Е. Бирман - Игра в «Мурку»
В политике та же чехарда. Все друг с другом «вась-вась», и даже премьер-министра какими только словами не обзывают. Теодор считает, что должность премьер-министра вообще следует упразднить. В стране, говорит он, где по общему признанию активно действуют пять миллионов премьер-министров, глава исполнительной власти должен именоваться не премьер-министром и даже не главой правительства, а Дневальным по Государству, который в отличие от премьер-министров (то есть еврейского народа) не произносит речи (на местном политическом жаргоне это называется «делать языком бла-бла»), но вместе с Помощниками Дневального (так по предложению Теодора должны называться в Еврейском Государстве министры) практически готовит к войне казарму и населяющих ее премьер-министров. Если же Дневальный и его Помощники хотят почувствовать себя Премьером и Министрами, пусть съездят с дружественным визитом в Россию. Там поверят, что они важные люди, и даже журналисты выслушают их, не перебивaя.
О войне и мире. Кто побогаче — за мир с компромиссом, кто победнее — за компромисс с мордобоем. Так и должно быть, потому что у богатых имеются другие забавы. Ну, и наши из последней волны, поскольку пока победнее, — тоже большие сторонники бить морды, хотя в России были против рукоприкладства. Я их там понимал в этом смысле, но и здесь понимаю — уж больно Соседи нарываются.
А в общем, евреи, они и есть евреи — мелкобуржуазная среда, не любящая палки, не лишенная патриотизма, хоть и досадно оторванная, как говорит Теодор, от европейского лоска. Язык? Я ведь высокого языка не знаю, а тот, что в Электрической компании или на улице в Димоне, — короткий, выразительный, напоминает русский матерный и в последний переходит иногда плавно, а иногда так неожиданно, что даже вздрагиваешь.
Развивается и местный вариант русского, что-то вроде южноафриканского инглиша. (Sic! Так культурной экспансией создаются империи!) По словам Теодора, в местный русский язык проникает певучесть, ивритская краткость, арабский мат, а также общая безбашенность Еврейского Государства.
В плане государственного устройства бушует в Еврейском Государстве еврейская демократия. Кнессет Зеленого Дивана видит ее чем-то вроде плохо отрегулированных качелей. То есть — придут к власти либералы и демонстрируют, как мостят дорогу в ад благими намерениями. Перехватят у них власть другие, которых трудно назвать консерваторами, потому что консервативных евреев не существует в природе (есть только упрямые), и уже скоро кажется: ничего не важно, никакие фундаментальные ценности, а только дайте устроить что-нибудь замечательно прогрессивное. Так и качается, и качели эти в их понимании и есть жизнь. В англосаксонский четырехлетний цикл еврейский темперамент, как правило, не укладывается. Свои правительства они валят чаще. Вообще есть у меня личное впечатление, что евреи живут быстро.
Вот, Петр Иосифович, и все на первый раз. Очень надеюсь на скорое вознаграждение.
До свидания,
Ваш Серега.Резолюция полковника Громочастного (частично стилизованная автором под разговорную речь): «Хм! Каков, однако, стиль! И этому „Sic!“ мы его не учили! Выплатить месячную зарплату работника Электрической компании из спецфонда по статье „непредвиденные расходы“».
ЗАДАНИЕ
Громочастный диктовал письмо майору Пронину.
Уважаемый Теодор и другие члены подразделения «Брамсова капелла»! Прежде всего, благодарю Вас за проявленную готовность к сотрудничеству двух наших великих стран и не менее великих народов. Сотрудничеству, которое неизбежно сделает этот мир более безопасным, надежным и счастливым. Излишне напоминать вам, но я все же сделаю это, что Россия, чьи интересы я имею честь представлять, ни в коей мере не видит в Еврейском Государстве вероятного противника. Более того, такая «опция», как принято у вас говорить, представляется нам совершенно невероятной. Мы категорически отвергаем даже самую мысль о возможности сбора разведывательной информации на территории вашей страны. Хорошо зная Теодора и полагая, что посещающие его дом господа обладают так же, как и сам Теодор, выдающимися умственными способностями, столь характерными для вашего славного древнего народа, мы были бы чрезвычайно благодарны, если бы вы изложили подробно ваше видение следующих технических аспектов, имеющих значение для укрепления оборонной способности наших стран и взаимного сотрудничества в сфере обороны и борьбы с международным терроризмом:
— нейтрализация средств ПВО вокруг стратегических объектов;
— борьба с противотанковыми управляемыми снарядами;
— средства разрушения подземных стратегических объектов (до 50 метров в глубину).
Не сомневаюсь, что наше сотрудничество послужит взаимному процветанию и делу мира во всем мире.
Искренне ваш
Издатель
— Как думаешь, Пронин, распустит хвост Теодор? Сыграет «Мурку»? — спросил полковник Громочастный и сделал нетерпеливый жест рукой, означающий, что он не ждет ответа на вопрос. Полковник не любил гадать на кофейной гуще, он предпочитал действовать и анализировать результаты предпринятых им шагов. — Ни в коем случае не предлагать денег, — добавил он. — Хвалить! Восхищаться! Теодором, его друзьями, женой, домом, подвигом народа, вернувшегося на свою историческую родину, осушившего малярийные болота, возродившего древний язык (медицину не трогайте — могут заподозрить подвох), в общем — всем этим еврейским курятником в пустыне у моря… Сыграет, сыграет Теодор «Мурку».
Теодор по получении письма был польщен чрезвычайно и даже пожалел, что сжег бумаги из своего досье. Смущал его только взгляд Баронессы, в котором читалось сомнение.
— Домашняя контрразведка, — пробурчал он.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ИЕРУСАЛИМ
Следующий этап в деле просвещения Сереги взял на себя Борис. Привитие сионистских ценностей к подгнившему стволу марксизма-ленинизма — задача нетривиальная, но решаемая. Испробовано, работает. Немного строгости, капелька пафоса и личный пример. Невзирая на протесты Сереги, Борис объявил ему, что приедет к восьми часам и будет гудеть из автомобиля, пока либо не сбегутся все соседи, либо Серега не выйдет. Серега вышел без пяти восемь, взглянул без всякого энтузиазма на поэтический профиль Бориса и хотел улизнуть на заднее сиденье, чтобы доспать по дороге в Иерусалим, но Борис распахнул перед ним правую переднюю дверь и сказал сурово и отрывисто, что дорога на Иерусалим чрезвычайно красива и изобилует многочисленными историческими памятниками борьбы еврейского народа за свою независимость и свободу. Серега вздохнул и сел на переднее сиденье с мрачной готовностью узнать все про борьбу и независимость еврейского народа.
— Привязной ремень! — напомнил ему Борис.
— Да у нас в Димоне… — начал было возражать Серега.
— Штраф ты платишь! — не стал дожидаться Борис Серегиных сентенций насчет порядков в Димоне.
«И в России тоже…» — хотел добавить Серега, но махнул рукой и пристегнулся.
И снова — рамат-ганские небоскребы, гордый блеск их в душе Бориса собирается как в зеркальной параболе и, сконцентрированный в его взгляде, брошенном на русского разведчика, угрожает ослепить последнего. Снова вокзал, которого Борис не замечает, выруливая на Аялон, а потом — и на трассу Тель-Авив — Иерусалим.
— Это что-то вроде путешествия из Петербурга в Москву, только в данном случае — как бы из Москвы в Петербург, то есть из Тель-Авива, метрополии экономической, в Иерусалим, метрополию державную, — объявил Борис и дружески толкнул плечом сонного Серегу. — Это в поезде из Москвы в Петербург можно выспаться ночью, а здесь расстояние ровно в десять раз короче, плюс виды, плюс памятники.
— Слева христианские монастыри, в том числе молчальников, вроде тебя, — объяснял в дороге Борис, — а справа от дороги — музей танковых войск Еврейского Государства. Мы с тобой и туда как-нибудь съездим.
Серега вздохнул. Между зелеными холмами, поросшими хвойным лесом, показались красные крыши домов. И на эту пасторальную картину обратил Серегино внимание Борис. И если Теодор на еврейском севере сам увлекался красотами, то Борис передавал свои чувства Сереге тем способом, которым учат домашней гигиене котят. Таким в точности способом ткнул он Серегу носом в покрашенные от ржавчины остовы сгоревших машин, везших продовольствие осажденному Иерусалиму в 1948 году.
Вот наконец и сам Иерусалим. Вот и парковка. Отработанным маршрутом провел Борис Серегу в Иерусалиме через миленькую пешеходную зону, где можно купить картины с евреями либо летающими, либо молящимися. Таков условный язык искусства: все знают, что в жизни евреи занимаются добыванием денег, едой, сексом и другими «гешефтами», а на картинах, которые сами пишут, они летают или молятся, или, окончив летать и молиться, смотрят с картин на прохожих и думают, например: а не купит ли картину со мною вот этот внук еврея, похожий на русского поэта Есенина, которого прогуливает еврей, похожий на христианского поэта Пастернака? Но у этого еврея, который прогуливает внука еврея, выражение глаз совсем не такое, как у поэтов серебряного века, веет от него практицизмом и решительностью, что несомненно выдает в нем пламенного сиониста. У такого кость не отнимешь!