Эрленд Лу - Мулей

Среди прочего я нашла инструкции, как надо вести себя, падая с высоты. Идея выжить ужас­но занимает людей. Совет номер один — погасить скорость, увеличивая сопротивление воздуха. На­до распластаться в типичной позе парашютиста, пузом вниз, и изогнуться так, чтобы от бедер до затылка образовалась дуга, согнуть локти под углом девяносто градусов, чтобы предплечья и ладони торчали вперед, развести ноги на ширину плеч и немного согнуть их в коленях. Совет но­мер два — присмотреть хорошее место для паде­ния. Падающий должен смотреть на землю под собой и помнить, что твердые и малоподвижные поверхности, вроде цемента или асфальта, — это худшее, на что можно упасть. Неровные и испещ­ренные бороздами поверхности тоже плохи, по­тому что сила удара концентрируется на слиш­ком маленькой площади, что дает мало шансов на выживание. Оптимальный вариант — снег или глубокая вода, причем лучше всего вода быстро­текущая, как например бывает внизу водопада, но и мягкая или недавно вспаханная земля, болота или густая растительность тоже хороши. Падаю­щим на город лучше выбирать стеклянные или жестяные поверхности, а также крыши автомоби­лей. Совет номер три — как упасть куда хочешь. Падая с высоты, на которой обычно летит само­лет, можно успеть сместиться горизонтально на три километра. Описанная выше поза позволяет двигаться вперед, для этого надо отвести назад руки и напрячь ноги. Для движения назад надо вытянуть руки перед собой и сильнее подогнуть колени. Поворачивают, опуская плечо со стороны поворота. Совет четыре очень прост — согнуть колени! Нет ничего проще и эффективнее, чем согнуть колени. Исследования доказывают, что это простое действие ослабляет силу удара при приземлении в 36 раз! Совет номер пять — надо полностью расслабиться. Хотя это и нелегко сде­лать, когда падаешь, стоит постараться. Исследования показывают, что сумевшие расслабиться чаще выживают и отделываются меньшими трав­мами, чем те, кто шмякается о землю в панике, одеревенелым телом. Это наблюдение подтверж­дается еще и тем, что чаще других выживают пья­ные, видимо, именно потому, что они не успевают испугаться и меньше напрягаются. К тому же по­ка стараешься расслабиться, почти отвлекаешься от неприятной мысли о смерти, пишут советчики. В-шестых, рекомендуется приземляться на ноги, причем на две одновременно. Это смягчает удар. Еще больше его смягчает приземление на поду­шечки пальцев. В-седьмых, надо защищать голо­ву. Обычно, упав с большой высоты, человек сно­ва отскакивает от земли, и если он не ударяется головой в первый раз, то уж наверняка во второй. Поэтому голову надо закрывать руками. Лучше всего сцепить пальцы в замок на затылке, выста­вив вперед локти, но если у вас хватит времени и во второй раз понять, как вы падаете, то руками можно закрыть часть головы. Хуже всего упасть головой вниз. Тогда человек тут же умирает. Сле­дующее по степени нехорошести — удариться жи­вотом. Или спиной. Чуть лучше приземлиться на бок. И лучше всего, как было сказано, на ноги. Если вас снова подбросило, то второй раз жела­тельно приземляться на бок или живот. И нако­нец, совет номер восемь — немедленно обратить­ся за медицинской помощью, даже если чувству­ешь себя хорошо.

Приземляясь в воду, кстати говоря, надо ина­че: ноги вместе, руки над головой и прогнуться назад. Есть разночтения в вопросе о том, вытяги­вать ли пальцы ног вниз или вперед. Тут каждый поступает по своему усмотрению. Входить в воду головой не советуют, разве что вы профессионал. Чтобы увеличить свои шансы выжить, хорошо быть молодым и в отличной спортивной форме. Еще один довод следить за собой, короче говоря. Но в целом все подчеркивают, что мало кто пере­живает падение с высоты более тридцати метров, поэтому настоятельно советуют по возможности не падать.

Все-таки они очень милые.

10 апреля

Последние ночи я бегаю по городу. Иногда узнаю здание или памятник по книгам и филь­мам, но в основном не имею ни малейшего поня­тия, где была. Я останавливаюсь перекусить, но в принципе все время перемещаюсь по городу, сво­рачивая в приглянувшиеся улочки. Раньше я не понимала, что заставляет людей бегать, но теперь вижу, что это связано с тем, как работает мысль. Когда человек быстро и долго бежит, тратя при этом много энергии, мозг постепенно отключает­ся. Мысли становятся тусклыми и безвредными. Другими словами, те, кто бегает, от чего-то убега­ют. Это люди с проблемами. У людей, бегающих много, их больше, чем у тех, кто бегает мало. По­ка они бегут, все в порядке. Стоит остановить­ся, проблемы возвращаются. А бегать беспрерыв­но никто не может. Жизнь для этого не приспо­соблена. Но все-таки сам процесс бега помогает, а это уже намного лучше, чем ничего. Помню, па­па рассказывал о коллеге, который не мог оста­новиться. Он бегал на работу, в лес, в Берген, в Трондхейм. А однажды упал и умер. Врачи сказа­ли, что у него оказалось гигантское сердце, разме­ром с бычье, видимо, и проблемы были такие же, хотя папа ничего о них не сказал. Он вообще предпочитал не говорить о проблемах. Видимо, считал, что нас с Томом надо беречь. Возможно, я оказалась бы больше готова к этим испытаниям, если бы папа с мамой хоть немного посвящали нас в то, что было не совсем хорошо, даже ес­ли нехорошести не было, можно было добавить каких-нибудь мелких штрихов в чересчур радуж­ную картину. Из девушки, сносно управляющейся с жизнью, я за год превратилась в бегающую по ночам и что-то кропающую на бумаге доходяжку. В последние дни у меня забрезжила надежда умереть на бегу. Но мое сердце справляется. Оно еще недостаточно распухло, чтобы порваться. Че­го только не выдерживает тело, просто порази­тельно. Марафон, вот что могло бы стать для меня выходом. А что, почему бы не превратиться еще и в девушку, которая летает по всему миру, чтобы бегать. Марафон в Нью-Йорке, марафон в Лондо­не, марафон в Берлине, Сиднее, далее везде. В ми­ре наверняка проводится несколько марафонов в неделю. Я стала бы той, кто бегает и бегает, той, кто не улыбается, победив, не притормаживает, разорвав финишную ленточку, потому что деньги, слава, гламур — все это не интересует ее, только сам процесс, сам бег, и ходят слухи, что она убе­гает от огромной трагедии. Я хочу быть загадоч­ной и окруженной слухами.

Раньше я думала, что люди не меняются. Чело­век может, конечно, сказать, что это он делать пере­станет, а другое как раз начнет, что он изменится и станет так-то и так хорош, он все это пообещает, но ничего не произойдет, в глубине души человек меч­тает всегда оставаться прежним. Так я всегда дума­ла. Но ошибалась. Ужасные происшествия меняют человека. Внезапно человек начинает писать, летать по всему миру, бегать. Он теряет себя и находит что-то другое. Бегуны худеют. Если я буду бегать долго, то в конце концов от меня ничего не оста­нется, я испарюсь и превращусь в воду и воздух. И землю. Чуть было не забыла ее назвать, но на­верняка в нее я превращусь первым делом. Сколь­ко-то килограмм земли. На них весной будет расти, например, мать-и-мачеха. Безусловно, быть мать-и- мачехой гораздо лучше, чем Юлией.

Насчет бега. Это началось во вторую или тре­тью ночь в отеле. Вдруг я вылезла из кровати. Мне кажется, я не совсем понимала, что происхо­дит, просто заметила, как бы вскользь, что я вста­ла, оделась, спустилась в холл гостиницы и выбе­жала в город. Бегала всю ночь и лишь утром рух­нула в кровать. А вечером купила себе кроссовки, треники и побежала снова. И теперь бегаю по но­чам в чужом городе. Сотрудники служб здравоо­хранения конечно сочтут это явным симптомом душевного нездоровья. Когда человек носится как угорелый по незнакомому городу ночь за ночью, пора бить тревогу. Думаю, то, чем я сейчас зани­маюсь, входит в первую десятку признаков того, что у человека поехала крыша. Но я стараюсь, во всяком случае. Не знаю, что именно я стараюсь сделать, но я прилагаю все усилия, во всяком слу­чае бегаю я именно с этим чувством, что я делаю все от меня зависящее.

По ночам никаких бегунов не встречаю, но ближе к пяти-шести утра они начинают появлять­ся на улицах. Сперва я думала, что они смотрят на мой костюм и кроссовки, на мой ритм и стиль бега и сравнивают, кто из нас в лучшей форме, но потом до меня дошло, что им любопытно лишь одно: а какие проблемы у меня, серьезнее, чем у них, или полегче. Лицо и глаза, вот на что они смотрят. Фигли, мои ланьи глаза ничего не выда­дут. Большинство продолжают свой бег в твердой уверенности, что их проблемы в сто раз хуже мо­их. Думаю, они считают меня помешанной на ху­добе упертой девицей, которая наматывает круги перед школой. Да пусть думают что хотят.

11 апреля

Меня достало, что когда я бегу, волосы залеп­ляют лицо, поэтому, проснувшись сегодня утром, я отправилась в парикмахерскую в одном из пе­реулков рядом с Оксфорд-стрит, я несколько раз пробегала мимо ночью. Пока ждала, я листала ле­жавший на столике журнал. «Форбс». В нем я на­ткнулась на список одиннадцати самых опасных туристических маршрутов. Я сразу поняла, что в этом списке — ключ к решению моих проблем, поэтому взяла и выдрала его из журнала, пока парикмахеры не видели, и быстро сунула в кар­ман. Потом одна из парикмахерш постригла ме­ня совсем коротко, как Натали Портман, какой она была на премьере последней серии «Звездных войн». Я видела в газете ее фотографию из Канн, буквально месяц спустя после гибели мамы, папы и Тома, и она была такая хорошенькая, а Хайден Кристенсен держал ее за талию и улыбался не­привычно нагло, словно бы они только что за­нимались сексом в лимузине, который подвозил их к красной дорожке. Помню, что почувствовала укол зависти, они счастливы, знамениты, их ждет целая жизнь, в которой все еще может произойти, а в моей жизни не будет уже ничего, потому что все уже произошло. То, чего люди боятся больше всего на свете, уже стряслось со мной, и этого не исправишь, не отменишь и не забудешь, даже если потом случится что-нибудь хорошее, вот именно этого я больше всего и боюсь, до смерти прямо, поэтому и мечтаю, чтобы все поскорее закончи­лось. Я боюсь, что жизнь никогда больше не будет хорошей, она разрушена, потому что разбилось то, что обязательно должно работать, чтобы работало все остальное, а без этого лучше не станет, потому что хорошему не к чему прилепиться. Мысль, что лучше не станет, невыносима. Да ладно. На самом деле мне не верится, что Натали могла переспать с Хайденом. Я думаю, что он недостаточно хорош для нее, я надеюсь. Пока он был подающим на­дежды рыцарем-джедаем, он мне нравился, но как только он изменил Оби-Вану и перешел на тем­ную сторону силы, я его разлюбила, как и Ната­ли, полагаю я, хотя на таких длительных съем­ках все, похоже, настолько сживаются вместе, что непременно влюбляются друг в дружку и заво­дят романы и уже не видят реальности, настоя­щая жизнь сливается с жизнью персонажей, кото­рых они играют, поэтому я не очень-то верю в серьезность этих их романов. Но в любом случае Натали на той фотографии была пострижена поч­ти что налысо, и теперь так же пострижена я.