Алексей Беляков - Пепел и песок
В небе раздался птичий крик.
— Летят журавли! — воскликнул кто-то из физиков.
Все физики, как по команде, подняли головы и посмотрели на клин птиц, которые возвращались на родину после затяжной холодной зимы. А немец Ланге даже успел мысленно высчитать скорость журавлиного полета.
Установка «К-1» занимала часть укрепленного подвала в Лабораторном корпусе. Непосвященный увидел бы в ней только пугающий хаос из проводов, лампочек и маленьких экранов, по которым пробегали нервические зеленые полосы.
Анатолий Тимофеевич отдал этому хаосу десять лет жизни из своих сорока. С ним с трудом уживались лаборанты: Анатолий Тимофеевич был исключительным педантом и не терпел даже трехминутного опоздания. В Дубне, этом международном центром ядерной физики, месте, где ученые всего мира жили веселой и шумной коммуной, — даже тут Анатолий Тимофеевич ни с кем не сближался. Он жил один в небольшом домике на Заречной улице, никогда не приглашал гостей и письма получал только по работе. Уже в тридцать лет Анатолий Тимофеевич был удостоен Государственной физической премии имени Попова — Маркони за работу «Создание атмосферы на Луне». Именно Анатолий Тимофеевич предсказал, что освоение Луны начнется в ближайшие десять лет, а в ближайшие тридцать человечество начнет активно ее заселять. Теперь этот прогноз сбывался. Более того, сбывался даже быстрей, чем Анатолий Тимофеевич предлагал.
Что было неудивительно. Еще в 1961 году Американский союз, Российско-Кавказская Федерация и Ассоциация стран Азии подписали в Гаване знаменательный меморандум «Коммунизм — новая реальность». Тем самым утвердив на большей части Земли новый невиданный общественный строй. На планете прекратились даже мелкие локальные войны из-за спорных территорий. Только в Эфиопии воевали два племени, но исключительно бескровно, с затупленными копьями — для развлечения вездесущих туристов из Монголии. Границы были открыты, и американские фермеры возделывали рисовые поля во Вьетнаме, студенты из Ирака и Ирана с жадностью изучали сопромат в Тель-Авивском университете, а бразильские футболисты передавали опыт сборной Албании.
Однако вернемся в подвал Лабораторного корпуса.
Физики, надев белые халаты, столпились в небольшой комнате с пультом управления и сквозь толстое стекло разглядывали «К-1». Они видели это чудо впервые: во время монтажа Анатолий Тимофеевич сюда никого не пускал, а лаборанты давали руководителю проекта клятву о неразглашении. И никто из них, даже затаив обиду на сурового Анатолия Тимофеевича, никогда не нарушал ее.
Итак, Анатолий Тимофеевич объяснил коллегам, что задействует «К-1» на самой малой мощности. То есть вмешательство в структуру времени не распространится дальше предыдущего дня.
— Я сам еще не просчитал все последствия, — пояснил он. — Так что, мы все вместе сейчас станем и объектами эксперимента.
Не всем физикам приглянулась такая перспектива, однако даже вида никто не подал. Только Скьяпарелли на всякий случай перекрестился и пробормотал: «Да хранит нас Леонардо да Винчи».
Анатолий Тимофеевич щелкнул тумблерами. Послышалось гудение. Физики затихли.
…Лаборант Стругацкий проснулся и оглядел пустую аудиторию. Первым делом, лаборант Стругацкий вспомнил, что во внутреннем кармане пиджака у него лежат два билета на сегодняшний концерт The Beatles во Дворце науки Дубны — для него и брата. (На концерте предполагался сюрприз, о котором всем уже было известно: музыканты должны были финальную песню «Подмосковные вечера» спеть с солистом Большого театра, баритоном Леонидом Брежневым.) Но следующая мысль Стругацкого была далеко не такой приятной. Он сообразил, что эксперимент начали без него. Стругацкий вскочил, сбежал вниз и толкнул дверь аудитории, чуть не сбив с ног министра культуры Боливии Че Гевару, который приехал посмотреть знаменитый на весь мир ядерный центр.
Когда лаборант Стругацкий примчался к Лабораторному корпусу, физики уже выходили оттуда. По их лицам было понятно: ничего интересного они не увидели.
Анатолий Тимофеевич сидел у пульта, обхватив голову руками. Его большие очки лежали рядом.
— Что случилось? — тихо спросил Стругацкий.
— Эксперимент провалился, — ответил Анатолий Тимофеевич глухо.
Через десять минут оба молча вышли из Лабораторного корпуса.
Налетел легкий весенний ветер, и он принес с собой чудесный аромат. Анатолий Тимофеевич даже обернулся, но не понял, откуда возник этот щемящий запах.
— Хотите, я с вами сегодня еще раз все пересчитаю? — предложил добряк Стругацкий. Ради профессора он было готов пожертвовать даже концертом.
— Нет. Не стоит, — сухо ответил Анатолий Тимофеевич. — Это мое дело. Вы свободны.
Лаборант Стругацкий сел на велосипед «Харьков-Харлей» и укатил в общежитие, где его ждала веселая компания с кубанским виски и квас-колой. Нельзя же было молодым людям идти на концерт, не выпив чуть-чуть.
А ко Дворцу науки съезжались машины всевозможных размеров и расцветок. Всем гостям предстояло пройти по красной ковровой дорожке. Популярный куплетист Ли Харви Освальд приехал в открытом кадиллаке в компании с композитором Александрой Пахмутовой, одетой в маленькое черное платье от Фурцевой. Писатель Эрнест Хемингуэй прибыл на старой «Победе» и привез с собой друга, известного агронома Никиту Хрущева. Хрущев вышел из машины босиком — так, как он привык ходить в своем колхозе имени Вивальди.
— Не понимаю я ничего в энтой музыке! — резюмировал Хрущев, хлопнув дверцей.
Модные художники Адольф Гитлер и Сальвадор Дали примчались на разрисованных под хохлому мотоциклах «Урал». Душку Гитлера немедленно схватили под руки Эдита Пьеха и Эдит Пиаф, повлекли во Дворец по ковровой дорожке. Забытый Дали сердито поправил усы, но тут же нашел новый повод для огорчения: куда более пышные усы гордо выносил из восьмиметрового «Запорожца» сам Семен Буденный, ведущий популярной во всем мире игры «КВН».
Знаменитый летчик Джон Кеннеди прилетел на маленьком голубом вертолете. Едва он покинул кабину, как туда заскочил черноволосый мальчик лет пяти и стал нажимать кнопки.
— Усама, прекрати! — увещевала его мать, затянутая в зеленый брючный костюм.
Одной из последних подъехала ко Дворцу на алой «Волге» редактор журнала «Мода» Твигги Гагарина.
— А где же твой муж, дорогая? — спросил у нее молодой модельер Ясир Арафат.
— Юра? На Луне! — смеясь, ответила Твигги. — Ты разве не читаешь газет? Он в экспедиции вместе с Нилом Армстронгом и Володей Высоцким.
И только Анатолия Тимофеевича все это веселье никак не касалось. Он не слышал, как Битлз поют по-русски «Подмосковные вечера» и подпевает им не только Брежнев, но и весь пестрый зал, и вся веселая планета: с концерта велась прямая трансляция. Он брел домой к себе на Заречную улицу и мучительно думал, где, в каком месте он допустил просчет. У одного из домиков на своей улице он вдруг резко остановился, его взгляд уперся в мраморную табличку «Не шуметь! Здесь живет и работает академик Муссолини». Но Анатолий Тимофеевич не замечал этой таблички — ему показалось, что он догадался, где допустил просчет. Числа шумели в голове Анатолия Тимофеевича, заставляя его морщиться.
И тут раздался мелодичный звон. Анатолий Тимофеевич взглянул направо и увидел, что прямо на него на велосипеде мчится девушка со светлыми волосами. Она была в легком платье. Она улыбалась. Не Анатолию Тимофеевичу, а своим юным мыслям. Девушка пролетела мимо. Напоследок удивленному Анатолию Тимофеевичу остался лишь тот нежный аромат, который сегодня уже доносил до него весенний ветер.
Анатолий Тимофеевич никогда не был женат и даже не помышлял о таких пустяках. Вся его размеренная жизнь была подчинена только науке. Если он и общался с женщинами, то это были либо продавщицы в местном супермаркете «Хэрродс», либо — что случалось намного реже — кто-то из знаменитостей, приезжавших в Институт. Последний раз диалог с мрачным профессором пыталась завести Брижит Бардо, но Анатолий Тимофеевич предоставил все общение галантному лаборанту Стругацкому, а сам принялся листать журнал «Физика будущего», где была напечатана увлекательная статья молодого экономиста Эдуарда Лимонова.
Но в эту минуту, когда вдалеке еще можно было разглядеть легкое платье и развевающиеся светлые волосы, — в эту минуту Анатолий Тимофеевич вдруг почувствовал: он пропустил в жизни что-то важное. Может быть, не менее важное, чем сама ядерная физика.
В груди у него защемило. Анатолию Тимофеевичу захотелось, чтобы эта девушка, чтобы эта Катуар, как он назвал ее про себя в честь городка по дороге в Дубну, чтобы она притормозила рядом на своем титановом велосипеде. Чтобы взглянула на него с нежностью и улыбнулась:
— У вас все хорошо?
