Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1

Подходят хозяин со своей хозяйкой, хозяину-куркулю, на вид лет 50, он невысокого роста, плотного телосложения. Хозяйка тоже невысокого роста не толстая, но, как говорится, в теле. Хозяйка хоть и закрывала рот кончиком головного платка, но всё-таки было видно, что она довольно молодая, примерно лет тридцать. Куркуль с Николаем сразу заговорил о стоимости доставки груза. Николай настаивал на 150 рублях, а куркуль хотел нам заплатить 80 рублей. Спор Николая с куркулём затянулся, я понял, что надо мне вмешаться в их спор. Подхожу к спорщикам и говорю: «Николай, а что ты с ним споришь, если он не хочет выполнять свои договорные обязательства, то мы с тобой грузим своих шестнадцать баранов в кузов и везём туда, откуда мы их взяли, а он пусть ищет дураков, кто за такую цену ему их привезёт, — и добавил, — совесть надо иметь, ты посмотри, что твои бараны с нами наделали, они нас так уделали своим дерьмом, что мы неделю будем отстирываться». Затем спросил у него: «Так вы платите 150 рублей, или мы сейчас баранов грузим и увозим их обратно?» Я знал, что он заплатит и не даст нам увезти баранов назад, ведь что такое увезти баранов, да ещё и не известно куда мы их повезём, а чабан других баранов ему не даст, ссылаясь на то, что он купленных баранов уже отдал. Куркуль помолчал, затем говорит: «Ладно, пойдём, посмотрим, что вы там привезли». Они ушли, я выдержал паузу и тоже пошёл к ним. Подхожу, к ним, а Николай мне говорит: «Слушай, Сеня, дядько Михайло говорит, что мы ему не всех баранов привезли, надо было привезти 16 голов, а мы, по его словам, привезли 15. Когда мы разгружали, ты считал баранов?» Ага, думаю, не доверяет куркуль, тогда надо применить агрессию, то есть, надавить на его психику. Так пишут в книгах, которых я читал большое множество. Я поворачиваюсь к хозяину и говорю: «Вы что нам не доверяете?» — «Та получается так, я посчитал баранов их сейчас в загоне тридцать, а моих оставалось пятнадцать, так что вот так», — утверждает хозяин. «А Вы уверены, что у Вас было пятнадцать баранов в этом загоне? Я, например, как только мы подъехали к загону, то сразу посчитал ваших баранов и насчитал их четырнадцать голов» — «Как четырнадцать? Не может быть. Нюра, нас же было семнадцать, двух увезли на базар, должно остаться пятнадцать, а Нюра?» — как-то растерянно спрашивает хозяин хозяйку. Нюра сначала молчала, но затем говорит: «Михайло, та шо я их считало чи шо, мабуть було чи пятнадцать, чи четырнадцать, мы же в выходные их на базар возили. Та все правильно отдавай гроши и ныхай хлопцы едут отдыхать, а то видно за день устали». Михайло поёжился как от холода и говорит: «От чёртова баба, ничего нельзя доверить, обязательно напутает, и всё-таки меня берёт сомнение» — «Какие сомнения? — возмущаюсь я, — я своих баранов знаю, я их сам выбирал, так что если хотите, я их снова пересчитаю». Запрыгиваю в загон, и начинаю считать своих баранов, насчитал ровно шестнадцать. «Какие могут быть вопросы?» — спрашиваю я у хозяина загона. «И всё-таки меня берут сомнения», — сказал куркуль. Тут я не на шутку разозлился, а что? Ведь полная несправедливость. Ему сделали добро, с таким трудом погрузили и привезли баранов, а его, видите ли, берёт сомнение. Где спрашивается совесть у человека? «Ладно, — говорю, — раз Вы не хотите рассчитываться, то мы грузим баранов в машину и увозим назад. Беру барана полегче, чтобы удобней было закинуть на спину, и говорю Николаю: «Николай, открой, задний борт, будем грузить в машину баранов, и отвезём их туда, где мы их брали». Тут спохватился Михайло и говорит: «Хлопыц, ты подожди, я же ни сказал, что не заплачу, просто поторговаться же надо вот я с вами и торгуюсь». На что я ему ответил: «Торговаться надо было раньше, когда договаривались с Николаем о доставке груза, а сейчас надо выполнять договор, правильно я говорю?» — «Та правильно, тильки хотилось трохи поторговаться. Нюра, сходи и принеси все гроши, которые лежат в комоде, а то тут намечаются ещё расходы». Нюра ушла, а дядька Михайло ещё раз пересчитал баранов и остался доволен. Стоит среди загона и потирает руки. Николай стоял в стороне и в разборках не участвовал, наверное, подумал, что я сам разберусь.

Пришла Нюра, принесла деньги, которые лежали в холщёвом мешочке, отдала Михайлу, тот отсчитал 150 рублей и подаёт мне. Я взял деньги и передал Николаю, а сам думаю, вот это день, мне перепадёт 50 рублей, от таких мыслей у меня радостно забилось в груди сердце. Ну вроде и всё сделано, пора ехать мыться и ужинать, но Михайло завёл снова разговор насчёт того, чтобы мы привезли ему солому с колхозного поля. Он обращался к Николаю и поэтому я молчал. Николай выслушал просьбу хозяина и говорит: «Договорными вопросами занимается мой помощник Семён, вот с ним и говори, как договоритесь, так и будет». У меня сразу в голове забегали шарики, да ролики, как сделать так, чтобы с этого куркуля взять больше денег. Раз Николай направил хозяина ко мне, то он со мной стал договариваться.

Я у него сразу спросил: «Чья солома, которую мы будем возить, кто будет её грузить, увязывать, а затем разгружать?» Хозяин двора засмеялся и говорит: «Солома? Та ничья она, стоит в поле скирд, прошлогодней соломы никому не нужен, берут все, кто хочет, вот и мы с этого скирда возьмём. Так что тут беспокойства никакого не будет. А грузить и выгружать солому будете вы, мыни ця работа тэпэр ны под силу, а Нюрка, шо с бабы возьмёшь, баба она и есть баба, так шо, хлопцы, надежда только на вас». Затем он помолчал немного, видать прикидывал, сколько нам заплатить за работу, прикинул и говорит: «Я думаю, за цю работу 60 рубчиков хватэ». Сказал, смотрит на меня, и ждёт ответа, но я с ответом тяну, думаю, про ту солому, которая стоит в поле в скирду. То, что куркуль сказал, что солома ничья, то это он так думает, а солома ведь колхозная и если мы будем её грузить, то значит, мы её будем воровать у колхоза, вот на этом надо и сыграть в цене. А хозяин двора меня торопит: «Ну, шо мовчишь, так хватэ 60 рублей чи ни» — «Нет, не хватит, за всю работу надо 200 рублей, и я объясню почему. 100 рублей за погрузку соломы, её доставку в ваш двор а затем её разгрузку» — «Ну, — не выдержал хозяин, — а 100 рубчиков ещё за что?» — «А ещё сто рублей за страх!» — спокойно сказал я. Хозяин от неожиданности аж подскочил и завопил: «Мыкола, подывысь на своего помощника он с меня гроши требует за страх, якый страх, кого у нас тут бояться, тут же село, вси друг друга знают, Мыкола, скажи ему. Но я движением руки остановил хозяина и сказал ему» — «Не надо мне ничего говорить, раз я сказал, значит, так оно и есть. Солома — это колхозное добро, а Вы нас заставляете это добро воровать, Вы забыли, сколько людей пересажали за горсть зерна, которое находили в кармане колхозника. Некоторые люди сидят до сих пор, так Вы что хотите, чтобы и меня с Николаем посадили? Лично меня такая перспектива не прельщает, да и Николая тоже. У него семья, кто тогда будет кормить её? Одним словом, если Вы с моим вариантом стоимости доставки груза не согласны, то мы Вас покидаем. Сказал и пошёл к машине, Николай пошёл вслед за мной. Хозяину такой поворот в делах не нужен, он идёт вслед за нами размахивает руками и говорит: «Ну, хлопцы, ну подождите, я уже и вилы бросил в кузов машины, давайте договоримся, тильки сбавьте трошки цену, мне солома нужна позарез на подстилку овцам, если не будет подстилки, то шерсть у них будет грязная, и она теряет в цене, так что без соломы ну никак».

Когда мы пошли к машине, я посмотрел на Нюру, она стояла в стороне и с грустью на нас смотрела, как бы прощалась. Но в этот момент у меня созрел план, как уменьшить стоимость доставки груза, и Нюру взять с собой в скирд. Надо пожалеть её а то уж больно у неё грустный вид.

Я повернулся к хозяину и говорю ему: «В общем-то уменьшить стоимость доставки соломы можно, но для этого надо, что бы Вы, или Ваша хозяйка поехали с нами, и в случае непредвиденных обстоятельств (я специально это словосочетание ввернул, чтобы напрячь хозяина), вы, всю вину взяли бы на себя. Тогда цена будет на сто рублей меньше. Тут хозяин, воспрянув духом, замахал руками и говорит: «О це балачка, так бы сразу и сказав. Но я поехать не могу, хозяйство, понимаешь, а вот Нюра поедет. Так что ты, Нюра, там всю эту самую ответность быры на себэ, шо хлопци там ны причём, поняла. Нюра сразу повеселела, дёрнула плечиком, пошла к машине и на ходу говорит: «Поняла, чиво тут не понятного, считай, я отработала 100 рублей и в твой карман положила». По её ответу я понял, что отношения у неё с хозяином очень даже не простые, такое впечатление, что живя с ним, она чем-то недовольна. Дядько Михайло крутнул головой и говорит: «Вот, чёртова баба, як заговорит, так её не остановишь, ну ни как эту ипатовскую натуру из неё не вытравлю. Ну, всё езжайте, а то уже вечереет, так чтобы по светлому времени, управились. Дядька Михаил стоит и даёт команды, а на меня и не смотрит. То ли я ему не нравлюсь, то ли ещё почему, может деньги не хочет сразу платить. Но я на его уловку не пойду, я протянул к нему руку, шевелю пальцами, показываю, что монеты то в них нет. Он как будто ничего не понимает и спрашивает меня: «А в чем дило?» — «Сто рубчиков сюда положите, — говорю я ему, — а то если денежки сейчас не будет, то и соломы в Вашем огороде не будет, так что решайтесь и быстрее. Михаил скривился, как будто он только что откусил зелёную сливу и с раздражением говорит мне: «Ну, шо ты за хлопыц такой, пристав как смола, на, держи мои сто рубчиков, нажитые мною непосильным трудом». Вытащил из своего холщового мешочка две купюры по 25 рублей, и пять красненьких десяток. Я взял деньги и говорю: «Были денежки ваши, а стали наши». Тогда в наших местах такая модная присказка ходила. Я повернулся и пошёл к машине, затем сел в кабину, где Николай уже сидел за рулём, а Нюра на пассажирском сиденье, я прижался к ней поближе и мы поехали. Грузили солому на машину долго, Нюра постоянно требовала к себе внимания, вот и получалось что грузил один человек: то я, то Николай.