Джон Ирвинг - Покуда я тебя не обрету
– Боже мой! – только и смогла пролепетать в ответ мисс Вурц.
Они были на приеме у Боба Букмана; кроме Джека, присутствовали и другие сценаристы – главные конкуренты Джека (и Эммы) в его номинации (Боб Букман занимался делами трех из них). Все это осталось фоном – Джек стоял в саду Боба со своей бывшей учительницей, экс-любовницей отца, заново переживая свои переезды из порта в порт на Северном море и Балтике.
– Джек, пожалуйста, не пытайся преуменьшить ужас Стокгольма только потому, что в Копенгагене все было куда хуже, рассказывай, как есть, – сказала ему мисс Вурц на другом таком же приеме. – И даже если ты спал с кем-нибудь в Осло, не скрывай от меня.
Он так и сделал – доктор Гарсия хорошо вышколила его, теперь он всегда рассказывал все от начала до конца. Джек с удивлением обнаружил, что может говорить обо всех этих чудовищных событиях, если его собеседник – вот как мисс Вурц – сочувствует ему. Он сомневался, что сможет повторить этот номер с Лесли Оустлер и ее гадкой блондинкой – видимо, ему придется поорать и пустить слезу. Но мисс Вурц он выложил все и про Копенгаген, и про Стокгольм не сморгнув. Рассказывая об Осло, он ни разу не запнулся. Конечно, не стоит говорить «гоп» раньше времени, но, кажется, методы доктора Гарсия оказывали на Джека благотворное воздействие.
Глава 32. Еще одним глазком
У братьев Вайнштейн в тот год было номинировано на «Оскар» сразу несколько фильмов. За день до церемонии «Мирамакс» давал прием в отеле «Риджент-Беверли-Уилшир». Перед входом собралась кучка протестующих из числа противников порнографии. У «Глотателя» был рейтинг R, порнографии в нем не было, но манифестантов все равно возмутило, что порнозвезда Джимми Стронах (персонаж Джека) – положительный герой. И что в позитивном свете даны и другие порноперсонажи – герои Длинного Хэнка и Муффи, плюс появляется порнопродюсер Милдред Ашхайм в роли самой себя. Но хуже всего, с точки зрения противников порнографии, было то, что деятели порноиндустрии показаны как обычные люди с нормальной жизнью без извращений, до такой степени нормальной, что даже сама Эммина история о «дисфункциях любви в Лос-Анджелесе» кажется историей об обычной жизни обычных людей. Эмма, разумеется, именно это и хотела сказать.
Протестующих не набралось и дюжины, но журналистам было плевать, они и из такой мухи сделают слона. Каждый год в Лос-Анджелесе собирались небольшие кучки фанатиков протестовать против чего-нибудь, например против «насилия над английским языком», как назвала бы соответствующее явление мама Джека – не в каком-то конкретном фильме, а вообще. В общем, ежегодно по улицам бродили озабоченные, у которых было слишком много свободного времени – так считал Джек. Лучший способ борьбы с ними, думал он, это не обращать на них внимания, но журналисты старались изо всех сил, чтобы придать этим придуркам важности и авторитету, а заодно создать иллюзию, что их тут целая армия.
Мисс Вурц не заметила протестующих. Бешеный Билл Ванфлек изрыгал на приеме проклятия в адрес противников порнографии, и Каролина спросила Джека:
– Джек, у вас тут что, какие-то протесты? Против чего?
– Против порнографии, – ответил Джек.
Мисс Вурц окинула взглядом зал, видимо ища порнографию, – кто знает, может быть, она с первого раза ее не заметила. Джек объяснил:
– Тут вот какое дело, мой персонаж, Джимми Стронах, порнозвезда. Наверное, этих людей возмутил сам этот факт.
– Чушь собачья! – воскликнула мисс Вурц. – Я за весь фильм не увидела ни одного кадра с половыми органами! Ни пенисов, ни женских штуковин!
– Впервые слышу такое выражение, что оно значит? – спросил ошарашенный Билл Ванфлек.
– Она имеет в виду влагалище, – шепнул ему Джек.
– Это слово нельзя произносить на приемах, Джек! – укоризненно заметила мисс Вурц.
Он вскоре понял, что в период с его звонка и до этого часа мисс Вурц посмотрела слишком много кино; по ее собственному признанию, несколько недель подряд она смотрела по два-три фильма в день. Столько она не видела за всю свою жизнь, все просмотренное слилось в одну длинную ленту. В единый коктейль смешались номинанты текущего года и фильмы, которые она не видела с пяти лет. Для нее знакомые лица в отеле были не актерами и актрисами, а персонажами, которых те играли! К сожалению, для мисс Вурц они все стали персонажами одного и того же фильма с объединенным сюжетом, этаким бесконечным бессмысленным эпосом, в котором все знакомые ей лица в отеле «Риджент-Беверли-Уилшир» играли ключевую роль.
– Смотри, Джек, вон тот завистливый юноша, который их убил. Ну, с веслом, я имею в виду, – сказала Каролина, показывая пальцем на Мэтта Дэймона, исполнителя роли Тома Рипли в фильме «Талантливый мистер Рипли». Впрочем, в ее сознании Том Рипли полностью слился с персонажем Тома Круза из «Магнолии». Она была совершенно убеждена, что Кевин Спейси неудачно женат и развлекается, бегая за молодыми девушками.
– Почему за ним никто не следит, он же опасен! – заявила она.
Джек попробовал сменить тему и сказал, как ему нравится талия Гвинет Пэлтроу, на что мисс Вурц отреагировала так:
– Я бы эту девочку отправила на принудительное лечение от анорексии.
Когда ты посмотрел слишком много кино, время останавливается, люди перестают стареть и умирать. Мисс Вурц приняла Энтони Миньеллу за Петера Лора; на следующий день она сказала Джеку:
– Боже мой, я-то думала, Петер Лор давно умер! Я так давно не видела фильмов с его участием, а он, оказывается, жив-здоров.
Джек мог лишь сказать про себя: «Мисс Вурц, насчет «давно умер» вы совершенно правы!»
Оглянувшись еще раз, мисс Вурц заметила, что организаторам приема надо было нанять побольше охранников, а то народу не протолкнешься, а охранник один (за единственного представителя этой профессии она приняла Бена Аффлека).
Заметив Джуди Денч, Каролина призналась Джеку, что всегда видела ее в роли миссис Макквот (ну, если кому-нибудь придет в голову снять про нее фильм).
– Фильм про миссис Макквот? – ошарашенно посмотрел на нее Джек.
– Она же была полевой медсестрой. Она попала под газовую атаку, поэтому и дышала тяжело, не знаю, правда, что это был за газ.
Остаток вечера Джек принимал Джуди Денч за миссис Макквот – пережившую газовую атаку, но воскресшую. Его все время передергивало при этой мысли.
Он периодически поглядывал на Бешеного Билла, намекая, что пора уходить.
Но Биллу было не пора. Кто-кто, а он-то по-настоящему воскрес, вернувшись в Голливуд – да еще как режиссер номинированного фильма! Джек даже не думал ему завидовать – Бешеный Билл заслужил триумф, подавив свое альтер эго Римейк-Монстра и сняв «Глотателя» как следует. Джек никогда не сомневался в таланте Ванфлека, и Билл проявил себя как настоящий художник, обойдясь без своей излюбленной пародии.
Выбравшись наконец из отеля, мисс Вурц и Джек отправились на ужин с Ричардом Гладштейном, его женой, Ванфлеком и его подружкой, юной телезвездой по имени Аннеке. На выходе из отеля их ждали противников порнографии – в руках у некоторых были плакаты и с пенисами, и с «женскими штуковинами». Мисс Вурц вышла из себя.
– Если вам так не нравится порнография, не думайте о ней все время! – бросила она из окна лимузина в лицо немного растерявшемуся человеку в зеленой рубашке с короткими рукавами, державшему в руке плакат с голым ребенком и нависающей над ним угрожающей тенью взрослого.
Хорошо, что мисс Вурц не попала в одну машину с Длинным Хэнком, Муффи и Милли Ашхайм. На следующий день Джеку рассказали, как Милли опустила стекло машины и крикнула протестующим:
– Эй вы! А ну марш домой! Смотреть кино, дрочить, спать! Марш дрочить, я сказала! Это вам поможет!
– Боже мой, уже воскресенье, – сказала мисс Вурц Джеку за завтраком во «Временах года». – А ты остановился на Осло, если я не ошибаюсь. Лучше не пробуй изображать речь Ингрид My, Джек, – расскажи мне только, о чем она говорила. Я предпочитаю твой обычный голос, мне так легче сосредоточиться на смысле.
Разумно, подумал Джек, и рассказал историю про Осло в таком виде не только Каролине Вурц, но и Элене Гарсия. Он не пытался имитировать искаженную речь Ингрид My – доктор Гарсия, конечно, сказала бы, что он снова отвлекается от сути дела.
Поэтому Джек изложил взгляды Ингрид My на ад таким тоном, словно это были его собственные взгляды. Он особо подчеркнул, что Ингрид не простила Алису, – этот факт выглядел очень контрастно на фоне прощения, дарованного его матери Уильямом, причем за все, даже за Амстердам; впрочем, до рассказа о визите в столицу Голландии в то воскресное утро было еще далеко. Джек был уверен, что до Амстердама мисс Вурц его не дотащит – по крайней мере, не сумеет этого сделать до окончания церемонии вручения премий.
Джек уже был один раз на церемонии, поэтому знал, что дело это долгое, затянется до глубокой ночи. Мисс Вурц тем временем, надев широкополую соломенную шляпу и вся измазавшись кремом от загара, выдаивала из Джека подробности его визита в Хельсинки. Осло оставил ее в нетерпении, хотя рассказ о появлении Уильяма в отеле «Бристоль» она слушала как завороженная. Ей особенно понравилось, что Уильям не стал стричь волосы.
