Дэвид Бэддиэл - Время спать
Вдруг зазвонивший телефон заставляет меня вздрогнуть.
— Алло?
— Наконец-то я тебя застала! Замечательно! Я уже устала оставлять сообщения твоему дурацкому автоответчику. Ты единственный человек из всех, кого я знаю, который так долго не перезванивает, — не считая Хьюго, конечно.
— Здравствуй, мама.
— Я просто хотела крылом махнуть, и все.
— Понятно.
Повисает молчание. Похоже, обычные помехи на линии превратились в тихое дребезжание. У моей кофеварки запор, у путеводителей — проказа, а теперь еще и телефон контузило.
— А как там твоя новая девушка? — небрежно бросает мама.
Впрочем, это скорее попытка спросить небрежно, поэтому эффект получается обратный.
— Хорошо. Наконец-то увидел ее.
Секунду мама ничего не говорит.
— Ты, кажется, говорил, что вы неплохо ладили до ее отъезда в Америку.
Да? Вот черт.
— Ну да. Наконец-то увидел ее после приезда. Мы поужинали.
— О-о! — обрадовалась она. — Вы поужинали!
— Да.
Молчание. Кажется, я знаю, что за ним последует.
— Вос нох?
«Вос нох» — это на идише. Это все равно что сказать: «Ну? Да? И что дальше? Рассказывай же…», только чуть более настойчиво.
— Нох ничего, мама. Мы поужинали вместе.
— А еще будете ужинать?
— Да. Надеемся открыть клуб для гурманов.
— Правда?
— Нет. Это была шутка.
— А…
Я очень надеюсь, что Интерпол это не записывает. Они могут меня арестовать по какому-нибудь сфабрикованному обвинению (например, в шпионаже) просто для того, чтобы им не пришлось больше сидеть в своих наушниках времен Второй мировой войны и переживать, краснея и смущаясь.
— Ты ни за что не догадаешься, кого я случайно встретила на днях!
Это точно. Никогда не догадаюсь.
— Джима Дикона? Майкла Бантинга? Уолли? Индиру Мютхенфлякен? Братьев Тишнер?
— Нет, — ликует мама, — Ника.
— Ника? Человека по имени Ник?
— Друга твоего.
— Где ж ты его умудрилась встретить?
— На рынке Уэмбли. Не знала, что он умеет играть на дудке.
— Он на рынке дудку искал?
Она смеется, будто я сказал какую-то глупость. Натягивая телефонный провод до предела, подхожу к окну, запотевшему от тепла батареи, натягиваю рукав халата на запястье, чтобы протереть стекло. В получившемся грязноватом пятне я вижу побелевшие от снега верхушки деревьев; такое впечатление, что земле этой ночью принесли какие-то дурные вести и она поседела.
— Дорогой, ну что ты как маленький? — говорит мама. — Он был Веселым Дудочником.
— Ах, естественно. Что ты несешь?
— Габриель, а ругаться необязательно.
Ругаться необязательно? Мой отец кричит «гребосраная хренотень», когда не может найти ключи от машины. Интересно, что бы он сказал, узнав, что человек, с которым он живет, сошел с ума?
Теперь, кажется, мама начинает понимать…
— А я подумала, что это одна из ваших шуточек, — несколько подавленно оправдывается она.
Она явно думала, что это будет такая забавная история, над которой мама с сыном мило похихикают, а потом, возможно, между ними установится связь, пусть и слегка запоздалая. Она не была готова к психологической драме.
— Но он же всегда был шутником, разве нет? — добавляет мама чуть ли не умоляющим тоном, словно протягивая руку над бездной в поисках хоть намека на понимание.
— В общем… да, — сжалившись, протягиваю ей мизинец. — Но я не думаю, что это все шутки. Похоже, у него немного поехала крыша.
— Может, это все наркотики?
Все-таки удивительно, как самая банальная мысль вполне может оказаться верной.
— Может… Но, по-моему, это не вариант.
— А это что за наркотик?
— Это… Я просто хочу сказать, что он не увлекается наркотиками или чем-то в этом роде. И тем более тяжелыми наркотиками. Хотя… может, отчасти дело и в этом… Так что конкретно он вытворял?
— Он ходил туда-сюда и играл на дудке.
— Из этого ты заключила, что он Веселый Дудочник.
— Ну, на нем еще была небольшая зеленая шляпа.
— Но это еще не значит, что он… Так, что за небольшая зеленая шляпа?
— Откуда я знаю, Габриель?
— С черной африканской ленточкой?
— Слушай, я не помню. Кажется, да.
— Понятно. Ты с ним разговаривала?
— Только поздоровалась. Ну и спросила, как дела. Махнула крылом.
— А он что сказал?
— Он сказал: «Здравствуйте». А потом… — мама смеется, только не очень уверенно, поскольку помнит, чем обернулась ее беспечность несколько секунд назад, — …было очень забавно. Он раскинул руки в стороны — я даже подумала, что он собирается меня обнять, — и сказал: «Не буду больше прыгать, раскинув руки. Буду ходить, раскинув руки». Потом зашел в супермаркет.
Она по-прежнему считала, что у Ника нет никаких проблем. Впрочем, это неудивительно. Просто для нее не существует самой категории «большая проблема».
— А как он умудрялся играть на дудочке, раскинув руки?
— Я не думаю, что ему было важно держать дудочку. Он, скорее, дул в нее. Мелодией это назвать сложно.
Динамик в телефонной трубке дребезжит, явно переоценивая свою значимость относительно всех других частей телефонного аппарата. Похоже, тема исчерпала себя. Я иду обратно к кухонному столу. Кажется, что серовато-желтый рычажок телефона умоляет меня о том, чтобы я аккуратно положил на него трубку.
— Ладно, неважно, — подвожу я разговор к финалу. — Еще созвонимся.
— Да. Не будь как еврейский почтамт. И, — сознательно переключается она на игривый тон, — обязательно скажи мне, если вы с Диной опять пойдете ужинать.
— Да-да.
Кладу трубку. Итак, я сказал маме, что уже ужинал с Диной. То, что мне надо, находится совсем не там, где надо, — в памяти моей мамы. Осознание этого и неумение врать (вы сами все видели) приводит меня в движение. Я нажимаю кнопку быстрого вызова с надписью «Э/Б». В коридоре терракотового цвета звонит телефон.
7
Один из тысяч парадоксов бессонницы (а по большому счету, когда человек не может ночью заснуть — это уже парадокс) состоит в следующем: весь день меня преследует желание прилечь; единственное удобное положение — это когда распластаешься на диване, весь в нем утопаешь, и при этом линия тела идет параллельно линии пола (не считая головы, которую подпирает очень, очень мягкая подушка), но как только за окном темнеет и я перебираюсь в кровать, все начинает зудеть, и через восемь секунд уже каждая клетка моего тела хочет, чтобы я встал и чем-нибудь занялся.
Эти ночные конвульсии, равно как и все остальные неприятные нарушения и расстройства, связанные с этим дурацким заболеванием, сильнее всего проявляются, если на следующий день предстоит что-то действительно очень важное. В канун самых значительных событий в моей жизни все ночи были абсолютно одинаковыми. Бармицва? Глаз не сомкнул. Финальные матчи? Восемь часов с подушкой боролся. Благотворительный футбольный матч против бывших профессионалов, когда я должен был играть, не имея на то права, за команду журнала «За линией»? Четыре раза подрочил, выпил два молочных коктейля. Таким образом, ко всем важным событиям в жизни я подходил, функционируя процентов на сорок.
Завтра встречаюсь с Диной. Она согласилась со мной поужинать. Теперь я даже не уверен, что рад этому. По крайней мере, если бы она отказалась, у меня был бы шанс спастись бегством.
— Алло?
— Дина? Привет, это Габриель.
— Габ… А, брат Бена. Привет. К сожалению, их сейчас нет, они к доктору ушли.
— Неважно. На самом деле я с тобой хотел поговорить.
— Со мной?
— Ну да. Слушай, я тут думал…
Ведь сама ситуация стара как мир. Парень нервничает, волнуется, не зная, что сказать женщине, с которой он хочет встретиться. Репетиции перед зеркалом, заученный текст — все фигня. К сожалению, осознание того, что этот стереотип глубоко укоренился в культурном пространстве, не облегчает выполнение задуманного.
— …то есть ты можешь, конечно, отказаться. Просто я подумал, что тебе, может, захотелось бы сходить куда-нибудь, чего-нибудь выпить.
Повисло молчание. Дребезжание в трубке стало таким громким, что мне на мгновение показалось, будто она нажала на кнопку «режим ожидания» и я слушаю Моцарта.
Интересно, я бы так же нервничал, если бы просто приглашал ее куда-то; в смысле, если бы во время этого спектакля на заднем плане декораций не красовался портрет Элис? Если бы это были обычные отношения из серии «мальчик — девочка»?
— Э… а зачем?
— Зачем?..
Зачем? Зачем? И что она ожидала услышать? Затем, чтобы в итоге, после обычной прелюдии, призванной создать видимость того, что все не так просто, как кажется, я засунул свой половой член в твое влагалище. Понятно?
— Я просто подумал, что было бы неплохо. На меня произвело впечатление то, что ты на днях говорила о моей бессоннице.
