Ева Хорнунг - Дог-бой
В середине зимы ночи совсем утратили летнюю темень и стали грязно-оранжевыми — и наверху, и внизу. Дни были короткими и серыми — где посветлее, где потемнее. В логове Ромочка только днем различал во мраке собачьи глаза и фигуры. Кроме них, он ничего не видел, зато слышал их и знал, где находится каждый из его стаи. Чужаки заняли брошенную стройплощадку. В те дни, когда удавалось выбраться на гору, Ромочка караулил мусоровозы и первым бросался к каждой новой партии мусора. Он старался набить свой мешок под завязку, чтобы еды хватило подольше. Но если ему и удавалось что-то собрать, всей стае приходилось охранять его от других собак и людей. Потом они неслись домой, всякий миг опасаясь нападения Чужаков. Самым сильным в стае был Серый; поэтому Ромочка бежал с ним рядом, закинув мешок на плечи. Он то и дело подгонял Серого, шлепал его и требовал от него подчинения. Он всецело полагался на разведчиц — Мамочку и Золотистую, которые предупреждали их о приближающихся Чужаках. На бегу Ромочка думал только о своем мешке с добычей и о Сером. Остальные бежали сзади, прикрывая его. После того как они дважды доставили таким образом в логово еду, Серый все понял, и они стали проворнее.
При свете Ромочка заметил, что Мамочка, братья и сестры как-то осунулись, отощали — кожа да кости и большие головы. Особенно похудела Мамочка. Собаки худеют равномерно, поэтому Ромочка долго ничего не замечал. Он ощупал собственную грудь. Он тоже стал похож на мешок с костями под безволосой кожей. Время от времени они кого-нибудь убивали, и тогда им случалось полакомиться свежатинкой. В основном приходилось питаться объедками, добытыми наспех, в торопливых набегах на свалку. Одних объедков им явно не хватало.
Ромочка по-прежнему сосал Мамочкино молоко. Какое-то время — пока молоко у нее не пропало — он набирал полный рот молока и поил братьев и сестер. Пока Ромочка насыщался, остальные толпились вокруг в ожидании. Он на ощупь определял, кто есть кто, а делился не всегда. Когда успевал особенно сильно проголодаться, он выпивал все сам. Он не делился и если был в дурном настроении — а иногда и просто так, с досады.
Чужаки громко завывали в развалинах церкви. Они еще не переступали запретной черты, но тоже проголодались.
Ромочка начал мастерить оружие. Он собрал целую коллекцию гвоздей и шипов. Потом подобрал кусок металлической трубы, которой удобно было забивать гвозди в короткие доски. Иногда во время работы руки примерзали к металлу. Тогда он мочился на руки, чтобы оттаяли. Ужасно мерзли пальцы; Ромочка обернул трубу в старую тряпку, а на руки надел несколько пар носков. Он долго забивал гвозди в доски. После работы Мамочка старательно вылизывала ему руки. Ромочка согревал ладони, прижимая их к животу или сунув между ног. И все же он так мерз, что мог работать, только если рядом оказывался кто-нибудь теплый. Ромочка научил Серого, самого пушистого брата, у которого были самые острые клыки, жевать палки и поленья с одного конца: так получались хорошие дубинки. Скоро Ромочка смастерил несколько разных дубинок и забил множество гвоздей в доски у дальней стены логова. В темноте он проверял, не шатаются ли гвозди. Он остался доволен своей силой и своими новыми железными зубами. Если Чужаки еще сунутся, он им покажет!
* * *Ромочка проснулся после прерывистого сна и сразу, еще не открывая глаз, напрягся. Все остальные уже не спали. Несмотря на тишину, логово окутал ужас. Ромочка пока ничего не понимал, зато собаки — как и Чужаки — все поняли прекрасно. Переменился ветер.
Хотя с севера не тянуло ничем, собаки ощетинились. Ромочка подполз к дальней стене, где был его оружейный склад. Он не видел, но чувствовал, что все рассредоточились и ждут — каждый на своем месте. У входа караулили двое самых сильных. Черный и Серый. Золотистая, Мамочка, Черная и Коричневый беспокойно бегали поодаль. Пошарив по полу, Ромочка нащупал свое оружие: доску, утыканную гвоздями. Рядом с ним, прижав уши к голове и оскалившись, лежала Белая Сестрица. Она сипло дышала. Ромочка чувствовал ее страх. Все они тоже знали, где он, как знали, что Ромочка сейчас начнет размахивать своими деревяшками. Охраняя его, они держались в некотором отдалении.
Долгое время ничего не менялось. Вдруг все зарычали и напряглись, хотя Ромочка по-прежнему не чуял чужого запаха. Он закрыл глаза, чтобы не таращиться вслепую в стылый мрак, стиснул зубы, закряхтел и размахнулся посильнее, Шумно выдыхая. Ромочка готов был визжать от страха. Он занес доску над головой…
И вдруг все разом почуяли Чужаков, и вся стая взорвалась рычанием. Послышался шорох, треск, грохот, глухой удар. Ромочка услышал грозное рычание. Его переполняла ярость. Серый, скуля от боли, катался по полу, сплетясь с Чужаком в тугой клубок. Вот вперед метнулась Белая, и у входа покатился второй клубок. Из обоих раздавалось низкое незнакомое рычание и пыхтение. Чужие звуки! У темного входа возня; снова шорох, глухой удар — и низкий злобный рык. В ответ грозно зарычала Мамочка. Она лязгнула челюстями, дергала Чужака, застрявшего в туннеле, а тот рычал от боли. К Мамочке присоединились остальные. Все вместе вцепились в незваного гостя клыками, дернули, потащили — и началась драка не на жизнь, а на смерть. Собаки дрались молча, лишь время от времени кто-то шумно дышал. А потом наступила тишина.
Дрожа всем телом, Ромочка опустил занесенную над головой доску с гвоздями. Он чуял запах крови. Мамочка и Золотистая отволокли мертвого Чужака к стене. Стая обступила труп. Все обнюхивали его, узнавая, что произошло. Потом кинулись на второго незваного гостя, но тот успел выбраться наружу. Его не преследовали. Серый как-то странно бегал по логову — он ковылял на трех лапах.
Чужаки снаружи завыли, и все притихли, насторожились. На сей раз вся стая сгрудилась у входа за Мамочкой. Белая Сестрица оставалась рядом с Ромочкой: она охраняла его. Ромочка, часто дыша, выставил вперед свою доску с железными зубами.
— Лучше нас никого не найти! — вдруг сказал Ромочка.
Он отчетливо увидел перед собой лицо своей первой мамы, ее печальные глаза и кривую улыбку. Она часто так говорила. Первую мать он не вспоминал уже давно и почти забыл, какое у нее лицо. Она была такая красивая! Хотя и без шерсти и с очень короткими зубами. Вспомнив ее, Ромочка почувствовал себя увереннее. Первой маме каким-то образом удалось пробраться мимо Чужаков, прорваться к нему — должна же она убедиться, что он не жует козявки и не держится за писю. Первой маме не понравятся ни его собаки, ни Чужаки. Она их всех отругает, да и ему заодно всыплет как следует. Они потащатся прочь, поджав хвосты и опустив морды к самой земле, а Ромочка уляжется в теплую постель в теплой светлой комнате и будет дергать себя за писю и хныкать, пока не придет мама в красном блестящем платье. Мама подоткнет его со всех сторон одеялом, накормит печеньем, напоит горячим молоком и уйдет на охоту. Как чудесно! Как прекрасно! Жалко, что все это скоро пропадет…
Ромочка почувствовал, как Чужак медленно ползет по обледенелому проходу, группируется и прыгает в логово. Ударяется об пол. Собаки молчали — Мамочка еще не подала сигнал к нападению. Атмосфера сгустилась — Чужак перегородил лаз, и стало душно. Потом Ромочке показалось, что Чужак заметил их с Белой. Белая негромко, но очень злобно зарычала. Пол царапнули мощные задние лапы. Дальше все развивалось как-то очень медленно. Чужак подпрыгнул и как будто застыл в воздухе. Ударился об пол, затих ненадолго. Снова взмыл в воздух, закрыл все пространство перед Ромочкиными глазами, перепрыгивает рычащую Белую и летит прямо на него… Пора!
Ромочка замахнулся как можно сильнее и ударил своей доской, утыканной гвоздями. Удар пришелся во что-то мягкое; от неожиданности Ромочка отлетел к стене. Оружие выпало у него из рук. Негромкое рычание Белой стало приглушенным — видно, Чужак упал на нее. Потом она принялась злобно рвать Чужаку брюхо. Запахло теплой требухой. Потом весь дальний конец логова взорвался рыком, лаем, скулежом, сопением. Ромочка выделял только рычание Мамочки, прерываемое лязгом челюстей.
Наверху, в обледенелом туннеле, снова послышался шорох. Еще один Чужак глухо упал на пол. Теперь вся стая дралась с двумя Чужаками; по полу катались два яростных клубка. Ромочка сообразил, что вход в логово никем не охраняется. Ему показалось, что он чует еще одного Чужака — и еще, и еще, и все прыгают на него, как тот, первый, но нет… ему померещилось. Ромочка что-то бормотал себе под нос, хлопая руками по полу. Надо срочно подыскать другое оружие! Нащупав дубинку, он немного успокоился. Потом до него дошло: Белая по-прежнему рядом с ним. Он навострил уши и переложил дубинку в другую руку. Он услышал бульканье и тихий скрежет: зверь со вспоротым брюхом сдавался.
Теперь в логове слышались другие звуки — собаки раздирали добычу, жадно жевали, глотали, булькали. Повсюду пахло кровью — кровью и смертью. Ромочка старался понять, кто где, но на какое-то время перестал чувствовать своих близких. Все как-то смешалось. Потом в общем гомоне он различил голоса Золотистой и Мамочки. Обе, давясь, жевали свежее мясо. Черный бегал у входа и выл, а в ответ ему из туннеля завывал ветер. Белая немного успокоилась, но по-прежнему не выпускала горло убитого ими зверя. Вот, подволакивая лапу, подошла Черная и, судя по всему, вцепилась Чужаку в подколенное сухожилие. Серый заполз в гнездышко; он тяжело дышал от боли. А где Коричневый? Ромочка пошарил в темноте возле себя, и все внутри сжалось от дурного предчувствия. Ничего.
