Иван Зорин - Роман в социальных сетях
Спустившись за колой, Захар Чичин увидел в вестибюле «Авеля». «Ждет невестку», — усмехнулся он. «Авель» утопал в гостиничном кресле, положив руки на симметрично выставленные колени, вытянув прямо спину, как провинившийся школьник, и неподвижно смотрел на входную дверь.
— Славный городишко, — открывая на ходу колу, улыбнулся Захар Чичин.
«Авель» поднял глаза, близоруко сощурившись.
— И развлечения, верно, есть, — прихлебнул колу Захар Чичин. — Не подскажете, где лучше провести вечер одинокому коммивояжеру?
Задумавшись, «Авель», точно капустным листом, обернул узкое лицо ладонью.
— Даже не знаю… — забарабанил он по щеке длинными пальцами. — Есть пара ночных клубов. Может, там?
— А не опасно? Мне приключения не нужны.
— Да что вы! Тихий город, когда под колеса попадает кошка — целое происшествие.
— Ладно, пойду в клуб. Составите компанию?
— Спасибо, как-нибудь другой раз, сегодня проведу вечер у телевизора.
На мгновенье Захару Чичину «Авель» стал симпатичен — молодой, с подвижным лицом, большими умными глазами. Он вцепился в его глубоко врезавшуюся, будто третий глаз, ямочку на подбородке, и представил, как будет ей одиноко, когда у «Авеля» сомкнутся веки. И почему он должен его убивать? За что лишать его жизни?
«Осталось четыре часа», — сухо сообщил он, когда, простившись с «Авелем», зашел в Интернет-кафе.
В группе воцарилось молчание, однако все были в Сети.
«Три», — написал он через час.
«А вдруг это не шутка?» — подумали все.
«Два».
Комментариев не было. А потом «Сидор Куляш» нашел выход:
«Кого из себя строит этот урод? Да мало ли творится вокруг грязных дел! С какой стати мы должны в них участвовать? Он же сам заявлял, его дела нас не коснутся. Администратор, немедленно избавьте нас от «Раскольникова»!»
«Забанить его! — присоединилась «Ульяна Гроховец». — Кстати, администратор, вы же предупреждали, что отношения не должны выходить за рамки Интернета».
«Согласно нашим правилам это решает группа, — через минуту ответил Администратор. — Голосуйте!»
«И что даст ваша «голосовалка»?» — издевался «Раскольников». — Успокоит совесть?»
Но его не слышали, будто мертвого, который напоминает о себе тем, что смердит.
«Исключить», — кинул черный шар «Иннокентий Скородум».
«Согласен», — поддержал «Модест Одинаров».
«Давно пора!» — подала голос «Аделаида».
Захар Чичин еще огрызнулся: «Если бы вы с таким же усердием убивали негодяев, жизнь вокруг непременно бы улучшилась!» Но его это не спасло. «Раскольникова» исключили единогласно. Подписалась даже «Дама с @». «Вы мне глубоко симпатичны», — сгладила она свое решение в «личке». — Мне будет вас не доставать». «Мне вас тоже», — послал ей цветок Захар Чичин. «А расскажете, чем все кончилось?» «Иначе детектив оборвется? А вы уверены, что хотите знать?» «Да, уверена. Меня, кстати, зовут Даша». «А меня Захар Чичин». «И вы не боитесь раскрывать имя?» «Но вы же умеете хранить секреты? К тому же город, в котором живут «Авель» и «Каин», пусть остается тайной».
Полдня Даша провела, как на иголках, то и дело подходя к компьютеру. Воображение рисовало ей благородного киллера, который делает свою работу против воли, и который на этот раз каким-то чудом все уладит. От нетерпения Даша опустошила все сладости своего холодильника, иногда ей начинало казаться, что она не дождется ответа. И действительно, с какой стати? Кто она Захару Чичину? Почему он должен рассказывать ей о своих делах? Она уже окончательно укрепилась в этих мыслях, когда к вечеру получила отчет.
«Я караулил «Авеля» в парадной, чтобы застрелить, но, когда он появился, неожиданно для себя обхватил его шею, приставив пистолет к виску: «Пригласи меня в гости». Он обмяк, так что пришлось чуть его не тащить. Я вытащил у него ключ, открыл дверь. В квартире толкнул его на диван.
— Какой опасный у вас город, невозможно провести вечер у телевизора, правда?
На его узком лице повис страх.
— Бери все, что захочешь! — завизжал он. — Все, что захочешь!
— И твою жизнь?
Он осекся, глаза застыли на перекошенном лице, которое стало еще уже.
— Не убивай, ради Бога, не убивай… Ты же хороший, добрый… Ну, пожалуйста, не убивай…
— Дурак, если бы я хотел убить, ты был бы уже покойником. — Я достал диктофон: «Отец наследство разделил, часть бизнеса, акции… А с какой стати? Он только баб трахал, когда мы корячились». — Узнаешь?
Он побелел, вцепившись в подушку.
— Видишь, у брата к тебе претензии, счета предъявляет.
— Врет свинья! Сам отца в гроб вогнал! И жену свою мучает!
— И тебя заказал.
Он затрясся. Казалось, он упадет в обморок, и я не стал затягивать паузу.
— Расплачиваться собираешься?
Его лицо исказила гримаса. Он стал нервно тереть ямочку на подбородке. Я дал ему шанс, но его парализовал страх.
— Так собираешься платить? — повторил я.
Наконец, до него дошло.
— Сколько, сколько тебе надо? У меня есть, бери все…
Вскочив, он открыл ящик, стал швырять на диван перевязанные пачки. Я взял одну, взвесил на ладони:
— Ого, да за такие деньги можно и брата заказать.
Стало слышно его учащенное дыхание.
— А можно?
У него отвисла губа, сделав похожим на ребенка.
— Конечно, почему нет. Хочешь, он уже к утру встретится с вашим отцом? Мои условия — половина сразу, остальное потом.
Он стал совать мне деньги:
— Бери сразу все… — И вдруг согнувшись, по-собачьи заглянул мне снизу в глаза: — А сделаешь, правда? По рукам?
Мне захотелось его ударить. Рассовав деньги по карманам, я толкнул его в плечо. Толчок был не сильным, но он упал и заскулил, как собачонка, так что мне пришлось через него перешагивать.
— А вы с братом друг друга стоите, — обернулся я в дверях.
И сплюнув, вышел».
Получив это признание, Даша, не удержавшись, опубликовала его в группе, умолчав лишь имя Захара Чичина.
«А он оказался лучше», — добавила она от себя.
«Чем мы думали? — уточнил «Иннокентий Скородум». — Или чем мы?»
Но его вопросы остались без ответа.
Захар Чичин ехал в поезде, отдернув занавеску, смотрел на плывшие в надвигавшихся сумерках поля, и вспоминал легенду, которую сочинил для «Дамы с @». В жизни было все прозаичнее. Он дождался «Авеля» в подъезде, выкурив полпачки, так что на лестничной площадке пришлось открывать форточку, чтобы дым не проник в квартиры. Было прохладно, меж сырых стен гуляли сквозняки, и Захар Чичин поднял воротник. «Авель» задерживался, но Захар Чичин умел ждать. Как клещ, притаившийся на дереве, он отключался, так что время для него исчезало, и ждал — без мыслей, без чувств, без страхов. Он замер, облокотившись о подоконник, глядел на распростершийся внизу город, на море огней, в котором не было ни одного его, и сигарета почти лежала у него на подбородке. О предстоящем ему он даже не думал, все было отлажено до мелочей, все было давно выверено, как в часовом механизме. Существовало два варианта: «Авель» мог вызвать лифт или подняться пешком. Когда хлопнула парадная дверь, Захар Чичин обратился в слух, шагов не последовало, значит «Авель» выбрал первый вариант. Это упрощало задачу. Он бесшумно поднялся на лестничный пролет, притаившись за железным каркасом лифта, и, когда «Авель», насвистывая, вышел из кабины, дважды выстрелил ему в затылок. Пистолет был с глушителем, и, подхватив тело, Захар Чичин мягко уложил его на пол, так что соседи ничего не услышали. Все это заняло мгновенья, двери не успели закрыться, и Захар Чичин спустился на том же лифте. Не вынимая сигареты изо рта, он отвинтил глушитель, спрятал пистолет в карман, и тихо прикрыл за собой парадную. Поступить иначе, значило погубить репутацию. А ради чего выходить из игры? Ради морали? Так в правилах она не прописана. Ничего личного, главное — выжить! Он потратил лучшие годы, чтобы это усвоить. А эти наивные простачки, не знающие жизни, пусть остаются при своих иллюзиях. Он достаточно подергал за приклеенную бороду их морали, они получили свое…
Захар Чичин смотрел в темноту и торжествующе улыбался.
ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Сидор Куляш был женат на невидимке. «Когда она утром уходит на работу, я еще не продрал глаза, когда возвращается, уже сплю, — жаловался он в интернет-группе. — Мы годами не видимся!» «Ты что, соня?» — поинтересовалась «Ульяна Гроховец». «Если бы! Тогда мы встречались хотя бы во снах». «А откуда ты знаешь, что женат? Раз с женой не видитесь? Может, тебе это пригрезилось?» Но Сидору Куляшу это не грозило. Он до мозга костей был прагматиком, и его воображения не хватило бы даже на то, чтобы представить собственную смерть. Сидор Куляш работал на телевидении. «Специалист раздувать из мухи слона, — представлялся он. — Тот, кому верят больше, чем собственным глазам». О чем бы ни заходил разговор, Сидор Куляш переводил его на свою работу: «Аудиовизуальный ряд не оставляет сомнений, не дает ни единого шанса для критики. После телевизора, кажется, что возникает собственное мнение. Ну еще бы, вы же видели все своими глазами! А его формирую я! Монтаж, монтаж и еще раз монтаж! Если лицо в кадре сменит тарелка супа, покажется, что человек голоден, если женщина, лицо покажется влюбленным, если детский гробик — печальным. А лицо одно и то же, и оно абсолютно бесстрастное! — Сидор Куляш говорил взахлеб, брызгая слюной так далеко, что ее капли долетали и тогда, когда речь уже была не слышна. Слова в нем буквально клокотали, грозя разорвать, если он не выпустит их наружу, и попавшему под их лаву оставалось лишь признать его правоту. — Помнится, делал я предвыборный ролик для кандидата правящей партии. Отсняли материал, скомпоновали — не политик, а конфетка! Честный, неподкупный, открытый! А тут оппозиция за его компрометацию больше предложила. Сроки поджимают, что делать? Пришлось исходник перекраивать, где-то музыку соответствующую наложить, где-то голос закадровый, а главное заново монтировать. Но — получилось! Чистый вурдалак вышел! После просмотра за него даже члены его партии не голосовали». Школу Сидор Куляш окончил с грехом пополам, а из университета вынес золотое правило: «Не жалей усилий, на то, чтобы не работать!»
