Дирк Уиттенборн - Жестокие люди
– О, неужели? Потрясающе.
– По-моему, Брюс вовсе не так неотразим, как ему кажется, – толстяк не собирался сдаваться.
– А почему тогда ты постоянно говоришь о нем? – Эта была первая фраза, которую произнесла девушка со шрамом.
– Меня бесит, что он так уверен в том, что он тако-о-о-й крутой. – Человек, закончивший Гарвард? Подружкой которого была нигерийская принцесса? Знаете, мне он действительно казался крутым.
– Иэн, ты просто не можешь простить моего брата за то, что он побил тебя за то, что ты лапал умственно отсталую сестру Аманды.
– Слушай, Майя, я и понятия не имел, что с ней что-то не так.
– Не ври, ради Бога! Она больна гидроцефалитом! У нее такой лоб, что на него самолет посадить можно – места хватит! – Троица просто зашлась от смеха. Здорово сестра Брюса прижучила этого Иэна. Кто-то притворно ойкнул, и лошадь мистера Роллинза встала на дыбы. Он выругался и резко дернул за поводья. Тогда его рысак подошел к тому месту, где стоял я, и он меня заметил.
Он подъехал еще ближе – теперь его кобыла вполне могла укусить меня – и только тогда снизошел до того, чтобы заговорить со мной:
– Ты что, новенький?
– Ага. – В руках у меня по-прежнему были пивные банки.
– Если не хочешь, чтобы тебя уволили, то сейчас же сходи и подбери те жестянки, которые валяются на дороге. Ты что, не видел их, что ли?
В дебрях штата Нью-Джерси я набрел на странное племя жестоких людей, которые вызывали не больше симпатии, чем яномамо. Невероятно? Тем не менее, это правда. Звучит нелепо, но я был ими очарован.
6 Мы пробыли во Флейвалле уже две недели. По утрам мама делал массаж Осборну, а потом ездила на собрания Клуба анонимных алкоголиков. В остальное время мы занимались тем, что старались не ссориться. В основном я сидел дома или гулял по полю. Новых впечатлений у меня было немного. Один раз мы ездили за покупками в супермаркет (своим размером он больше напоминал ангар), и еще я ходил на почту. Маме стало лучше. Не знаю, что ей помогло – антигистамины или цветочный мед. До этого дня я был уверен в том, что секрет ее выздоровления заключается в бесконечном потоке диетической колы и сигарет «Мальборо Лайтс», дым которых она жадно вдыхала целый день напролет. Кофеин, сахарин и никотин. Наркотики для бедных – так она это называла. С ней было уже не так весело, как раньше, и все-таки она была довольно забавной.
Но когда она стала бегать по утрам, я серьезно забеспокоился. Это что же с ней будет? Мама надевала кроссовки и тренировочные брюки и отправлялась на пробежку, а когда, запыхавшись, возвращалась домой, спортивный бюстгальтер прорисовывался за мокрым клином на ее футболке с изображением улыбающегося лица. Она хотела, чтобы я развеселился, потому что тогда ей самой будет легче изображать, что ей стало лучше – открыв банку колы и попыхивая сигаретой, мама говорила мне: «Иди прогуляйся… Посмотри, какая красота вокруг. Подыши свежим воздухом. Может, познакомишься с ребятами твоего возраста».
Я так и не рассказал ей о столкновении с аборигенами на лошадях. Мне было одиноко, скучно, да еще и телевизор поломался… Поэтому подающий надежды юный антрополог, дремлющий во мне до поры до времени, пробудился. Я решил описать эту пятерку избалованных богатеньких детишек так, словно они действительно были неизвестным племенем, живущим где-то в бассейне Амазонки.
Иэн Подлый жирный кабан на белой лошади, приставал к слабоумной девочке. Гаваец по происхождению, хоть ни капли не похож на гавайца.
Майя На лице – шрам. Сестра Брюса. Умеет выпускать кольца дыма.
Тощий Собственный «Порше». Решил завязать с алкоголем, переключился на антидепрессанты.
Итальянец Тупой. А может, дело в том, что он итальянец.
Пейдж Блондинка с большими сиськами. Разговаривает таким тоном, будто смертельно устала.
Брюс ?
Моим любимым антропологом (не считая отца, конечно) был Наполеон А. Шаньон, автор книги «Яномамо: Жестокие люди». Эта замечательный классический труд кишмя кишел фотографиями туземных грудей, и я (заявляю об этом с большим смущением) использовал его в качестве замены подмокнувшего экземпляра журнала «Нейчурал хистори». Но мы сейчас не об этом. Так вот, в перерывах между сеансами мастурбации я заметил, что рассказы Шаньона о том, что он пережил, когда находился в гостях у индейцев Амазонки, здорово смахивают на мои приключения в Флейвалле. Ведь антрополог – это, по существу, новый житель маленького городка. Вот что он написал о первых днях пребывания в джунглях: «Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы свыкнуться с их представлениями о морали и родственных связях. Меня далеко не сразу удалось стать членом их сообщества».
Надо признаться, мне оказали холодный прием. Этот говнюк Иэн принял меня за прислугу, а я струхнул так, что не объяснил ему сразу, что к чему. Но меня утешало то, что сам великий Шаньон находился в таком подавленном состоянии после встречи с аборигенами, что написал: «Должен честно заявить, что, если бы у меня был какой-нибудь способ закончить исследования, сохранив при лицо, я сделал бы это немедленно».
На заднем крыльце (Джилли называла его «свиной угол») я нашел бинокль, который висел на крючке, и несколько раз в день впирал взор в горизонт, надеясь вновь увидеть этих удивительных детей верхом на лошадях. Они полностью захватили мое воображение. Вблизи нашего домика постоянно появлялись какие-то люди. В одно прекрасное утро я был разбужен лаем своры пятнистых английских гончих (их было не меньше пятидесяти), за которыми ехало такое же количество всадников – мужчин и женщин. Большинство было одето в красные куртки и цилиндры. Они во весь опор гнались за лисой, которая, видимо, бежала впереди. Но когда я поднес бинокль к своим заспанным глазам, они уже ускакали слишком далеко, и их лица разглядеть было невозможно. Даже не знаю, чтобы такое я мог сказать, чтобы они остановились и обратили на меня внимание.
Почему же меня не заинтересовало племя Джилли? Теперь я знал, что ее отец был главным молочником на ферме Осборна, а мать служила горничной в его доме. А что, если бы у нее тоже был «Порше»? Если бы она умела выпускать кольца из дыма, сидя верхом на лошади? Совсем недавно мне пришлось признаться себе в том, что я – патологический лжец. Но мне не хотелось считать себя еще и прирожденным снобом! Поэтому я внушал себе, что мой интерес к Джилли никогда бы не угас, если бы ее бойфренд не угрожал убить меня. Впрочем, мой интерес угас не настолько, чтобы я прекратил наблюдать за тем, как она в расхристанном виде убирает в нашем доме Каждый день я высматривал этих избалованных детишек, а ночью, ложась спать, так их и не увидев, с жаром уверял себя, что «контакт» невозможен. Не исключено, что наша встреча – это вообще галлюцинация. Я чувствовал себя жалким неудачником. Неужели мне никогда не узнать, откуда у Майи шрам, не прокатиться с дистрофиком на его «Порше», не увидеть, какого размера голова у сестры Аманды и не познакомиться с Брюсом и его нигерийской подружкой по имени Коко?! Трудно сказать, что меня угнетало больше: то ли желание быть принятым в их кружок, то ли уверенность в том, что этого никогда не случится.
7
Гостевой домик, ставший для меня тюрьмой, окружали пятьдесят акров кукурузы. Со времени нашего приезда она выросла на целый фут, не меньше. Мне казалось, что между мной и настоящей жизнью, в которой мне не было места, воздвигалась большая зеленая стена.
– А почему ты ездишь на собрания алкоголиков аж в Морристаун? – Дорога в один конец занимала сорок пять минут. У мамы были только «ученические» водительские права, и она боялась, что ее арестуют.
Мама уже сняла спортивный костюм, надела лимонно-желтую трикотажную двойку и теперь стояла перед зеркалом, любуясь на свое отражение. В Нью-Йорке она бы в жизни ее не нацепила. Даже если бы готовилась выбивать деньги из родителей.
– Мне легче делиться своими проблемами с незнакомыми людьми. – Самое удивительное – это то, что маме вроде бы нравилось, как она сейчас выглядит. Глядя в зеркало, она хитро улыбалась. Я старался быть милым… до поры до времени. Но ей явно не понравилось, с каким выражением я сказал:
– Тебя ведь никто в Флейвалле не знает.
– Ну, а когда узнают? Я бы предпочла, чтобы они услышали о моих проблемах от меня самой, чем…
– А мне-то казалось, что главный принцип работы Общества анонимных алкоголиков – анонимность.
– Люди разные бывают. – Единственный человек, которого я знал более-менее хорошо, была она сама. И то – в последнее время меня стали одолевать сомнения в том, что это действительно так.
– То есть теперь мы будем всем говорить правду? – Вы бы знали, как мне понравилась эта идея! Как и большинство заядлых врунов, я вовсе не гордился своими выдумками.
– Когда-нибудь скажем. – Мама перестала пялиться в зеркало и повернулась ко мне: – Я хочу, чтобы у нас началась новая жизнь.
