Лю Чжэньюнь - Я не Пань Цзиньлянь

Итак, Ли Сюэлянь осталась ночевать на кровати Чжао Большеголового. Где этой ночью обустроился сам Чжао, Ли Сюэлянь не знала. на следующее утро, не успела она проснуться, как в дверь постучали. Одевшись, Ли Сюэлянь встала с кровати и открыла дверь — на пороге стоял взволнованный Чжао.

— Скорее, скорее.

Ли Сюэлянь подумала, что кто-то узнал про ее ночевку и теперь ее хотят выгнать, она испугалась:

— Что такое?

— Ты ведь сама вчера сказала, что хочешь посмотреть Пекин. Я взял отгул, чтобы сегодня свозить тебя на Великую стену. Мы должны поспешить к воротам Цяньмэнь, чтобы сесть на автобус.

Ли Сюэлянь с облегчением вздохнула, но потом вдруг снова встревожилась. Ведь она приехала в Пекин не ради прогулок, а чтобы подать жалобу, она же не думала, что ее вчерашнюю отговорку Чжао Большеголовый воспримет всерьез. Но, видя такое дело, Ли Сюэлянь побоялась потерять его расположение, кроме того, нехорошо так быстро отказываться от своих слов. Ведь в таком случае могла всплыть вся правда о ее планах подать жалобу, тогда хлопот не оберешься. к тому же на жалобу у нее уйдет не один день, да и съезд ВСНП будет проходить аж полмесяца. Поскольку в один день ее дела не умещались, и не было никакой разницы, когда она к ним приступит — днем раньше или днем позже, — то она быстренько почистила зубы, умылась, доехала вместе с Чжао Большеголовым до Цяньмэнь, где они сели на туристический автобус, который повез их на Великую стену. Они целый день посвятили прогулкам, но мысли Ли Сюэлянь были о другом, поэтому радости она не ощутила. Но кто бы мог подумать, что Чжао войдет в раж? на следующий день он повел Ли Сюэлянь в Императорский дворец и Храм Неба. Чжао даже сводил Ли Сюэлянь в салон красоты, который находился у ворот Храма Неба, чтобы сделать завивку. Когда она вышла с новой прической, Чжао Большеголовый внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Так намного лучше, сразу стала похожа на здешних женщин. Ведь именно прическа выдает, кто местный, а кто — приезжий.

Он сам себе усмехнулся. Глядя на свое отражение в зеркале, смущенная Ли Сюэлянь тоже улыбнулась. Теперь, когда Ли Сюэлянь преобразилась, Чжао Большеголовый пригласил ее в ресторан типа «китайский самовар» — еду в них надо было готовить самим — отведать «истинно пекинскую кухню». Когда над их котелком поднимался пар, Ли Сюэлянь, смакуя выловленное мясо, вдруг расчувствовалась и обратилась к сидящему напротив в прозрачной дымке Чжао Большеголовому:

— За эти два дня в Пекине я отняла у тебя столько времени, да и потратился ты, неудобно как-то.

Чжао Большеголовый в ответ даже рассердился:

— Что это еще за разговоры? Я тебе чужой, что ли?

— Да нет, просто решила высказаться.

Чжао обрадовано хлопнул по столу:

— Мы еще не все сделали.

— В смысле?

— Завтра повезу тебя в Летний императорский парк, там можно покататься на лодочках.

Той ночью Ли Сюэлянь, лежа в кровати Чжао Большеголового, никак не могла уснуть. Две прошлых ночи спала как убитая, а сейчас сон как рукой сняло. в голове у нее вертелись тысячи мыслей о передрягах за прошлый год и о судебной тяжбе за прошлый месяц. Она и не предполагала, какое это сложное дело — судиться. Размышляя о фиктивном разводе с Цинь Юйхэ, она удивлялась, как трудно бывает доказать правду или опровергнуть ложь. и уж тем более она не думала, что ее желание услышать от Цинь Юйхэ одну-единственную фразу приведет к тому, что ее сравнят с Пань Цзиньлянь. а то, что она ради правды поедет подавать жалобу в Пекин, казалось совершенно нереальным. Приехав в Пекин, она понятия не имела, как именно будет действовать, только вот придумала сидячую акцию протеста на площади Тяньаньмэнь. Но высидит ли она что-нибудь такой акцией? Чжао Большеголовый хотя и славный малый, да и Пекин знает лучше, и с ним она может поговорить о чем угодно, но только не об этом. Она невольно вздохнула. Потом вдруг вспомнила о своей дочурке. с того времени, как в прошлом месяце Ли Сюэлянь подала жалобу в суд, ее дочь находилась под присмотром одноклассницы Мэн Ланьчжи. Когда Ли Сюэлань ее отдавала, девочке было два месяца, а сейчас ей уже исполнилось три. Так вышло, что она даже не могла разузнать, все ли в порядке с дочерью. После ее рождения она все время тратила на то, чтобы отомстить Цинь Юйхэ и выиграть судебную тяжбу. у Ли Сюэлянь даже руки не дошли, чтобы дать ребенку имя.

Потом она стала думать о том, что приехала в Пекин не просто так, а по делу, но вместо этого вынуждена гулять с Чжао Большеголовым, впустую растрачивая драгоценное время. и хотя Ли Сюэлянь не разбиралась в судебных делах, она понимала, что, как и везде, здесь требуется расторопность. Ворочаясь с боку на бок, она вдруг услышала, как в дверном замке повернулся ключ. Ли Сюэлянь вся напряглась. в темноте она увидела, как дверь бесшумно отворилась, и в комнату проскользнула чья-то тень. Судя по ее внушительным очертаниям, это был не кто иной, как Чжао Большеголовый. Ли Сюэлянь расценила это как логичную развязку их двухдневных прогулок по Пекину. Она закрыла глаза и замерла, чувствуя, как Чжао подошел на цыпочках к кровати и склонился прямо над ней. Он стоял над ней минут пять, и Ли Сюэлянь пришлось-таки открыть глаза:

— Большеголовый, ну хватит уже, делай, что хотел.

Слова Ли Сюэлянь, сказанные в кромешной тьме, изрядно напугали Чжао. Когда же она включила свет, Чжао стоял рядом совершенно обескураженный. на нем было только нижнее бельё: майка да семейники, из-под которых вперед выдавалось большое пузо. Когда Ли Сюэлянь скомандовала ему «делать, что хотел», он и вовсе растерялся. Теперь Чжао Большеголовый не знал, куда ему провалиться от стыда. Весь красный, он стоял и мял свои руки.

— За кого ты меня принимаешь? — сказал он и притворился, что занимается поисками чего-то в подсобке. — Да я просто за дрожжами пришел. Ночью поставлю тесто, чтобы к утру выпечка была готова. Скажу тебе честно: глава нашей провинции в большом восторге от моей выпечки.

Набросив одежду, Ли Сюэлянь уселась на кровати.

— Я тебе позволила, а ты отказался, потом тогда не жалей.

Чжао застыл на месте, а Ли Сюэлянь продолжала:

— А то так выходит, что ты вроде как зря гулял со мной эти два дня.

Чжао от таких слов просто обалдел. Его руки заметались в беспорядочных жестах:

— Ли Сюэлянь, да ты что? Уж и погулять нельзя? Ведь мы с тобой шесть лет вместе учились.

— Знаешь, Большеголовый, не хочу я завтра ехать в парк.

— А куда хочешь?

Сказать, что завтра она собирается устроить на Тяньаньмэнь сидячую забастовку, Ли Сюэлянь не могла, поэтому ответила:

— Завтра я собираюсь пройтись по магазинам, купить что-нибудь для ребенка.

Но эта новость вызвала у Чжао Большеголового еще больший прилив энтузиазма.

— По магазинам, так по магазинам, и я с тобой пойду.

— Я не хочу отрывать тебя от работы.

— А я разве не говорил, что взял отгул? Раз уж ты приехала в Пекин, то куда ты, туда и я.

Ли Сюэлянь сбросила одежду:

— Знаешь, Большеголовый, не трудись зря. Если хочешь сделать, что ты там задумал, то еще есть время.

Чжао Большеголовый вылупил на Ли Сюэлянь глаза. Простояв так несколько секунд, он сел на корточки у кровати и закурил. Потом вдруг сказал:

— Раз уж я, по-твоему, могу сделать, что хочу, то мне еще потребуется для этого какое-то время.

Ли Сюэлянь прыснула со смеху. Прошло уже десять с лишним лет, ей показалось, что Чжао изменился, а он, похоже, так и остался скромным мальчишкой.

— Большеголовый, завтра мне нужно прогуляться одной, позволь мне это сделать. Как говорится, мне требуется личное пространство.

Уважая желание Ли Сюэлянь, Чжао не стал настаивать, а пошутил:

— Ну, раз уж тебе и правда нужно прогуляться одной, то иди. По правде говоря, шеф-повар тоже злится, что я прогулял эти два дня.

Ли Сюэлянь снова засмеялась и, притянув к себе за голову Чжао, по-дружески поцеловала его.

На следующее утро, едва рассвело, Ли Сюэлянь переоделась во все новое, вышла из комнаты Чжао и, перейдя за порог «Кухни», направилась устраивать сидячую забастовку на Тяньаньмэнь. Она специально облачилась во все новое, чтобы соответствовать месту. Ведь оденься она как попало или как забастовщица, то не исключено, что полицейские задержат ее еще до того, как она попадет на площадь.

Та одежда, которую Ли Сюэлянь прикупила себе месяц назад, решив судиться, все это время пролежала без дела, а сейчас ей как раз нашлось применение. Если дома такое надеть было некуда, то в Пекине это оказалось уместным. Но только Ли Сюэлянь завернула за угол и подошла к цветочной клумбе, как прямо у нее над ухом раздался чей-то крик:

— Куда направилась?

Ли Сюэлянь перепугалась. Повернув голову, она увидела средних лет мужчину. Упитанный, в костюме и при галстуке, с латунным значком на левой груди, он выглядел как начальник. Сначала она подумала, что он узнал о ее ночевках у Чжао Большеголового, но его вопрос: «Куда направилась?», вместо: «Где живешь?», ее несколько успокоил. Однако однозначно ответить, куда она направилась, Ли Сюэлянь тоже не смела, ведь не могла же она сказать, что идет устраивать сидячую забастовку на главной площади Пекина. не придумав ничего лучше, она лишь сказала: