Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт
— Значит, так, — отсмеявшись, ставит условия добровольно сдавшаяся сторона, — твои заботы, первый непьющий хозяйственный начальник — дрова и ремонты. И не вздумай сбежать! — грозит, нахмурив брови: — Найду и от души пройдусь по рёбрам вот этим, — показывает на внушительную кочергу, — и столько в глазах ненависти и злобы, что я верю: ни отвертеться, ни скрыться не удастся. Чтобы закрепить договор, разливаем остатки краснухи и бахаем во славу Бахуса, заедая пирогами. И всё — я законный квартирант у законной невесты.
Женщины остаются мыть посуду и обсуждать новые обстоятельства, а их виновник уходит в свою комнату, подходит к столу, за которым кусала губы Маша и смотрит, что её так напрягло. На обложке раскрытой книги — «Дифференциальное и интегральное исчисление». Ясно, мне это на один зубок. Сажусь и начинаю просматривать решённые задачки и те, что помечены в печатном задании. Увлёкся и чуть в досаде не столкнул навалившуюся сзади на плечи тяжёлыми грудями Машу. Она обняла меня за шею жаркими голыми руками, дышит в ухо и смотрит, что я уже успел решить. Задаёт вопросы, я отвечаю, но вопросов почти не слышу, а собственных ответов почти не понимаю. В таком захваченном положении не только никаких задачек по высшей математике не решишь, но и сколько будет дважды два забудешь. Да и поздно уже для задачек, для другого время настало.
— Завтра, — намекаю толсто, — на работу.
Она отстранилась.
— Жалко, — стонет, — что у нас не два выходных дня. Мне, — вздыхает, — к семи надо.
Я тоже встаю, обнимаю её, утешая:
— Я тебя провожу, — решаюсь на жертву, — мы всегда будем уходить вместе, — подхватываю её выше голых колен — приятно! — поднимаю на руки — не очень! Она от неожиданности вскрикивает: «Ой! Уронишь, дурной!» и цепко ухватывается за могучую женихову шею, а он несёт её и осторожно опускает на кровать. Говорят, жених обязан вынести невесту из ЗАГСа и занести в дом. Представляю себе его состояние, если невеста достанется крупногабаритная. Ещё задумаешься, стоит ли? Чего только ни напридумывают бабы для нашего испытания. Я, считай, экзамен сдал.
— Будем баиньки? — спрашиваю, надеясь на другой ответ.
— Свет, — шепчет, затравленно глядя на меня, — потуши, я разденусь. — Как это — потуши? А вдруг невеста с изъяном? Товар брать втёмную, всё равно что кота в мешке. Я, например, запросто разденусь при свете. Правда, не до конца, его тоже стыжусь показывать. Вздыхаю с сожалением от несостоявшегося стриптиза и тушу свет, а она, ну, совсем обнаглела: — Отвернись! — Может, мне ещё голову в мешок с котом засунуть? Но не перечу, лишь бы быстрее уместиться рядом. Наконец, слышу лёгкий скрип кровати, лёгкий вздох и долгожданное:
— Иди.
Уговаривать не надо, шмыгнул под одеяло, скромничая, в трусах, ощупываю рядом, а она даже в комбинации, в шёлковой, и руку мою отталкивает. А как не проверить, кто рядом? Бич у нас рассказывал, как ему по пьни девки, сговорившись, подменили красотку на уродину, так он, бедолага, после этого пить бросил. Всё ведь в темноте. Меня один раз только что надули, что стоит и во второй раз облапошить? Подложат Полину Матвеевну, и доказывай потом, что невзначай. За невзначай у нас голову оторвут, не говоря уж про что другое. Лежим-то спинами друг к другу, касаясь задами, а сзади они все одинаковые. Спрашиваю тихо:
— Маша, ты спишь?
— Почти, — отвечает бодрым голосом и поворачивается на спину. Я — тоже.
— Знаешь, — говорю, — Радомир Викентьевич постоянно наставлял, что надо жить полной жизнью сегодня, каждый час, каждую минуту, не оттягивая хорошее на будущее. Он вообще считал, что главное предназначение человека в жизни — продолжение рода, зарождение новой жизни. Может, послушаемся умного человека? — Маша повернулась набок, лицом ко мне, и уткнулась, не отвечая, куда-то в подмышку. Дыхание её было горячим и прерывистым. Я тоже повернулся к ней и успокаивающе поглаживал по голове, спине и ниже, под комбинацией.
— Васенька! — шепчет заполошённо, не поднимая уткнутой головы. — Я в первый раз.
Зато я — опытный. Осторожно, нежно, раздеваю её, отводя цепляющиеся слабые руки, и сам освобождаюсь от ненавистных трусов и … всё у нас получилось как надо, даже без лимонника. Так мы, не замедлившись, в день похорон профессора исполнили, смущаясь, главный его завет, и, думаю, он не заимел на нас зуб, а, наоборот, окончательно успокоился, дождавшись осуществления мечты видеть нас вместе.
Лежим на спине, передыхиваем, переживая случившееся и обвыкая с настоящей близостью не только душ, но и тел. И вдруг — что это? — слышу лёгкие всхлипы. Дотронулся до её щёк — слёзы! Она схватила мою ладонь и ну целовать — один раз, второй, третий… еле отобрал.
— Что с тобой? — спрашиваю.
— Не обращай вниманья, — тихо отвечает сквозь слёзы, — это так, от счастья. — Поворачивается ко мне и наваливается на грудь, прожигая своей насквозь, хватает влажными ладонями моё лицо и спрашивает страстно:
— Скажи, ты меня любишь?
— Машенька, — шепчу, обнимая за вздрагивающие плечи. — Я тебя люблю, — и целую в мокрые, жадно приоткрытые губы.
— Ещё!
— Я тебя очень люблю.
— Ещё! Ещё!
— Я тебя очень-преочень люблю. Но ты… не выходи за меня замуж.
Она так и отпрянула, села, прислонившись спиной к стене и бесстыдно обнажив свесившиеся груди, не замечает ничего, поражённая в самое сердце жестокими словами.
— Но почему-у? — стонет, и слёзы счастья сменились слезами неутешного горя.
Сел рядом, обнял за плечи.
— Ты ещё такая молодая, — лепечу не своими губами и не своим голосом.
— Мне уже восемнадцать, — возражает по-девчачьи, слизывая с губ текущие слёзы.
— Вот именно, — констатирую, как будто она призналась в страшном преступлении. — Тебе учиться надо, институт кончать, а выйдешь замуж за охламона — тяжеленько придётся: засосёт домашнее хозяйство, муж, дети…
— Когда они ещё будут? — перечит, так ей хочется за меня замуж.
— …надорвёшься, не потянешь учёбу. Зачем такие жертвы, кому они нужны? Закончишь институт и, если не раздумаешь…
— Никогда! Не надейся!
— …вернёмся ещё раз к этой теме. И вообще, знаешь, у меня созрело деловое предложение. — Маша непроизвольно фыркнула, вспомнив о предыдущем. Но я позволил себе великодушно не заметить фырка и продолжал излагать хорошо продуманную за несколько минут до этого идею: — В нашем институте, — объясняю, не торопясь, чтобы она отошла от стресса и хорошенько вдумалась, — были студенты, учившиеся по направлению предприятий, которые давали им приличную прибавку к стипендии, а те обязаны были по договору, отучившись, проработать на предприятии-доноре пять лет на должности, на которую их поставят. Мы им, денежным, завидовали и бессовестно занимали до стипендии без отдачи. — Маша вытерла ладошками щёки и нос, глубоко с надрывом вздохнула, и я понял, что можно переходить непосредственно к делу: — Хорошо бы, — втолковываю, — тебе заручиться поддержкой хирургини и узнать через неё — может, и тебе отломится такое направление от больницы.
— Зачем? — не понимает Маша. — Я и так учусь.
— А затем, — внушаю терпеливо и внятно, — что тебе, я вижу, не нравится фармакология и по-прежнему тянет в хирургию. Если получишь направление и добавку к стипендии, то можно будет перевестись на дневное обучение на хирфак. Первые два года на всех специальностях дисциплины общие, и потерянные полгода тебе зачтут. Может, что-нибудь придётся досдать, и в посленовогоднем семестре ты будешь там, где тебе хочется. Ну, как идейка?
— Не верится, — помолчав, тянет, загоревшись идейкой, — что дадут направление.
— Тогда я тебе его дам, — говорю решительно. — И добавку к стипендии.
— Ни за что!
Я начинаю злиться.
— Что ж, по-твоему, я, интеллигент с высшим образованием, должен маяться с безграмотной женой? — рублю наотмашь. — Чего ты, дурёха, боишься?
— Не хочу, — объясняет, — никому быть в тягость.
И я фыркаю:
— В семье, — поучаю молодуху, — так не бывает. В ней всегда кто-то кому-то чем-то обязан. Сегодня — я тебя выручу, завтра — ты меня, а иначе зачем она, семья?
— Мы, — вспомнила об обиде, — не семья.
На мелкие девичьи уколы я внимания не обращаю.
— Милая Маша, — уговариваю терпеливо как старший, — мне очень хочется, чтобы тебе стало хорошо, и тебе того же, естественно, хочется, давай, вместе осуществим нашу общую мечту, не меркантильничая попусту. Четыре года пролетят как миг, — мне, считаю, будет тогда тридцать, а она — всё такая же молодая, — и мы, даст бог, будем вместе. — Не тешь, старче, себя призрачной надеждой. — А пока будем встречаться на каникулах, я тебя на летних в тайгу свожу, познакомлю с Хозяйкой горы. Долгие расставания и редкие встречи или укрепят нашу любовь или … о другом и думать не хочется. Тебе скоро ехать на предновогодние зачёты?
