Ева Хорнунг - Дог-бой
Теперь в логове слышались другие звуки — собаки раздирали добычу, жадно жевали, глотали, булькали. Повсюду пахло кровью — кровью и смертью. Ромочка старался понять, кто где, но на какое-то время перестал чувствовать своих близких. Все как-то смешалось. Потом в общем гомоне он различил голоса Золотистой и Мамочки. Обе, давясь, жевали свежее мясо. Черный бегал у входа и выл, а в ответ ему из туннеля завывал ветер. Белая немного успокоилась, но по-прежнему не выпускала горло убитого ими зверя. Вот, подволакивая лапу, подошла Черная и, судя по всему, вцепилась Чужаку в подколенное сухожилие. Серый заполз в гнездышко; он тяжело дышал от боли. А где Коричневый? Ромочка пошарил в темноте возле себя, и все внутри сжалось от дурного предчувствия. Ничего.
Ничего и снова ничего.
Напряжение спадало медленно. Собаки задышали как обычно, а у Ромочки вдруг сдавило грудь. Спотыкаясь, он побрел вперед, ослепнув и потерявшись в искореженном мире. К нему подошла Белая. Обняв ее и плача, он мелкими шажками подошел туда, где столпились остальные, и оцепенел от ужаса.
Собаки долго принюхивались к Коричневому; когда он совсем остыл, они отвернулись от окровавленного месива в углу — как будто их брат вдруг тоже превратился в Чужака.
Ромочка никак не мог успокоиться. Он обнюхивал мертвого брата, вертел его с боку на бок, ощупывал многочисленные раны. Потом облизал окровавленную морду Коричневого и громко заскулил. Повыл немного, выругал Коричневого нехорошими словами, попытался его умаслить и разрыдался. Ромочка свернулся клубком рядом с Коричневым — как сворачивался много раз прежде. Никто не подходил к нему, пока он плакал, даже Белая. Он рыдал, хватая воздух ртом, стараясь заполнить пустоту, которую открыли в нем мрак и Чужаки.
Крупное тело Коричневого остыло. Ромочка, дрожа, уполз в гнездышко, к остальным.
Все, кроме Ромочки, получили раны в бою. Тяжелее всего пришлось Серому. Передняя лапа безвольно повисла; над коленным суставом сплошная кровавая масса перемолотых костей и искореженной плоти. Первый Чужак, прыгнув на Белую, оставил ей большую рваную рану на боку. Одно красивое и мягкое Мамочкино ухо оказалось надорванным. У Черной страшная рана зияла на морде — потом, когда рана заживет, она придаст ей еще более устрашающий вид. У остальных были покусаны шеи и плечи.
Стая зализывала раны — долго, медленно, сосредоточенно. Когда операция была закончена, все трупы уже одеревенели и стали похожи на камни.
Мертвые Чужаки спасли их. Мерзлое мясо помогло им дотянуть до весны. Весной будет легче: снег осядет и растает, дни станут длиннее, а люди выгонят Чужаков с пустыря, из леса и с горы. Стая сидела в логове, зализывая и прочищая раны. Все копили силы. Серый поправлялся медленно. Ромочка жевал куски сырого мяса и кормил Серого. Спал он рядом с ним и обнимал его обеими руками. Первое время он отгонял тех, кто подходил к трупу Коричневого. Потом он все забыл, и этот труп тоже стал для него Чужаком.
После того случая ни один Чужак больше не пытался проникнуть в их логово. А об операции по истреблению собак, в результате которой перестреляли почти всех голодных бродячих городских псов, они даже не подозревали.
* * *Дневной свет и тепло манили прочь из логова. Ромочка стоял на дорожке у стройплощадки и дышал полной грудью. Кое-где еще лежали большие сугробы, но деревья уже освободились от снега. Черные кружевные ветви дышали свежестью, хотя на них не созрело еще ни одной почки. И даже сугробы, завалившие яблони до половины, на солнце казались нестрашными. Зима проиграла. Снег терял силу, подтаивал сверху и снизу. Ромочка потянул носом и почуял теплую землю, влажную от перепревших осенних листьев. И грибами запахло. А еще под снегом тихо журчали ручейки. Скоро они прорвутся на поверхность, и земля покроется слякотью. Наверху, в синем небе, проплывали облака со светло-серой серединкой. Вдруг Ромочка сообразил; из этих облаков снег уже не пойдет! От радости екнуло сердце. Это не снеговые облака, а дождевые! Он побежал по дорожке, подскакивая от радости. Скоро они все будут играть в лесу, бегать по траве, по зеленой-зеленой траве! Все больные и умирающие исчезли вместе с зимой, а живые будут жить. Снова нарастят мясо, жир и окрепнут. Мир снова станет новым.
В ту ночь Ромочка настоял, чтобы они вышли на охоту и добыли себе на ужин что-нибудь свежее, теплое, с кровью. Ему до тошноты надоели мерзлые туши, его тошнило от запаха тухлятины. Очень трудно было обгладывать почерневшие кости и надоело мочиться на свою еду, чтобы стала помягче.
Глава 2
По лесу идет мальчик лет шести. Он пробирается между ольхой, липами, дубами и березами. Время года живописное: нежный солнечный свет освещает замшелые стволы; тонкие белые ветви и молодые листочки покачиваются на ветру. Повсюду щебечут птицы и летает пыльца. Рябины на опушке леса и на краю кладбища покрылись белыми цветами. Полянки заросли желтыми зеленчуками, ландышами и кислицей. Сладко пахнет липовым цветом, и вокруг каждой липы слышится жужжание пчел, которое вплетается в птичий щебет, тихий гул проводов над головой и шум с шоссе.
Здесь странный район Москвы: лес наступает, а от города остаются только звуки. Здесь проходит крошечная граница — рощи и перелески перемежаются городскими кварталами, за многоэтажками тянутся поля, дачи, деревни. Здесь как будто начинаются бескрайние просторы, которые уходят на север.
По краям ничейных земель стоят жилые дома. Попадаются старые, облицованные синей плиткой, и более новые, ради которых в годы перестройки выкосили траву и начали осушать болота. Но после большие планы обернулись долгостроем, который тянется до бесконечности. На краю заброшенных полей, болот и березовых рощиц ржавеют балки и осыпаются бетонные плиты. Над полями и над лесом тянутся провода линий электропередачи. Провода тихо гудят. Прямо под опорой ЛЭП сгрудились зеленые и коричневые домики — дачи. Они напоминают деревню, вдруг очутившуюся на необитаемом острове или в пустыне. Собственно говоря, так и есть.
Мальчик идет, еле отрывая ноги от земли, и пинает все, что попадается ему на пути.
Обитатели свалки и леса знают его и предпочитают не трогать, даже обходят стороной. С первого взгляда бросается в глаза его грива спутанных черных волос. Спутанные грязные патлы, похожие на толстые веревки, отброшены с лица и сзади доходят до лопаток. Как и все здешние обитатели, мальчик чумаз и одет в несколько слоев разномастных лохмотьев. По сравнению с остальными живущими здесь детьми он довольно крепок и жилист, у него хорошая осанка. И сложен он лучше многих своих сверстников. К тому же он гораздо проворнее и сообразительнее их. Едва заслышав сзади шум, он резко поворачивается кругом — мало кто так сумеет. В правой руке мальчик сжимает дубинку, которой легко и уверенно размахивает. Он почти всегда молчит; лишь иногда гнусаво рычит, не разжимая зубов.
Его национальность определить довольно трудно. Глаза у него черные и немного раскосые — в нем чувствуется татарская кровь. Кожа довольно белая, хотя и покрыта толстой коркой засохшей грязи. Лицо хорошее: широкие скулы, широкий рот, великолепные зубы. Красив ли он? Трудно сказать. Если случайно встретиться с ним взглядом, его черные глаза смотрят очень враждебно и словно оценивающе. Такое выражение лица у шестилетнего мальчика приводит в замешательство. И пахнет от него хуже, чем от любого бомжа. Но люди избегают его не поэтому. На мусорной горе кого только не встретишь — а ребенок, как правило, становится легкой добычей для хищников.
Мальчика сторонятся потому, что он никогда не бывает один.
Ходят слухи, что его собаки появляются словно из воздуха; их очень много, больше двадцати. Они крупнее и сильнее обычных собак. Да и длинные, заостренные ногти самого мальчика сильные, как волчьи когти. Некоторые говорят: мальчишка на самом деле злой дух, который пожирает людей. Он нарочно принимает личину ребенка, подманивая жертвы поближе. Другие говорят, что странный мальчик — мутант, который сбежал из секретной лаборатории. И все, даже те, кто не верят слухам, понимают, что он опасен. При виде его по свалке и по лесу словно пробегает рябь. Жители трущобного поселка запирают двери своих лачуг и наблюдают за ним в щели.
Когда он проходит мимо, живущие в поселке псы ощетиниваются, нюхают воздух и тоскливо воют. То, что собаки боятся мальчика, косвенно подтверждает самые страшные слухи о нем.
В более теплое время года собаки и обитатели трущобного поселка не нападают друг на друга. Территория у них общая, они вместе переносят тяготы и запасаются едой. И опасности у них тоже общие.
За свалкой и лесом надзирает милиция. Стражи порядка призваны пресекать преступность и препятствовать распространению инфекции. В то же время они стремятся пополнить свое скудное жалованье. Милиционеры время от времени сносят развалюхи и выгоняют людей, а домашних собак отстреливают на глазах владельцев. Прошлой осенью возле свалки провели большую чистку: милиция предприняла беспрецедентную попытку выгнать бездомных из центра города и избавиться от все растущего числа бродячих собак. Правительственные телеканалы провозгласили, что Москва должна стать образцовым городом. Вымели улицы, баржи-мусоросборщики очистили каналы. Нерешительно ввели обязательную регистрацию собак, переписали людей, проверяли документы. Бродяг — и двуногих, и четвероногих — вытеснили из центра на окраины и за пределы города.
