Игорь Сапожков - Золотое Дѣло
Сперва картина была выставлена в Берлинской Художественной Галерее, потом её приобрело Министерство Иностранных Дел для посольства ГДР в Москве. Затем «Спящий Солдат» несколько лет украшал стену конференц-зала посольства, и только после этого, картину передали в дар ВДНХ. Год спустя Элиса разыскала Захара…
Дорога в Лейпциг заняла немногим больше часа, на шоссе случилась авария и им пришлось дожидаться в пробке, пока полиция разберётся с инцидентом и восстановит движение. Элиса остановилась возле небольшого магазинчика и вышла купить конфет, когда она вернулась Захар ждал её у двери.
— Далеко отсюда?
— Пять минут.
— А пешком?
— Может пятнадцать-двадцать…
— Давай пройдёмся?
— Конечно… Только я возьму свою сумочку и закрою авто…
Нежные лучи августовского солнца лёгкими касаниями ласкали землю. На улицах, сонного города, было тихо, как в лесу. Они неторопливо шли по теневой стороне узкого мощённого переулка. Мимо них изредка проезжали велосипедисты, один раз тихо урча мотором, тишину нарушил мотороллер. Внезапно Захар остановился и замер, потом лихорадочно стал рыться в карманах, не отрывая взгляда от старого каменного здания, возвышавшегося над коттеджами современной постройки.
— Захар, что с тобой? — взволнованно спросила Элиса.
— Всё в порядке. Это и есть клиника? — Захар держал в руках медальон Кёлера. Не дожидаясь ответа он открыл крышку медальона и протянул его Элисе, — смотри, Эля…
— Мeinen Gott… — Элиса накрыла губы ладонью.
Ошибиться было не возможно… На снимке чётко вырисовывался силуэт крыши и круглого окна на фасаде — клиника находилась в доме принадлежавшему до войны семье Кёлеров.
Здание, похожее на маленький средневековый замок, было окружено высоким, тщательно подстриженным зелёным кустарником. Во дворе играли дети, все они были похожи друг на друга — плоские лица, большие головы, влажные любопытные глаза, приоткрытые рты с характерной улыбкой. Болезнь стёрла с их лиц почти все черты индивидуальности. Элиса сразу увидела Михаэля, он стоял в группе детей и монотонно размахивал руками, как лопастями мельницы. Элиса подошла к санитару, он со стороны наблюдал за своими подопечными. Они немного поговорили и санитар позвал Михаэля, тот подошёл продолжая размахивать руками. На мать он вообще не обращал внимания. Санитар ему что-то сказал и ребёнок неуклюже побежал назад.
— У него уже несколько дней приступ, в такие дни он неуправляем… — перевела Элиса. Было видно, что она расстроена. Оставив кулёк с конфетами санитару, они отправились в клинику. У самого входа Захар сказал, что подождёт её на улице и присел на скамейку в тени грушевого дерева. Рядом со скамейкой находился маленький фонтан в виде рыбы, изо рта которой лилась вода. Над рыбой лениво кружили стрекозы.
Там его уже ждал дедушка.
— Дед, Эля нашла жену того майора.
— Это замечательно! На сколько я понимаю, ты собираешься передать ей медальон?
— Именно так…
— Знаешь что Захарка, мне бы хотелось ещё раз на него взглянуть.
Захар достал медальон из кармана и протянул его старику. Бриллиант тускло парировал, лёгкий лучик солнца, случайно пробившийся через густую листву.
— Я полюбуюсь им на твоей ладони, только ты открой его… — Захар послушно открыл обе крышки. — Ты видел, вот здесь под фотографией должно быть моё клеймо?! У меня тогда ещё не было отпечатка и я выгравировал имя и фамилию.
— Я видел дедушка… И честно говоря из-за этого, мне немного тяжело с ним расставаться…
Захар аккуратно вытащил фотографию и положил на ладонь рядом с медальоном.
— А где Элиса, — неожиданно спросил старик, — я хотел бы на неё посмотреть.
— Она у директора клиники, доктора Петера Вебера…
— Петер… — старик усмехнулся, — тот немец тоже собирался назвать своего сына Петер. Я помню он говорил, что хочет сына…
Последних слов Захар уже не слышал, сжимая в руке медальон он нёсся в замок Кёлеров. Они чуть не столкнулись на крыльце, директор вышел провести Элису.
— Захар познакомься, это доктор Вебер!
— Очень приятно, — выдохнул Захар, пожимая сухую, крепкую ладонь.
— Es ist mein alter freund der russische historiker, herr Zahar Pandir, — Элиса представила Захара.
— Эля, я должен тебе что-то сказать.
— В эту минуту?
— Да, поверь это очень важно!
— Gut, говори…
— Спроси у доктора есть ли у него другая фамилия?
Элиса смутилась, но перевела вопрос. Ответ Захар не дослушал, он и так всё понял… После войны, мать настояла, чтобы Петер взял фамилию её семьи.
Она не без оснований полагала, что служба отца на Восточном фронте, может дать основания новым властям, для преследования сына. Сама же она вскоре вышла замуж и тоже сменила фамилию.
Петер пригласил их в свой кабинет, но Элиса отказалась и они решили посидеть в саду. Вокруг беседки цвёл шиповник. Над густыми кустами, отталкивая друг дружку от сочных бутонов, трудились беспокойные пчёлы. В центре беседки на раскладном столике накрытым светлой скатертью, стояла хрустальная пепельница, три стакана из тонкого стекла и бутылка минеральной воды. Захар не отрываясь смотрел на нервно поднимающиеся со дна бутылки, бесконечные пузырьки газа.
— Последнее письмо от отца мы получили в самом конце 44-го, за несколько дней до рождества, — Элиса переводила тихий, мягкий голос Петера, — бабушка к тому времени уже умерла, а дед после этого письма слёг и уже больше не поднялся. Он никогда не одобрял политику нацистов, хотя и был патриотом Германии. Бабушка рассказывала, что ему не раз предлагали вступить в партию, но он всегда категорически отказывался. Дед был геологом, почётным членом Европейского Геологического Общества в Праге, много путешествовал, одно время жил где-то на Востоке. Когда отца, ведущего радиоинженера компании «Телефункен» демобилизовали на Восточный фронт, дед понял, что война проиграна. С того времени он перестал слушать Геббельсовскую пропаганду о возрождении нации и новом, всесильном оружии. Он умер от воспаления лёгких, не дожив до конца войны, мы похоронили его на нашем фамильном участке церковного кладбища…
Петер сделал маленький глоток воды и и замолчал. Захар вдруг подумал о своих родных, сердце привычно похолодело. В эту минуту, Элиса накрыла его руку своей ладонью, от неожиданности Захар вздрогнул, холод медленно отступал.
— После войны, дом отобрали и мы с мамой переехали в Берлин. Вскоре она вышла замуж, — после паузы продолжил рассказ Петер, — её муж был кардиохирургом, очень высоким специалистом, таких в Рейхе, да и во всём мире, было наперечёт. Не смотря на то, что у него был чин подполковника Вермахта, на фронте он никогда не был, служил не далеко от Берлина в Хеннигсдорфе, где заведовал военным госпиталем. В медицинских кругах Генрих Фон Диль, до сих пор пользуется завидным авторитетом, при том, что давно уже не практикует. Именно он привил мне любовь к медицине, занимался со мной, когда я учился в университете, помогал деньгами не смотря на то, что к тому времени уже развёлся с моей матерью. Генрих довольно часто ездил в Советский Союз, оперировал там кого-то из партийных боссов. В одной из таких поездок, пользуясь своими связями он разузнал, что мой отец умер в Лебедянском лагере НКВД для военнопленных № 35, это где-то в Липецкой области…
Перевод давался Элисе не легко, она часто переспрашивала, путалась в названиях, долго подбирала нужное слово.
— Я плохо помню своего отца, в основном из рассказов бабушки, она не чаяла в нём души и не пережила, когда его забрали на фронт. У меня нет ни одной его фотографии, хотя мама рассказывала, что в доме Веберов был целый сундук набитый семейными документами и альбомами…
В этот момент Петера позвали из клиники, он извинился и ушёл. Вернулся он вместе с миловидной женщиной.
— Знакомьтесь пожалуйста, это моя жена Катрин, она немного знает русский язык.
Женщина перекинулась несколькими фразами с Элисой, протянула руку Захару и продолжила рассказ.
— Когда освободилась вакансия в этой клинике, Петер не раздумывая подал прошение о переводе, хотя в то время занимался научной работой на кафедре психологии Берлинского университета. Одна из причин, может быть даже самая главная причина — этот дом всегда притягивал его. Мы иногда просто приезжали сюда, чтобы провести здесь Wochenende…
— Выходные, — помогла ей Элиса.
— Danke, именно так, выходные дни, — Катрин улыбнулась, — и ещё конечно Петер надеялся найти здесь семейный архив Веберов. Разумеется мы были счастливы, когда Министерство Здравоохранения утвердило перевод Петера в клинику. Здесь был непочатый край работы связанный не только с больными детьми, но хозяйственной и организаторской. Больше года заняло переоборудование здания, поиски нужной аппаратуры, подбор медицинского персонала. Нам много помог доктор Диль, кстати только недавно нам стало известно, что к этому переводу в Лейпциг, «приложил руку» именно он. Мы очень ценим его дружбу, он и сейчас изредка нас навещает…
