Игорь Сапожков - Золотое Дѣло
В один из дней, брат решил меня взять с собой. Мы направлялись к бывшей синагоги Рамбана, в которой вот уже пятьсот лет никто не молился. Остатки этого древнего здания, были кое-как заколочены досками, крышу подпирало неотёсанное бревно. Насквозь пропахшие резким кисломолочным запахом помещение делилось на две части, в большей по размеру производили сыр и сметану, в меньшей размещалась торговая лавка. У перекошенного забора нас ждал Берл, он подал знак и мы следуя за ним спустились в глубокий подвал под синагогой. Там он зажёг три толстые свечи, раздал их нам и по запутанным, сводчатым ходам мы двинули вглубь. И Берл, и Яша здесь прекрасно ориентировались, очевидно по этому подземелью они путешествует не первый раз. Дорога заняла четверть часа, в конце концов мы вышли в довольно большой зал забитый ящиками с книгами. Через круглые вентиляционные решётки установленные в стенах под самым потолком, пробивались слабенькие лучи дневного света. На первый взгляд здесь царил хаос, но немного разобравшись я увидел, что все ящики были подписаны и разделены на секции в которых каждая книга имело своё место. Рукописи и свитки хранились в отдельных коробках.
— В этой либрарии, — нарушил тишину Берл, обращаясь ко мне, — есть рукописный Танах, которому больше четырёхсот лет, поэтому будь повнимательнее с свечами…
Я не успел ничего ответить, моё внимание привлекла отделившаяся от стены тень, которая тут же превратилась в худого седобородого старика. Бесшумно ступая, он почти вплотную подошёл ко мне и близоруко сощурив прозрачные глаза, стал внимательно разглядывать моё лицо. Затем он медленно обошёл вокруг меня и протянув руку провёл ладонью по моим давно не стриженным волосам.
— Младший Пантира имеет больше сходство, — отступив на несколько шагов прошептал он дрожащими губами.
Тем временем Берл достал из заплечной сумки и разложил на столе свежие питы, зелень, узелок соли и глиняную бутылку вина. Пока мы ели, старик не сводил с меня глаз.
— Это книгохранилище и есть первая молельня Рамбана, — покончив с вином объявил всеведущий Берл.
— А почему она находится в подземелье?
— Потому что по ранним мусульманским законам, иудейские молитвенные дома не могли строить выше магометанских. Вот и прятались по подвалам да погребам, — с досадой добавил он.
Хранителя книг звали Йосеф Штерн. Он любил эти книги душой и сердцем, оберегал их от сырости и плесени, защищал от крыс, мышей и разных насекомых, стерёг от воров. Они давно уже стали частью его жизни, в них он находил смысл бытия, из них черпал силу, ими укреплял знания. Получив в своё время блестящее светское и религиозное образование в Лондоне, Штерн вернулся в Иерусалим и долгие годы сперва изучал Талмуд, а потом преподавал в иешиве. Он в совершенстве владел несколькими языками, разбирался в геометрии и астрологии. Обращаясь к нему, Берл почтительно называл его Рав.
— В те времена выражение «Сын Божий» несло в себе скорее аллегорический смысл, — Йосеф Штерн говорил тихо, почти шёпотом. Чтобы его услышать приходилось напрягать слух, — и всем было понятно, что человек которого так называли, не имел родства с Всевышним. Обычно так обращались к не имеющим пристанища сиротам или безобидным уличным бродягам. И не удивительно, что так называли Иисуа, он был бессребреником, ходил по деревням, ремонтировал мебель, никого не обижал, если что и зарабатывал, то деньги раздавал нищим и попрошайкам, в общем ничего дурного не делал. Тогда по дорогам святой земли в поисках обиженных и не довольных, слонялось не мало самопровозглашённых пророков. Вскоре и Иисус стал проповедовать, некоторые его слушали, некоторые гнали со двора, но большинство равнодушно проходили мимо. И хотя говорил он простым языком, чтобы понять предположим, что царствие небесное — внутри человека, нужно быть даже не мудрецом, но философом. Я пожалуй соглашусь, что он был одарён, необычайно умён и намного обогнал своё время, но вместе с тем допустил одну роковую ошибку, присвоив себе титул Божьего Сына? И случись это не в Иудее, а любом другом месте, и восстань он не против иудаизма, а против скажем ислама, тех же Греческих Богов или даже языческого истукана, его участь была бы так же печальна…
Рав закашлялся, попил воды и продолжил:
Впервые я прочёл это у римского философа-платоника Цельса. Вероятно эта запись появилась в его дневниках, в последней четверти второго века во время путешествия по Финикии. Записанное им предание гласило, что Иисус родился в иудейской деревне от местной женщины Мариам и от римского легионера по прозвищу Пантера. Легионер был родом из Греции, имел талант к искусству рисования, прозвище своё получил за храбрость в бою и из-за светлых волос, собранных на затылке в хвост. На греческий выговор прозвище звучало, как Пандира. Независимо от дневников Цельса, через какое-то время я натолкнулся на это же предание в Вавилонском Талмуде, где Иисус назван не иначе как «Иашуа бен Пандера» другими словами «Иисус сын Пантеры». Тогда получается, что человек которого распяли на кресте был наполовину римлянин. Можно предположить, что Понтий Пилат как-то разузнал, что земным отцом Иисуса был римский солдат. Не по этой ли причине безжалостный и жестокий префект Иудеи, на совести которого бесчисленные казни невинных людей, вдруг так покровительствовал Иисусу… Йосеф надолго замолчал, в подземелье отскакивая от каменныхстен, всё ещё летал его шёпот.
Из книгохранилища мы выбрались поздней ночью. Распрощавшись с Берлом, мы молча шли обдумывая услышанное.
— Я остаюсь здесь, пока Ясмина не родит, — не глядя на меня без предисловий сказал Яков, — а тебе пора возвращаться домой.
— А когда вернёшься ты?
— Не знаю…
Брат так никогда и не вернулся. Одно время мы получали от него письма. Яша работал в госпитале, кроме того вместе с Берлом, они стали учениками Штерна и ходили с нему толковать Талмуд. Ясмина родила девочку, которую назвали Орна. Её фотографии мы так и не дождались, начавшиеся мировые войны полностью парализовали международную почту.
Захару грезилось, что он спит, положив голову на тёплые мамины колени. Монотонный голос деда растаял в тишине. Захар открыл глаза и резко встал, смахнул невидимые пылинки с рукава пиджака и направился к выходу. У двери он оглянулся, комната была пуста, только короткие шторки, укрывающие ларец со свитками Торы, легко шевелились словно от сквозняка. У двери стоял Рав Зимберг, Захар сразу узнал его, казалось годы обошли его стороной. Они встретились глазами. Рав тоже узнал его.
— Ты вернулся домой, Сын Божий!?
При этих словах Захар вздрогнул будто от сильного электрического разряда, достал из кармана медальон Кёлера, прощаясь взглянул на него и протянул священнику…
Вернувшись на работу первым делом Захар попросил Леночку добыть ему греко-русский словарь. Расторопная секретарша быстро выполнила странное поручение. Немного полистав его, Захар удовлетворённо откинулся на спинку удобного кресла, заложил руки за голову и закрыл глаза. Чуть ниже слова «πάνθηρα» (пантера), он наткнулся на слово «παρθενος» (партэнос), что в переводе значит «девственница». С большой долей вероятности, «пантера» может быть искажением греческого слова «девственница». Исходя из этого выражение «Сын Пантеры» можно так же толковать, как «Сын Девственницы».
Igor Sapozhkov / Золотое Дѣло ©
February, 2009
New York [email protected]
