.
— Ты же мог взлететь на воздух, скотина! — в бешенстве кричал на Дамасо Американец.
— Я? От этой шутихи? Хе!
Вниз по течению, вырвавшись на свободу, поплыли первые стволы. Американец заранее послал Двужильного и Обжору вверх по реке, чтобы придержать сплавной лес и избежать нового затора. Сухопарый и Белобрысый, спустившись к воде, направляли стволы. Остальные следили, чтобы проход был чист, и бревна могли плыть без задержки.
Американец и Дамасо переглядывались со счастливым видом.
— Теперь-то уж я наверняка встану ночью и сделаю новый затор, — сказал Дамасо.
— И останешься в дураках, потому что у меня нет больше взрывчатки.
— Врешь, артельный. Не взять с собой таких красоток! А ты тоже хорош! В тебе сидит дьявол, как говорит наш святоша.
— Пожалуй, когда-то сидел… — согласился артельный.
За утро под руководством Дамасо запруда была выстроена. И так как Горбуп раскппул лагерь у самой запруды, Дамасо развлекался тем, что дразнил Обжорку, будто это он ночью развязал стволы и устроил затор. Сначала мальчик возражал, сердился, плакал от злости, а потом замолчал, доведенный до отчаяния. И вдруг Шеннон увидел, как Обжорна нагнулся, схватил камень и запустил в Дамасо. Камень шлепнулся в воду совсем рядом со сплавщиком. Дамасо обернулся, и в тот же миг еще один камень, пущенный более метко, до крови оцарапал ему щеку и ухо.
Мальчик, напуганный собственной смелостью, бросился бежать, призывая на помощь отца. Дамасо спрыгнул на землю и кинулся вслед за ним. Никому до них не было дела, только в глазах Паулы промелькнуло беспокойство. Встревоженный Шеннон побежал за ними, чтобы защитить мальчика. Обжорка юркнул в густые заросли можжевельника и остановился.
