Эрленд Лу - Мулей

26 марта

Я потихоньку возвращаюсь к жизни, а послед­ние дни действительно была в ауте. Болела и те­лом, и душой. Горничная проявляла участие, она даже сбегала на улицу купить мне журнал «Marie Claire», но я пришла еще в большее уныние, чи­тая о проблемах с кожей и весом, о модных шмот­ках, о поддержании формы и здоровья и о всем прочем, что, по мнению издателей, интересует женщин. Можно подумать, что у нас одна цель в жизни — весить как можно меньше, но если сле­довать этой логике до конца, то идеальный вари­ант — не весить вообще нисколько, а это несо­вместимо с жизнью. Но все же получается, что по сути у меня и у «Marie Claire» цель одна. Долой вес. Долой тело — и долой саму жизнь. Пробле­мы, о которых они пишут, настолько ничтожны, что главной проблемой совершенно очевидно ста­новится другая: понимают ли пишущие или чи­тающие этот журнал всю смехотворность своих проблем. А следовало бы завести журнал для род­ственников жертв катастроф. Он мог бы назы­ваться «Погибшая семья». Или «Смерть от не­счастного случая». Или «Жертвы внезапной смерти». Там могли бы писать о том, как потерявший родных конструирует себе причины, чтобы про­должить свою жизнь. Давать практические сове­ты — как внушить себе веру в Бога и в то, что все происходящее, в том числе и невообразимо ужас­ное, входит в его коварные планы, которые лю­ди никогда не могли и не могут постичь, а посему не должны их оспаривать. И еще в этом журнале обязательно должен быть раздел о надежных спо­собах покончить с собой, чтобы исключить веро­ятность того, что ты через несколько дней очуха­ешься на больничной койке и, цепенея от стыда и унижения, будешь проклинать себя за то, что ты не справилась с этим.

Горячечные фантазии, когда я заливалась по­том и пылала от жара на гостиничной кровати, иногда отступали, и тогда я просыпалась и запи­сывала наброски к истории о Солнышке. Это улучшает настроение, хотя не сильно. Чем хуже мне, тем более тяжкие испытания выпадают на долю Солнышка. Это как придумать себе друга, чтобы он расплачивался за все, что не складыва­ется в твоей жизни. И это хоть какое-то утеше­ние, что ты знаешь человека, которому всегда еще хуже, чем тебе. Я сочиняю для Солнышка такие дикие жизненные переплеты, что иногда даже краснею, пока пишу. А вдруг мама с папой это прочтут, вот ужас-то, думаю я. Но этого точно не случится. В том-то все и дело. Когда у тебя нет семьи и близких, тебе нечего опасаться. Можно писать все что угодно. Вот ведь черт возьми. Но я заливаюсь краской все равно. Зато и радуюсь тоже. Из-за того, что отдувается Солнышко. Сама виновата. Нечего было разрешать Сатане вселять­ся в нее. Пусть теперь рвет на себе волосы.

В какой-то момент я все же переместилась в по­езде до местечка под названием Кодлеа. Это Кодлеа мелькает в газетных статьях о птичьем гриппе, думаю, стоит мне сойти на этой станции и прой­тись по главной улице, как я всенепременно встре­чу птицу с вирусом.

Кодлеа. Я сижу на местном базарчике, пью ко­фе и только что написала открытку Констанции, я пожелала ей удачи с психогейром и коняшками и написала, что если все пойдет, как я мечтаю, то это конец и на днях она возможно услышит обо мне в новостях. Я купила пару бутылок воды, зер­на и много шоколадок и прямо сейчас направля­юсь в сельскую местность, которая начинается сра­зу за чертой городка.

27 марта

Поздно вечером я нашла хутор, оцепленный со всех сторон. У всех выезжающих оттуда машин мо­ют колеса специальным дезинфицирующим раство­ром. Беспрерывным потоком туда-сюда снуют лю­ди в белых защитных одеждах.

Когда стемнеет, я хочу пробраться в их огром­ный курятник.

В общем, возможно, это моя последняя за­пись.

29 марта

Почти двое суток валялась за старым тракто­ром в углу курятника и никто, кроме кур, меня не обнаружил. Я все время вижу, как люди в бе­лом заходят, ловят кур и уносят их, чтобы сделать анализы. Как только люди в белом уходят, я при­маниваю к себе кур зерном, а когда они подходят поближе, я ловлю их за ноги и ласкаю их, тискаю и учу кашлять на меня. Но по-прежнему не чув­ствую себя больной. Я толком не знаю, как пере­дается птичий грипп. То ли через прикосновение, то ли по воздуху или еще как-нибудь. Лежа тут, я осознала, как мало знаю вообще обо всем на свете. Это мне наука. Я такая темная, ни черта не знаю про то, как действуют основные механизмы в организмах людей и животных, с этим уж точ­но нельзя жить дальше — вдобавок ко всему ос­тальному, с чем я не могу жить дальше. Причем того, с чем я не могу жить, становится все больше и больше. Лежа за колесом, я изучала трактор и удивлялась, что понятия не имею, как работает этот не очень-то хитрый агрегат, и абсолютно не знаю, через какие эксперименты и озарения дви­галась человеческая мысль, чтобы подарить чело­вечеству этого незаменимого помощника. Да что говорить, как мотор работает, я и того не знаю. Это больно. Вот чем плохо так долго валяться в курятнике — слишком много думаешь. Ночью, подгребая к голове четырех сонных кур, я почти решила, что если вопреки всему я буду через год жива, то изучу все, чего не знаю, может быть, по­ступлю на медицинский, посмотрим, но Господи, это похоже на план, первый намек на собственные жизненные планы с тех пор как погибли папа, ма­ма и Том. И где он меня настиг? В куче куриного помета и перьев, да уж, спаси и сохрани.

30 марта

Проторчав в курятнике три ночи, я сдалась. Когда последних кур изловили и сожгли на лу­жайке, а я все еще была здорова как бык и голод­на как черт, я сдалась. Хваленый птичий грипп, судя по всему, ко мне не пристает. И вот теперь я возвращаюсь поездом в Бухарест и не знаю, что мне делать и как мне быть.

3 апреля

Провела два последних дня в Лондоне. Я чув­ствую, что нуждаюсь в отдыхе, и коль скоро само­леты, которыми я добиралась сюда из Бухареста, не упали, то почему бы не пожить в Лондоне, на­до прийти в себя и собраться с мыслями и сооб­разить, что к чему. Лондон я выбрала потому, что хочу побыть там, где я понимаю язык, но не дома, домой не хочется.

Вчера весь день торчала в библиотеке, читала об авиакатастрофах и обо всем, что к ним каким- то боком относится. Среди прочего выяснила, что погибают не все, некоторые выживают. Человек по имени Ник Алкемейд пережил падение с вы­соты пять тысяч метров, он во время Второй ми­ровой войны выпрыгнул над Германией без пара­шюта из горящего бомбардировщика. Сосны при­няли на себя удар, а снег приглушил дальнейшее падение. Когда немцы нашли его, он сидел на зем­ле и курил сигарету. В той же войне Ален Маги пережил падение с высоты семь тысяч метров, ко­гда немецкий истребитель подбил крыло бомбар­дировщика, в котором находился Маги. И он то­же выпрыгнул из самолета без парашюта и упал на стеклянную крышу вокзала во французском городе Сен-Назар. Стекло настолько смягчило удар, что Маги получил только сильные травмы, но он выжил, выучился на пилота и умер в доме престарелых всего несколько лет назад. Но самая потрясающая история — это Весна Волович, ко­торая в 1972 году упала с высоты десять тысяча метров, когда самолет, где она была стюардессой, взорвался над Чехословакией, судя по всему из- за бомбы, подложенной террористами. Весна не должна была лететь этим самолетом. Авиакомпа­ния, в которой она работала, поставила ее на рейс вместо другой стюардессы с тем же именем. В мо­мент взрыва она сидела в кресле, туго пристегну­тая ремнем, в хвосте самолета, который оторвало, и она несколько минут падала, пока не приземли­лась на заснеженную гору. Она была в коме, вра­чи не надеялись, что Весна выживет. Однако че­рез три дня она очнулась и попросила закурить. Несмотря на пережитое, у Весны не возникло в дальнейшем никаких проблем с психикой, более того, она не стала бояться летать. В одном из ин­тервью она сказала: «Многие думают, что мне не­сказанно повезло в жизни, но они ошибаются. Ес­ли бы я была везучей, то бы никогда не попала в аварию». Она же сказала и другое: «Я считаю, что мы сами хозяева своей жизни — все карты у нас на руках, и от нас зависит, правильно ли мы их разыграем». Ей хорошо говорить. Она ни­кого не потеряла. Наоборот, получила в подарок жизнь. Я хорошо представляю себе, какое количе­ство других проблем это создало, но мне от этого не легче.

Среди прочего я нашла инструкции, как надо вести себя, падая с высоты. Идея выжить ужас­но занимает людей. Совет номер один — погасить скорость, увеличивая сопротивление воздуха. На­до распластаться в типичной позе парашютиста, пузом вниз, и изогнуться так, чтобы от бедер до затылка образовалась дуга, согнуть локти под углом девяносто градусов, чтобы предплечья и ладони торчали вперед, развести ноги на ширину плеч и немного согнуть их в коленях. Совет но­мер два — присмотреть хорошее место для паде­ния. Падающий должен смотреть на землю под собой и помнить, что твердые и малоподвижные поверхности, вроде цемента или асфальта, — это худшее, на что можно упасть. Неровные и испещ­ренные бороздами поверхности тоже плохи, по­тому что сила удара концентрируется на слиш­ком маленькой площади, что дает мало шансов на выживание. Оптимальный вариант — снег или глубокая вода, причем лучше всего вода быстро­текущая, как например бывает внизу водопада, но и мягкая или недавно вспаханная земля, болота или густая растительность тоже хороши. Падаю­щим на город лучше выбирать стеклянные или жестяные поверхности, а также крыши автомоби­лей. Совет номер три — как упасть куда хочешь. Падая с высоты, на которой обычно летит само­лет, можно успеть сместиться горизонтально на три километра. Описанная выше поза позволяет двигаться вперед, для этого надо отвести назад руки и напрячь ноги. Для движения назад надо вытянуть руки перед собой и сильнее подогнуть колени. Поворачивают, опуская плечо со стороны поворота. Совет четыре очень прост — согнуть колени! Нет ничего проще и эффективнее, чем согнуть колени. Исследования доказывают, что это простое действие ослабляет силу удара при приземлении в 36 раз! Совет номер пять — надо полностью расслабиться. Хотя это и нелегко сде­лать, когда падаешь, стоит постараться. Исследования показывают, что сумевшие расслабиться чаще выживают и отделываются меньшими трав­мами, чем те, кто шмякается о землю в панике, одеревенелым телом. Это наблюдение подтверж­дается еще и тем, что чаще других выживают пья­ные, видимо, именно потому, что они не успевают испугаться и меньше напрягаются. К тому же по­ка стараешься расслабиться, почти отвлекаешься от неприятной мысли о смерти, пишут советчики. В-шестых, рекомендуется приземляться на ноги, причем на две одновременно. Это смягчает удар. Еще больше его смягчает приземление на поду­шечки пальцев. В-седьмых, надо защищать голо­ву. Обычно, упав с большой высоты, человек сно­ва отскакивает от земли, и если он не ударяется головой в первый раз, то уж наверняка во второй. Поэтому голову надо закрывать руками. Лучше всего сцепить пальцы в замок на затылке, выста­вив вперед локти, но если у вас хватит времени и во второй раз понять, как вы падаете, то руками можно закрыть часть головы. Хуже всего упасть головой вниз. Тогда человек тут же умирает. Сле­дующее по степени нехорошести — удариться жи­вотом. Или спиной. Чуть лучше приземлиться на бок. И лучше всего, как было сказано, на ноги. Если вас снова подбросило, то второй раз жела­тельно приземляться на бок или живот. И нако­нец, совет номер восемь — немедленно обратить­ся за медицинской помощью, даже если чувству­ешь себя хорошо.