Е. Бирман - Игра в «Мурку»
Дальше двинулись Серега с Борисом через Армянский и Еврейский кварталы к Стене Плача.
— Между прочим, — объявил Борис, — это она только порусски Стена Плача. На иврите и на английском — это Западная стена. И это не только потому, что это западная часть подпорной стены Храмовой горы. — Борис затеял такую значительную паузу, что невозможно уже было ошибиться в значительности того, что услышит сейчас русский разведчик из его уст. — Понимаешь, Серега, наша Стена не плачет и развернута к западу.
На площади перед Стеной, к удивлению Сереги, напялил ему Борис на голову кипу, без которой нельзя к Стене. Серега проверил самоощущение, не произошло ли с ним чего-нибудь при этом. Вспомнил, что и американский президент, и даже французский не брезгуют надеть кипу порой, чтобы выразить симпатию к евреям (только русский президент отказался, потому что он может евреям симпатизировать и без кипы). Сереге еврейская кипа ничего не сделала. Даже наоборот, норовила слететь с головы при каждом порыве ветра, потому что это была гостевая кипа и сделана была из легкого картона по известной еврейской экономности во всем, что касается еврейской набожности, щедрой на докучные просьбы к Богу и сдержанной в расходовании материальных средств во имя Его. Пришлось Сереге придерживать кипу рукой во все время визита к Стене. Нужно будет доложить полковнику, подумал Серега, чтобы в случае, если ему придется посетить Стену Плача, не забыл бы он купить в лавке тяжелую кипу, потому что полковник не президент, чтобы от кипы отнекиваться, и потому что у полковника госбезопасности, когда он приближается к еврейской Стене, на всякий случай должны быть обе руки свободны. В записке, которую поместил Серега в щель Стены, попросил он у Всевышнего заступничества за него самого, Серегу, за «Брамсову капеллу», за полковника Громочастного, майора Пронина с женой и детьми, за Электрическую компанию (незлобив наш Серега) и, конечно, за российского президента.
По пути к Храму Гроба Господня купил Серега, которого заела щедрость Бориса, бедуинский кривой нож с медной рукояткой в виде хобота слона с камнем под сапфир на конце. Хобот не утончался к концу и в направлении сапфира, как у настоящего слона, а, наоборот, расширялся для удобства руки. Ножны были из латуни и пластмассы под слоновую кость и скреплены несколькими маленькими винтиками под отвертку «Филипс». На латуни был восточный узор в большом изобилии. Этот нож Серега подарил Борису, и Борис его с тех пор брал всегда с собой в Иерусалим для защиты от террористов. Практичная Баронесса, узнав об этом, посоветовала ему оставлять нож дома, чтобы его самого этим же ножом не зарезали.
Но вот пришли к Храму Гроба Господня. Увидев две скромные арки (одна заложена камнями) на площади, на которой телега, запряженная двумя лошадьми, с трудом развернется, Серега был несколько озадачен. Он полагал, что вид должен быть если и не такой, как на Исаакий, то уж хотя бы как на Спаса на крови (на последних курсах повышения квалификации была экскурсия в Санкт-Петербург за счет фонда администрации президента, о чем Серега, конечно, не ведал, а полковнику Громочастному шепнул об этом другой полковник, из финчасти (эти — все знают), к тому же — коренной москвич).
Трудно сказать, замечают ли жители Еврейского Государства это несоответствие, эту архитектурную непропорциональность Старого Города с жалкими его переулками, где кишат людские потоки, словно вереница муравьев движется колонной из-под кафельной плитки в стене по башне из немытых тарелок в кухонной раковине. Нет чувства величия в Старом Городе, нет Пирамиды, нет Александрийского столпа — в общем, на русский вкус сильно недостает вертикали в иерусалимском Старом Городе. Ведь тут надо заметить, что жизнь в России при всех грандиозных размерах этой страны возносится ввысь, а в Еврейском Государстве — распласталась по рельефу местности. Вот, например, Борис хорошо помнит, что в России если он был инженером вначале, а потом старшим инженером, а потом ведущим инженером, то над ним еще был начальник сектора, а над начальником сектора — начальник отдела, над ним — начальник отделения, над тем — начальник КБ, выше — главный инженер, еще выше — директор предприятия, над ним — начальник объединения со своим главным инженером, над ним — начальник главка в Москве, выше — заместитель министра, над тем — министр, над министром — промышленный отдел ЦК, над ним — Политбюро, над Политбюро — Генеральный секретарь. Да еще мы какое-нибудь звено упустили по дороге, например заместителя начальника главка, которого непонятно, куда приткнуть в нашей иерархии, потому что на него уже директор предприятия смотрит свысока, мечтая сразу выйти в начальники главка, а при удачном раскладе знакомств и связей — так даже в заместители министра.
А в Еврейском Государстве — вчера был Аврумка или Хаимка, завтра волею сумасшедших избирателей — министр, а послезавтра, глядишь, уже сидит, голубчик, в наручниках и от телекамер пытается защититься, натянув майку на голову, чтобы одноклассники его детей в школе не задразнили: «Аба шелха — ганав!» («Папаша твой — аферист!»)
А вот Теодор, например, по работе — фрилансер, то есть свободный художник. Над ним только Господь Бог в небесах, и в того он, кажется, не очень-то верит. Говорит, что он агностик, принадлежащий к иудейской конфессии. Возьмет заказ, сляпает программку методом Copy-Paste, получит денежки и на них съездит с Баронессой в Лондон или новую картину из художественного салона в Яффо на стену в своем салоне повесит. И так вся еврейская жизнь покажется высокому чиновнику из России одной большой лужей, где возлегают все евреи в свое удовольствие. И захочется ему разве что почесать их за ухом снисходительно со своей невероятной высоты, на которой только рубиновые звезды горят.
И внутри Храма Гроба Господня был Серега несколько озадачен. Тут рядом и камень, на котором лежал Спаситель, и гроб Его, а на Голгофу от самого почти Гроба нужно подняться по узкой лестнице, и кажется, что кто по ней однажды поднялся, тот там и остался навеки, так много там сбилось народу. Наоборот, в пещере, в которую снесли Иисуса после креста, совершенно пусто — одни маленькие крестики на стенах, выдолбленные в камне крестоносцами. Чтобы проползти в часовню, где Гроб Господень, нужно быть спелеологом, а сама часовня жива лишь благодаря рельсам железнодорожным, которые ее стягивают, рельсам такого вида, что, увидь их станционный смотритель в тупике где-нибудь в Восточной Сибири, непременно написал бы докладную записку начальству о том, что неплохо бы их заменить на новые. И служба тоже — то католическая, то армянская, то православная. В общем, осталось у Сереги чувство, что святое христианское место, хоть и не имеют на него евреи никакого влияния, пребывает в общей атмосфере обычной еврейской чехарды, к которой он уже почти привык в Димоне.
На обратном пути в Рамат-Ган на улицу Жаботинского Серега заснул, хотя и хотел взглянуть еще раз на обгоревшие автомобили по дороге, которые, как рассказал ему Борис, доставляли продовольствие и боеприпасы евреям в осажденный Иерусалим в 1948 году в Войну за независимость нового «теодорского», как говорит полковник, государства.
ВЫПОЛНИТЬ ЗАДАНИЕ
Перед Теодором и его друзьями встала непростая задача — выполнить задание русской разведки, чтобы помочь Сереге.
— По поводу нейтрализации ПВО на стратегических объектах, — начал Теодор, — думаю, что метод, примененный нами при последнем налете, для русских уже не секрет.
Члены Кнессета с уважением посмотрели на Теодора — в его сейфе хранилась врученная ему самим Президентом Шестиконечная Золотая Звезда, которую он получил за сочиненные им эротические беседы. С их помощью отвлекли от выполнения служебных обязанностей офицеров ПВО противника перед последней операцией. Об авторстве Теодора знать русские не могли. Об этом знало считанное число лиц и Президент государства. Президент знает и вещи посерьезнее, например как посеять в души страх перед текстильной фабрикой в Димоне.
Таким образом, ответ на первый пункт запроса русской разведки был готов. Но тут вдохновение охватило Теодора, и он добавил от себя еще фантастических идей.
— Военные часто склонны готовиться к прошедшей войне, — повторил Теодор всем известную сентенцию. — А время не стоит на месте, и противник не тратит времени зря. Какой контршаг напрашивается сам собою против такого могучего оружия, как эротические беседы? — спросил Теодор самого себя и сам же себе ответил: — Логично предположить, что ответом на применение эротических бесед станет поголовная кастрация офицеров ПВО противника. Предвидя такой ответный шаг, следует отобрать какой-нибудь особо чувствительный и гуманный дамский роман, желательно имеющий касательство к Ближнему Востоку, чтением которого можно будет снова отвлечь их внимание. Это сделать будет нетрудно, такие романы теперь, кажется, пишут в России еврейские женщины, и публика их хорошо раскупает.
