Ион Агырбичану - «Архангелы»
Все трое вышли на улицу. Не одни они собрались домой, — шел уже третий час пополудни. В трактире висел тяжелый дым, на полу валялись раздавленные вонючие окурки. Но и за столами сидело еще немало народу. Кое-кто пел, подперев голову рукой. Музыканты не спускали глаз с четырех парней-рудокопов с «Архангелов». Они пили много и жадно, и по всему было видно, что уходить не собираются.
Площадь почти опустела. Люди разбрелись кто куда. Некоторые засели по питейным заведениям, другие отправились по домам. На дороге можно было видеть и покачивающихся и спотыкающихся. К дому брели большими группами, оживленно разговаривали. Многие сожалели, что не приехали в город на тележке, и с завистью смотрели вслед тем, кто, наняв извозчиков, катил с женами, дочерьми или приятелями.
Вдруг толпа раздалась, люди отхлынули кто вправо, кто влево и, выгибая шеи, раздувая ноздри, мимо них промчалась пара вороных.
— Письмоводитель! Домнул Родян! — восклицали рудокопы.
Молнией промелькнула коляска. Люди едва успевали снять шляпу и поклониться.
— Привет! Привет! Привет! — отрывисто звучал сухой голос великана, развалившегося в коляске. Он даже не поднимал гигантской ладони, покоившейся на коленях, даже не кивал массивной темной головой, придававшей ему сходство с быком. Все заднее сиденье коляски занимал он один, зато на переднем сиденье поместились двое молодых людей. Они-то и поднимали шляпы вместо письмоводителя Родяна.
— Катит, словно Илья-пророк, — бурчал кое-кто из рудокопов.
— Здорово пришлось бы его пообтесать, если б он стал святым. Я Илью-пророка своими глазами видел, так он тощий, как доска! — отозвался какой-то старик.
— Да пропади он пропадом вместе с лошадьми и коляской! — желали письмоводителю другие.
— А эта парочка — вроде бы сынки Прункула и Унгуряна.
— Вроде бы.
* * *Молодые люди и впрямь были сыновьями Прункула и Унгуряна. Студенты университета, они приехали на каникулы. Письмоводитель так и не уговорил своего сына Георге, рано утром приехавшего вместе с этими юношами из столицы, совершить с ним поездку в город. Лошади нетерпеливо рыли копытами землю, кучер недовольно поглядывал то на отца, то на Георге. Молодые Прункул и Унгурян толклись тут же во дворе у письмоводителя.
— Тогда вы поезжайте со мной! — воскликнул раздраженный Родян.
— Мы устали. Грехи наши тяжкие! — завздыхали, отказываясь, молодые люди.
Тогда Иосиф Родян правой рукой обнял одного юношу, левой другого, приподнял и бросил в коляску.
— Погоняй! — бешеным голосом крикнул Родян, прыгая в экипаж.
Коляска тут же исчезла из виду. Во дворе остались Георге Родян и Эленуца.
— Ну, что хорошего из того, что отец силком их увез, — проговорил Георге. — Они и вправду устали. Мы ведь не спали целую ночь.
— Могли бы поспать до утра в X. Все равно сегодня к полудню были бы дома, — возразила Эленуца.
Юноша, очень похожий на сестру, немного помолчал, потом лукаво усмехнулся:
— А ты знаешь, когда мы могли бы приехать домой?
— Когда?
— Гораздо раньше, чем ты. В среду. А торчать целую ночь в X. не было никакого интереса.
— Если вы могли приехать домой в среду, почему же ты так задержался?
— Потому что ездить нужно одному. Спутников моих никакими силами нельзя было вытащить из пивной, пока они не спустили все до копейки.
Девушка промолчала. Георге взял ее за руку.
— Пойдем погуляем! Хорошо? Так хочется подышать местным воздухом.
— Пойдем, Гица. С удовольствием.
Они вышли на улицу и некоторое время шли, не проронив ни слова.
— Вот что я должен тебе сказать, — заговорил Георге, — но не суди обо мне превратно. Я знаю, что о друзьях не следует говорить плохо, но не знаю, могу ли назвать этих двух своими друзьями. И все-таки я бы не стал ничего говорить, если бы мне не показалось, будто у отца есть планы относительно, по крайней мере, одного из них.
Эленуца вспыхнула, побледнела и ничего не сказала, хотя прекрасно поняла, куда клонит ее братец.
— Мне неведомо, который ему больше по нраву, Прункул или Унгурян, — продолжал Георге, — но одного из них он желает иметь зятем. А невеста только ты одна. Будь я на твоем месте, я бы ни за что не согласился.
Девушка улыбнулась.
— Не волнуйся, Георге, я не выйду замуж ни за кого из твоих приятелей. Я останусь старой девой!
— Пострижешься в монахини! — засмеялся молодой человек.
Домнишоара Родян снова побледнела и решительно произнесла:
— Не смейся. У меня давнее предчувствие, что я никогда не выйду замуж.
— Вот и хорошо-по крайней мере, я избавлен от неприятной обязанности описывать тебе этих чертяк! — проговорил юноша.
— Ну, нет! От этой обязанности ты не избавлен! Я хочу, чтобы ты все про них рассказал. Хоть я и не собираюсь ни за одного из них замуж, но все равно во время каникул мы будем видеться. И мне нужно знать, с кем я имею дело.
— С приятелями твоего брата, — расшаркался перед Эленуцей Георге.
— Ну, прошу тебя, — расскажи. Будь со мной откровенен, и я тоже буду откровенна. Мне очень хочется знать, сдали ли они «успешно» первый экзамен в этом году? Оба они подписываются — «преуспевающий в праве».
— На чем они остановились год назад, на том стоят и до сих пор, — отвечал Гида.
— Даже второй, «основной» экзамен не сдали?
— Нет, конечно.
— Так что же они делали целый год в столице?
— Бог ты мой, то же самое, что делают и сейчас! Бражничали.
— И не надоело? — улыбнулась Эленуца.
— Деньги на дорогу они заняли у меня, представляешь? С той поры, как у «Архангелов» открыли новую жилу, глотки у обоих стали бездонными. К тому же не подумай, что они гуляют в одиночку. У них свита из шести гренадеров, которые их повсюду сопровождают. Унгурян, не стесняясь, хвастает, что это свита архангела Гавриила. Посылая им деньги, родители только потакают злу.
— Что родители! Есть возможность — вот и посылают, сколько у них просят. Детки поступают плохо, требуя денег.
— Причем много и часто. Я думаю, каждый из них тратит больше, чем я, раз в десять. Чего о них только не рассказывают!
— Значит, будем иметь дело со знаменитыми людьми, — засмеялась Эленуца.
— Можешь смеяться, но ни отец, ни мать, ни сестры не думают, как ты. По правде сказать, дорогая Эленуца, — Гица погрустнел, — я все меньше и меньше понимаю людей вроде нашего отца. В головах у них чудовищная неразбериха.
— Например?
— Например, отец отвел меня сегодня в сторону и говорит: «Знаешь, Гица, сколько стоит одна акция прииска „Архангелы“? Дороже, чем все ваши университетские дипломы за десять лет». Говорить так, на мой взгляд, по меньшей мере странно.
— Да, — неохотно признала Эленуца, — отец возлагает большие надежды на «Архангелов». Но можешь быть спокоен. Мне он сказал, что выдаст меня замуж только за принца. Так что твои приятели несерьезные для меня кандидаты.
Из города возвращались рудокопы. По дороге белели их праздничные кафтаны. Заскрипели повозки, набитые ягнятами, птицей. В двух плетеных кошелках верещали наваленные друг на друга поросята, задирая кверху пятачки. Самые бедные шли, взвалив себе на плечи по ягненку. У сельского кузнеца, огромного цыгана, изрядно заплетались ноги. В каждой руке он нес по петуху — большому, тяжелому, словно сноп. Птицы то спокойно висели головами вниз, то вдруг, словно придя в ярость, начинали хлопать крыльями, вырываться и отчаянно кукарекать. Тогда кузнец разводил пошире руки и повторял: «Цыц, птица! Цыц!»
— Еще один базар разнесли в пух и прах наши односельчане, — заметил Гица, без конца отвечая на приветствия проходивших.
— Знаю я их! Три дня будут разговляться так, что дым коромыслом! — откликнулась Эленуца.
— Два!
— Два, потому что в первый день закрыты все трактиры и нету музыки. Ну да ничего, они от пасхи прихватят дня четыре, а то и всю неделю.
— Что правда, то правда. А нынешние праздники будут веселее всех предыдущих! Чтобы на пасху покупали поросят, такого я еще не видел!
Они замолчали, пристально вглядываясь в дорогу, словно среди возвращавшихся из города хотели увидеть знакомого.
— Сдается мне, поповский сынок, — произнес Гица.
— И впрямь домнул Мурэшану, — подтвердила Эленуца, но в голосе ее прозвучал упрек в адрес непочтительного брата.
— Если не хочешь с ним здороваться, давай отвернемся! — предложил Георге, уловив перемену в голосе сестры.
— Зачем же отворачиваться? Я никого не сторонюсь! — воспротивилась девушка.
— Вот семинариста тебе нечего опасаться. Видишь, как я с тобой откровенен и прямо высказываю свое мнение об окружающих тебя молодых людях. Надеюсь, в свое время ты будешь со мной не менее откровенна!
— Когда? — улыбнулась сестра.